В августе 2008 года Россия одержала еще одну победу, находясь на грани «сползания в катастрофу» (термин известного российского геополитика, ныне покойного Вадима Цымбурского) – военную, политическую, международно-правовую.

Неудача кампании по оказанию помощи подвергшейся нападению Южной Осетии означала бы не только победу Михаила Саакашвили и его режима, но и провал позиций России в и без того кризисном северокавказском регионе, потерю значительной части влияния и авторитета в странах СНГ, и шире – начало возможной международной изоляции. Но военно-политическая слабость Грузии вкупе с решительными действиями российской армии и мужеством югоосетинских сил самообороны сделали успех России в конфликте возможным.

Россия продемонстрировала cравнительно ограниченную способность к политической мобилизации в случае экстремальной ситуации, выиграв за счет грамотных действий отдельных сегментов военной машины, готовых действовать в нестандартных условиях. По мнению военных специалистов, готовность соединений 58-ой армии (наиболее боеспособной в составе российских Вооруженных Сил) к наступлению оказалась недостаточной, и только отдельные подразделения (включая сюда бойцов батальона спецназа ГРУ МО РФ «Восток» под командованием опального ныне Героя России полковника Сулима Ямадаева), продемонстрировав инициативу и отменную боевую выучку, решили исход марш-броска российских войск через Рокский перевал и боев за Цхинвали.

Россия уж точно оказалась не готова к идеологическому и пропагандистскому противостоянию информационной атаке, которую вели против нее в начале и некоторое время после проведения военной операции в Южной Осетии многие западные СМИ (изначально имея при этом более выгодную моральную и политическую позицию, нежели развязавший войну режим Саакашвили). Как отметила позднее «Нью Йорк таймс», «Россия, потерпев поражение в наземной войне, проиграла в медиа-противостоянии»; действительно, официальные российские спичрайтеры и «спиндоктора» заметно уступали неформальному конгломерату западных СМИ, спешивших представить Россию виновником войны и агрессором против суверенной Грузии. И только изменение позиции американского истеблишмента и СМИ через несколько недель после окончания конфликта постепенно привело к свертыванию пропагандистской кампании против России.

Россия впервые с 1990-х годов поддержала своих союзников и протеже за пределами своих границ не риторически (с последующей сдачей позиций, как в случае с той же Сербией в 1999 году), что заметно подняло ее авторитет не только среди кавказских народов, но и среди «униженных и оскорбленных» во всем мире. Россию активно поддержали не только население Северного Кавказа, но и такая влиятельная организация северокавказской диаспоры, как Конгресс черкесского народа.

Россия впервые нарушила монополию Запада на «гуманитарные интервенции» и на толкование норм международного права в своих интересах – совершив операцию по «принуждению к миру» в целях защиты своих граждан, подвергшихся угрозе этноцида. Предпосылки для этого создали злоупотребления этим правом со стороны самих стран Запада – как в случае с «гуманитарными» бомбардировками Югославии в 1999 году, так и не вполне сочетающееся с нормами международного права признание независимости Косова в 2008 году.

Конфликт вокруг Южной Осетии обнаружил еще целый ряд важных закономерностей. Страны Запада и их политические элиты, в частности, продемонстрировали свою недостаточную «монолитность» – с самого начала среди представителей правящего класса ведущих стран Запада и отражающих их СМИ не было единства относительно линии в отношении России – курс на изоляцию поддерживали немногие страны, не определявшие повестку дня. И если американский политический «бомонд» изначально был весьма критично настроен по отношению к действиям России, то политические лидеры Франции, Италии и Бельгии заняли более взвешенную и отстраненную позицию, что позволило тому же Николя Саркози (и в меньшей степени Сильвио Берлускони) выступить в роли «арбитра и посредника» при его урегулировании, смягчая впоследствии атаки на России ряда стран бывшего «Восточного блока» в рамках ПАСЕ.

Позиции политического руководства и элиты Германии в отношении «южно-осетинского кризиса» также выглядели неоднозначными: если федеральный канцлер Ангела Меркель подвергла критике действия Москвы, то глава МИД Вальтер Штайнмайер занял более взвешенную и осторожную позицию, а экс-канцлер Герхард Шредер осудил действия руководства Грузии, определив именно ее в качестве агрессора в конфликте.

В конечном итоге, после недель и месяцев «бури и натиска», Запад пришел к «усеченному» компромиссу с Россией. Ни экстренный саммит Евросоюза от 1 сентября 2008 года, ни ПАСЕ не приняли Отказываясь легитимировать итоги «пятидневной войны» (и прежде всего признать поддержанную Россией независимость Южной Осетии и Абхазии, которая) и побуждая российскую сторону четко выполнять все пункты «плана Медведева-Саркози», Запад не пошел не только на изоляцию, но даже на сколько-нибудь ощутимые санкции в отношении Москвы. Линия на долгосрочное партнерство с Россией, пусть и не столь близкое, как раньше, в итоге возобладала.

Еще одним политическим «дивидендом» России стало ослабление позиций ряда не слишком дружественных по отношению к России режимов в странах СНГ, замедлился их путь к вступлению в НАТО Украины и прежде всего Грузии, что признал в своем недавнем интервью сам Михаил Саакашвили. Президент Украины Виктор Ющенко активно поддержал в августовском конфликте грузинскую сторону, то его сподвижница по «оранжевой коалиции» заняла «нейтральную» позицию, а Виктор Янукович и вовсе отметился пророссийским заявлением.

Политико-правая коллизия, возникшая после признания руководством ряда стран Запада независимости Косова, была умело использован Россией в ее собственных целях, что стало своеобразным приложением принципов «Real politik» к российской внешней политике.

Многие эксперты отмечают неоднозначный характер последствий «пятилетней войны» для внутриполитической ситуации в самой России. В то же время Россия, признав независимость Абхазии и Южной Осетии, не столько актуализировала угрозу сепаратизма внутри себя самой, сколько уменьшила угрозу его детонации на том же Северном Кавказе, где в случае неудачи военной кампании мог резко актуализироваться не только «черкесский», но и «осетинский» фактор. Активно поддержав в конфликте Цхинвали, Россия сумела этого избежать.

Таким образом, Россия одержала год назад хотя и очевидную, но всего лишь тактическую победу, которая могла бы иметь устойчивые позитивные последствия лишь в случае выдвижения и обоснования Россией качественно новой стратегии внешней политики, которая на сегодняшний день пока отсутствует. Если таковая не будет выработана в ближайшее время, «тактические успехи» так и останутся «тактическими».