Тревожный год 2004: он вернул нам русскую историю.

На самом деле, ее не было на своем посту уже довольно долго. Сначала Суслов, этот коммунистический Фукуяма, приучил несколько выросших в медленном мире поколений к выцветшей, но такой мягкой ткани прогресса и гуманизма, к привычкам стариковского своего бытия, в котором ничего уже не происходит. Затем пришли потрясения, капитализм, перевороты, отложенная судьба - но и то все было как-то понарошку, внеисторично, несколько не по-русски. Просто потому, что в сюжетах этих не было главного: самодостаточного, вечного государства. И вот оно вернулось.

Будем честны: русскую историю создает только и исключительно государство. Так уж сложилось, что в России нет ничего, кроме власти. Власти и зависимых от нее антивластных, "отрицательных" движений. Русские до сих пор не существуют как нация, и потому не образовывают диаспоры, неуспешны в гражданской самоорганизации любого рода, и даже революция в России есть лишь отчаянное центробежное движение "от" государственной машины, неизбежно оканчивающееся новым, центростремительно-чугунным "за". Так было очень долго, и конец двадцатого века пришелся на очередной распад этого горе-устройства. За счет передышки мы очевидным образом разбаловались. Мы отвыкли от неуклюжих, но таких неотвратимых движений возрождающегося государственного механизма за все то время, пока этот Терминатор отдыхал в луже из собственных осколков. Однако нам придется вспомнить его тяжелый шаг.

Только не нужно поэтически-разочарованной позы: все это, дескать, история, данная нам в романтических легендах, а здесь банальный гоголевский чиновник Путин, вместе с байкальскими своими финансами... То оптический обман. Наблюдателям 1920-х Сталин тоже казался прежде всего посредственностью, да и про Николая Первого Пушкин бросил презрительное: не Петр, но прапорщик. Всякая эпоха видится сначала сниженной, и только затем - роковой, и потому не стоит высокомерно игнорировать тот провал на сгнившей лестнице, в черноту которого мы так изящно скользим на протяжении тоскливого 2004-го. Взглянем лучше на логическую цепочку событий.

Начало года: похмелье после выборов в Госдуму. Оппозиция, которая, что твои Бурбоны, ничего не забыла, но и ничему не научилась. Унылая риторика КПРФ с их покрытым слоем пыли "трудовым народом" и "коммунистами, истинными патриотами" - а в противовес им альтернативная комедия Немцова и шахматиста Каспарова, что сражаются с кровавым чекизмом до самой последней полосы Wall Street Journal. Итог балагана: банкротство всех протестующих. Теперь государство единственный парламентский игрок, и может позволить себе даже дублировать свои мнимости, для этого Общественная палата. Далее март - шутовские "невыборы" президента, позорное выдвижение Харитонова, Глазьева и Хакамады (какой-то смысл мог быть только в бойкоте), призванное лишь выставить набор соответствующих идеологий в идиотском виде перед мудрым взором вынужденного проходить через плебисцит Государя. "Отпиарились". А результат все тот же: теперь не только Дума, но и все русские политики по отдельности расписались в профнепригодности в строгой тетрадочке Власти.

Летом русская история стала еще ближе: нацболы захватили Минздрав. Общество пока еще не вспомнило правильное слово - народовольцы! - но кошмарный приговор уже вернул на положенное место причинно-следственную связь: годы заключения увеличиваются в зависимости от количества этажей, которые имел несчастье пролететь выброшенный из окна портрет самодержца. Показательно, что НБП не было приглашено на два убогих декабрьских полит-конгресса (что демократов, что патриотов) - ведь существующих в историческом времени живых людей не жалуют актеры погорелого театра. Тем не менее, именно историю с Миндзравом, а вовсе не театральные завывания Рогозина и "Комитета 2008" придется запомнить. Такие смешные, наивные, нахальные, неправильные национал-большевики - оказались единственными, пусть и стихийными, но оппонентами монструозного Государственного Строительства. Субъектами трудной политики, а не капризно-ломающимися ее объектами.

На повороте к осени был Беслан. Катастрофическим здесь было не только то, о чем не имеет смысла писать, но и та обреченность, с которой "общественность" проглотила абсурдную, хармсианскую реакцию Путина на случившееся - его эдикт о назначении губернаторов. Связанный с перекачиванием денег из регионального бюджета в федеральный и классическим страхом бунта тезис "Давайте назначать губернаторов" в ответ на такой теракт - то же, что классическое, обэриутское предложение - "Господа! Давайте пить уксус!". И ведь покорно выпили. Немыслимая даже в условиях "кровавого бушизма" идея назначать губернаторов после 11 сентября - в России оказалась возможной, логичной во всеоружии своей дикости. Бюрократия генетически стремится стать самодостаточной, замкнутой на себе, и неважно, на пользу ей пойдет такое стремление, или же ляжет в основание катастрофы. В любом случае, она так устроена и не может иначе.

А к концу года начались дни Турбиных. Украина, заведомо обреченная борьба за которую была выдержана в каноническом стиле Николая Палкина - "Седлайте коней, господа, в Киеве революция". Важно тут то, что Кремль по определению не мог принять никаких аргументов касательно возможной полезности Ющенко или вредности Януковича - ибо власть, пусть даже к явному собственному ущербу, могла настаивать только на принципиальной несменяемости любого режима как такового. Это было нужно как символ, и охранительная символика начисто забивала всякий практический "базис" - точно так же, как никакая выгода не могла перевесить пламенной любви Николая к "Священному Союзу" лукавых европейских монархов. Все доводы "геополитической" пользы разбились о животный страх перед любыми, даже бесконечно виртуальными Изменениями.

И уже в самом конце декабря - 125-летний юбилей Сталина, замечательно совпавший с законодательной отменой 7 ноября. Сталина, раз и навсегда персонифицировавшего в России Государство, готовое принять любой окрас, метод, язык, лишь бы разрастаться и подменять собой все прочие субъекты истории. По сути, Сталин - это и есть нетронутая временем Единая Россия, которой все равно, лимоны или яблоки, бухаринцы или троцкисты, западники или славянофилы - всех сожрет в свое время. Год закончился чудесным грузином, потому что только его тень может появиться в точке окончательной дискредитации всех партий, всех сторон. Тень и пришла - тюремные послания олигарха хорошо бы смотрелись в одной книге с аналогичными текстами почти 70-летней давности. Так что триумф возвращения русской истории - и есть одинокий сталинский удар, по счастью загробный. Но что теперь? Каков сухой остаток, оставленный нам сгрызшими хваленую "стабильность" мышами, выбежавшими, почти по классику, из русской истории?

Придется понять, что все имеющиеся в наличии идеологии, взятые по отдельности, полностью потеряли сейчас свою актуальность. Россия 2005 года, это "государство ради государства", не обрадует никого национал-либерализмом - потому что "реформаторы" утратили полномочия шептать на ухо "просвещенному диктатору". Не будет и торжества консерватизма, национал-патриотизма любой марки - хотя бы потому, что он предполагает примат имперского величия над административным, а Путин во имя сохранения последнего пожертвует, к огорчению реакционеров, и Курилами, и Донецком, и Калининградом. Невозможен и социализм - поскольку всякие его разновидности, кроме уже виденного нами формата "молчать и не рассуждать!" требуют классовой активности на почве состоявшегося уже буржуазного общества, до которого нам еще дай Бог дожить. Само собой, не состоится и ультралиберальная западническая мечта о колониальной провинции под гостеприимной эгидой Запада - тот самый "Запад", данный нам в ощущениях, а не в иллюзиях, вовсе не жаждет принимать на довольствие несколько миллионов мечтателей и все остальное население впридачу, так что - прощай, Немцов.

Существенно теперь только одно - социальный и классовый мир в общей борьбе против наступающего на нас Начальства. Против всепожирающего русского этатизма, который, уничтожая до поры до времени отдельные от него сущности, в конце концов дойдет до точки крайнего ничтожества и погубит себя сам, отправив Россию на уже необратимый круг анархии и распада, в сравнении с которым отречение на станции Дно и Беловежские соглашения покажутся скромной прелюдией. Но и бороться с этим начальственным прессом нужно так, чтобы не продублировать этот сценарий самим - не оказаться в конце концов на "Чеченско-Китайских Спорных Территориях", в середине которых удерживается уже не "кровавый путинский", а настоящий фашистский режим а ля воюющие Балканы.

Помочь на развилке окончательной атомизации и нового этатизма может только одно: отчаянная, без всякой уже особенной надежды, социальная активность по принципу "некуда отступать". И действительное значение "гражданского общества" в этой борьбе России еще предстоит уяснить. Ведь настоящее "гр. об." - не созданное для оппонирования начальству либеральное изделие, пребывающее где-то отчужденно от власти, в позе критикующего. Такому "гробу" будет рад и Путин. Напротив, оно само и становится властью, коль скоро вообще возникает - и властью, кстати сказать, не менее суровой - ранняя история Америки тому пример. Жильцы осажденного "инвесторами" дома, штурмующие здание правительства в Карачаево-Черкесии горцы, льготники, радушно приглашенные лечиться на "монетизированные" 150 рублей, рассерженный грядущим "контролем интернета" московский средний класс, лишенные отстрочек от армии студенты... конец режиму может быть положен только людьми, которым есть что терять, а вовсе не "пролетариатом", лишенным всего, кроме цепи, на которой его и держат. Украина тому хороший пример.

Такого рода восстания в России еще никогда не было - не бунта-прыжка в анархическую пропасть с тем, чтобы вынырнуть в новой деспотии, но "хозяйственного" протеста в стиле "над пропастью в ножи". Не было потому, что всякая сильная власть исторически приманивала к себе патернализмом, мифическим теплом небольших подачек народу и "сталинских телефонных звонков" интеллигенции - приманивала, и тем самым разобщала, оставляя в оппозиции только непримиримых. Нынешние же властители этого избыточного "благодушия" лишены. Но от высшего пика патернализма, позднего СССР, Путину достались: разваливающаяся инфраструктура, которую новое издание Государства не готово брать на себя, да еще оставленные на самопопечение люди, которые не смирятся с новой, совсем уж оригинальной концепцией диктатуры - уже не "царь накажет, царь спасет", а "умри ты сегодня, а я завтра".

Конечно же, нечего и мечтать о том, чтобы среди недовольных нашелся русский Гарибальди, Джефферсон или Боливар, национал-демократический революционер и одновременно легитимизатор. Но другого пути все равно нет - в противном случае все то недолгое время, что останется до физического конца России, ей так и будет заправлять непоправимо деградировавшее, глухое и самодовольное, но зато проросшее прямо из исторических слоев почвы, широкое лицом Начальство.