В течение почти двух десятилетий Европейский Союз (ЕС) и Россия (в том числе и в бытность свою частью Советского Союза) – искали подходящую политическую форму для официального оформления своих отношений. Конечно, можно предложить соответсвующий духу современного постмодернизма с его «течениями» и «пространствами» формат некоторого функционалистского интегративного процесса, опирающегося на ограниченное признание взаимозависимости. Однако отсутствие более ясной концепции или стратегии отношений нивелирует даже ограниченные успехи в этой отрасли и наделяет восприятие российско-европейского взаимодействия признаками перманентными кризиса. Если можно допустить путешествие без знания конечной точки маршрута, то ситуация, когда не установленными остаются базовые принципы отношений между путешественниками, представляется не вполне нормальной. Запад всегда исходил из гипотезы своего превосходства, применялась модель «опекуна», в которой России отводилась роль «ученика». Восток же демонстрировал упорное нежелание смириться со статусом подчиненного, даже, несмотря на признание Россией факта своей долговременной трансформации. Несовместимость же подобных позиций вызывает почти перманентный кризис в отношениях между Россией и Евросоюзом.

Однако существует целый ряд факторов, сближающий стороны: Россия и ЕС не только делят общее геополитическое пространство, бесчисленные культурные, геополитические и экономические отношения объединяют их в единое «предначертанное судьбой» сообщество (community of fate). С одной стороны, ЕС проводил ошибочную политику, относясь к России так же, как и к любому другому государству-кандидату [на вступление в ЕС], применяя к России классическую европейскую стратегию выдвижения условий. С другой стороны, ЕС активно (в том числе и материально) поддерживал образовательные и иные реформы внутри России, что воспринималось обеими сторонами как попытка воплотить в жизнь «предначертанное судьбой» сообщество. При этом российское политическое руководство неоднократно признавало недостатки своих законодательных, социальных и прочих инициатив, приветствуя поддержку извне. Однако идея о том, что платой за европейскую помощь должно стать политическое подчинение России вызывала у российского руководства мощное противодействие.

Несмотря на вполне серьезные предпосылки долгосрочных взаимовыгодных отношений между Россией и ЕС, пока такая модель не найдена. Необходимо учитывать, что стабильный и плодотворный базис отношений России и ЕС может быть сформирован лишь при очень смелом политическом воображении (подобного тому, что некогда породило организации-предшественники ЕС). Одной из возможных моделей вполне мог бы стать Евразийский (или Паневропейский) Союз, аналог более раннего Западноевропейского экономического сообщества (West European Common Market) во главе с наднациональной Комиссией, которая бы регулировала энергетические и прочие отношения. Далее, благодаря классическому неофункционалистскому процессу «перетекания», можно было бы постепенно заложить основы отношений ответственности и доверия на территории Евразии – от Атлантического до Тихоокеанского побережья. В такую политическую модель можно было бы «упаковать» инициативы М. Горбачева об «Общеевропейском доме» и паневропейские амбиции президентов Франции Ф. Миттерана и Н. Саркози. Политическая программа такого союза должна быть четко сформулирована на самом начальном этапе. Подобно ЕС такой Союз вполне мог бы стать миротворческим проектом, способным предотвратить возможную войну, вновь угрожающую нашему общему континенту. Однако сегодня, в эпоху названной кем-то «новой эпохой хаоса», к сожалению, работает обратная тенденция, и вероятность вооруженного противостояния весьма высока.

Именно в данном контексте идеи, выдвинутые Т. Бордачевым, оказываются очень кстати. В своих работах он, основываясь на давней идее С. Караганова, о том, что российско-европейские отношения требуется подкрепить некоторым стратегическим видением, полагает, что в качестве последнего вполне могла бы выступить модель «стратегического альянса»[1]. С точки зрения Т. Бордачева, отношения, сложившиеся к 2004 году, ухудшились и достигли состояния «мирного сосуществования». Проблема в том, что эти отношения изначально были основаны на конкуренции, поэтому задача заключалась не в создании политических рамок взаимозависимости, а в регулировании конфликта. В противовес такому подходу Т. Бордачев настаивает на необходимости выхода сторон на «фундаментально новый уровень доверия». Он полагает, что историческое разделение Европы сможет быть преодолено лишь если «Россия и ЕС сформируют альянс, по-настоящему ориентированный на будущее». Такой альянс мог бы быть основан на взаимных потребностях, ведь ЕС объективно «нуждается в России экономически и политически для продвижения своих интересов на международной арене», тогда как Россия, столкнувшаяся со «сложным геополитическим окружением», также нуждается в ЕС[2]. Таким образом, «великая сделка» просто необходима для того, чтобы поставить отношения России и Евросоюза на прочную основу, которая в долгосрочной перспективе могла бы создать «международный режим» от Ирландии до Владивостока, «существующий в соответствии с едиными нормами и правилами». Это могла бы быть система, основанная на «межправительственном сотрудничестве», способном придать Евразии «структурную стабильность»[3].

Это предложение одновременно является и смелым, и робким. Смелым потому, что Т. Бордачев умело встраивается в нынешнюю систему конкурентных отношений и внутри этой системы пытается найти эффективный способ управления современным евразийским международным порядком, что предполагает, что основные игроки - государства ЕС полностью сохранят свой суверенитет. Технически это действительно так, но всем очевидно, что ЕС представляет собой систему коллективного объединенного суверенитета. И тут Т. Бордачев излишне робок: в конечном счете, единственной жизнеспособной формой отношений между Россией и ЕС будет та, что сможет нарушить существующий status quo. Стратегический альянс мог бы стать первым шагом, но для формирования полноценных отношений нужно понимать необходимость визионерского идеализма, благодаря которому и были заложены основания для ЕС. Ставки тут крайне высокие: если ЕС был создан для удержания Франции и Германии от новой войны, то Евразийский Союз должен стать гарантией того, что существующий сегодня холодный мир побежден. У нас уже был опыт двадцатилетнего существования в условиях холодного мира между двумя мировыми войнами XX века, и мы знаем, чем все это кончились.

Но большая сделка в современных условиях кажется неправдоподобной, поскольку обе стороны пока безальтернативно находятся в формате «сосуществования». Необходима дискуссия, направленная на укрепление понимания опасности парадигмы конкуренции, усиливающейся в Евразии. Кстати, начавшаяся программа «Восточное партнерство» –один из признаков разделения континента. Мы нуждаемся сегодня не столько в большой сделке, сколько в большом визионерском проекте – создание Евразийского Союза. Этот Союз должен иметь Комиссию, полномочия которой поначалу будут относительно скромными, но она должна инициировать наднациональное взаимодействие. Межгосударственные соглашения полезны, но гениальность Жанна Моннэ и отцов-основателей Европы свидетельствует о том, что одного этого недостаточно. Накопление и сохранение суверенитета – понятный процесс, но требуется и контрдинамика, которая бы препятствовала скатыванию континента в новую войну.

* * *

[1] Тимофей Бордачев, «По направлению к стратегическому альянсу», журнал «Россия в глобальной политике», том 4 , № 2, апрель-июнь 2006 г., стр.

[2] Тимофей Бордачев, «По направлению к стратегическому альянсу», стр. 113

[3] Тимофей Бордачев, «Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами 21-го века: возможности «большой сделки» (Москва, Европа, 2009) стр.18.