От редакции. Андрей Хохлов – российский политолог и социолог, кандидат социологических наук, генеральный директор центра «Новая политика» (создан в 2004 году группой политологов, журналистов, социологов и специалистов по организации и проведению избирательных кампаний). В прошлом руководитель управления по связям с общественностью партии «Справедливая Россия». Руководитель экспертного центра Института «Справедливый мир» (президент института – председатель Совета Федерации РФ и лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов).

* * *

Некоторые мифы в истории человечества обнаруживают удивительную живучесть, даже оказывая значительное влияние и на сегодняшние политические искания. Миф, как писал Леви-Стросс, ускользает от рационализации, но часто проявляется в форме научной максимы или псевдоочевидного императива.

К таким древним заблуждениям относится представление об особой функции в жизни общества и политии «мыслящего класса», корнями восходящее по меньшей мере к Платону. Но и в нынешней России попытки наделить интеллектуалов эксклюзивной субъектностью и правом определять содержание политических решений через диалог с властью остаются актуальной темой современного экспертного дискурса.

Здесь важны не столько сами причины воспроизводства данного заблуждения, сколько влияние, какое оно оказывает на политические практики. В зависимости от целей властной группы и критериев «нормальности» состояния общественных и политических институтов результаты могут быть как отрицательными, так и вполне позитивными. В самом деле, утверждение, что трава – красная, не изменит природу растительного мира, но может – в случае гипотетической политизации данного высказывания – привести к истреблению всех, кто считает иначе, либо обеспечить идеальные условия для садоводства и селекционеров.

Эту же логику уместно применить и в рассуждениях о судьбе политической модернизации, затеваемой российскими провластными группами.

* * *

Вопрос о субъекте социальных, политических и, вероятно, институциональных изменений с неизбежностью упирается в «молчание» стратегических элит Российской Федерации. Собственно, конституирование социальной (и, разумеется, электоральной!) базы чаемых перемен произойдет лишь тогда, когда властные группы внятно заявят о своей политической позиции по основным системообразующим направлениям общественного и государственного развития. Речь идет о формировании внятного и не допускающего произвольных интерпретаций идеологического фрейма, в рамках которого «мыслящий класс» будет самоопределяться. В истории послевоенной Европы сделанный властью идеологический выбор в пользу либерализма и социал-демократии привлек к реформам средние слои граждан. Именно таким путем европейская модернизация смогла обеспечить себе массовую поддержку и «подарила» гражданам тридцать лет всеобщего благосостояния.

В России, как когда-то в Европе, многие, включая членов Цеха политической критики, возлагают надежды на образованную молодежь. Однако проблема заключается в том, что условия, при которых молодые люди могли бы «работать на державу», в настоящее время отсутствуют. Речь не только о материальных факторах, но, прежде всего, о мотивированности российского научного сословия.

Во-первых, сегодня наука уже не скована политическими границами: ученые включены в глобальную систему разделения научного труда. Разумеется, любой молодой человек, занимающийся наукой, предпочтет реализовать свой талант за рубежом, а не заниматься мало ценимой работой на периферии научного мира. Во-вторых, масштаб политической повестки дня в России становится все меньше. А ведь эмоциональная вовлеченность в «Большой проект» остается важнейшим мотивационным фактором в нашем обществе. В-третьих, существующие сегодня форматы не годятся для сложных гуманитарных задач. Если техническую интеллигенцию теоретически еще можно организационно объединить конкретной целью (например, построить марсоход), то производство гуманитарного знания требует предварительной открытой и жесткой общественно-политической дискуссии. Впрочем, даже серьезные инженерные проблемы решаются не в «шарашках», а в крупных научно-производственных центрах международного уровня.

Наконец, немаловажным фактором, ограничивающим возможности комплексной модернизации, является низкий уровень доверия к интеллектуальному труду. Под сомнение ставится даже необходимость учитывать мнения ученых. Неслучайно многие чиновники еще грезят о «фабриках знаний», подчиненных министерствам и ведомствам. Именно госбюрократия считается в России субъектом модернизации. Поэтому взаимодействие интеллектуальных групп с госаппаратом происходит лишь в форме гуманитарного сервиса в целях сохранения лица участников этого процесса, гордо именуемых «экспертной поддержкой».

Все прочие формы участия интеллектуалов в политической жизни страны, с точки зрения отечественной бюрократии, не вполне легитимны. Вряд ли кто-то сможет навскидку назвать 5–10 независимых экспертно-аналитических площадок, которые активно вовлечены в процесс выработки политической стратегии. Между тем наиболее сложные социальные вопросы на Западе решаются при непосредственном участии интеллектуальных сообществ, многие из которых занимают по отношению к правящим группам критическую позицию. Подобная практика отлично себя зарекомендовала во всех сложноорганизованных обществах, развивающих демократические традиции. В конце «нулевых» даже те страны, в которых авторитарные стратегии являются чуть ли не частью национальной культуры (Индонезия, Пакистан, Нигерия), выбирают для себя модель евродемократии. Весьма прискорбно, что у нас предложения использовать ту же модель считаются чуть ли предательством национальных интересов.

* * *

Превращение идеи комплексной модернизации страны в реальность, принимаемую активными группами граждан за собственную социальную миссию, может быть решена только классическими средствами: обеспечением свободного обмена идеями и ценностями – расширением демократических свобод и изменением масштаба актуальных политических целей, выходящих за узкие рамки интересов бюрократии и клиентельной политики.

Собственно интеллектуальная поддержка модернизации может быть обеспечена различными группами молодых ученых при условии, что власть спокойно воспримет высокий уровень критичности в отношении наличных политических практик и признает право интеллектуалов на определенную автономию от конформистских взглядов политического большинства.

Поддержка модернизации должна исходить не от мифического «интеллектуального класса», она зарождается не в «университетской среде», которая далека от хитросплетений «реальной политики», но является результатом сложных и часто конфликтных взаимодействий самых различных экспертных площадок. Разумеется, все это возможно только в том случае, если развитие прежних и появление новых независимых от воли «начальствующего субъекта» мозговых центров будет поощряться всей властной вертикалью.

Создание больших междисциплинарных и тематических научных сетей, призванных улавливать актуальные угрозы и предлагать реалистичные меры по их устранению, – задача, вполне решаемая в формате российской «санкционированной демократии». Выполнение более серьезных и масштабных задач потребует глобальных изменений всей доставшейся в наследие от СССР политической культуры.

Соответственно и «сервисные» подходы в отношениях «власть – интеллектуалы» постепенно отойдут в тень большой политики, уступив место гласной критической поддержке политической системы. Эта простая, европейская, перспектива вполне соответствует стратегиям развития демократии во всех странах, переживших катастрофические всплески разнообразных авторитарных модернизаций, от Чили до Индонезии. И там, где критический настрой интеллектуальных сообществ оказался интегрирован в практику выработки демократического консенсуса, наблюдался ощутимый прогресс во всех сферах общественной и политической деятельности. Думается, что Россия с ее научным и социальным потенциалом, также достойна лучшего, то есть европейского, будущего.