Меньше рынка и больше разума

Медведев был абсолютно прав, сказав 28 мая, что альтернативы модернизации не существует. Проблема в том, что ее не существовало уже четверть века назад: только реальная политика модернизационного прорыва была тогда подменена бессмысленными авантюрами перестройки и «рыночных реформ». К сожалению, и сегодня в политической элите страны достаточно много носителей идеи «Золотой рыбки»: как бы не делать прорыв самим, а создать такие «рыночные» условия и «инвестиционный климат», чтобы не ты проводил модернизацию, а пришел кто-нибудь и сделал все вместо тебя. Поэтому существует опасность, что и на этот раз реальный технологический прорыв подменят либо вторым изданием политики Горбачева, либо вторым изданием нелепостей Гайдара.

Объективно таким образом ни модернизации, ни прорыва осуществить невозможно. Невозможно это сделать по двум причинам.

Во-первых, реальная масштабная производственная реконструкция рыночно неокупаема. Не в том смысле, что ее нельзя окупить в принципе, а в том, что она, с точки зрения экономической выгоды, дает эффект через десятилетия. Национальное государство, осуществляя подобную реконструкцию, может ожидать окупаемостиочень долго, тем более что для него более важна не экономическая окупаемость, а социальные, технологические и политические ее последствия. Частный инвестор не может ждать столько времени, особенно при тех средствах, которые нужно вкладывать в данный процесс.

Во-вторых, основное богатство современного мира давно уже – не деньги, а технологии. По-настоящему в мире значим не тот, кто имеет банковские счета, а тот, кто имеет новейшие технологии. Технологии могут быть обращены в деньги сравнительно легко, а вот деньги в технологии обращаются с большим трудом. Если бы было не так, каждый, кто имеет деньги, имел бы новейшие технологии. Тем более их имели бы нефтедобывающие страны, частности, страны Ближнего Востока. Но все претензии, исходящие оттуда в сторону США с тем и связаны, что продавцам нефти в современном мире позволяют иметь много денег, но не позволяют иметь и создавать передовые технологии.

Медведев прав даже в большей степени, чем он, возможно, полагает: жить, основываясь лишь на нефтяных доходах, – бесперспективно. В общем, так можно прожить, не нищенствуя, хотя даже при самых высоких ценах на нефть в предкризисные годы Российская Федерация ни по уровню производства, ни по уровню жизни не догнала ни СССР, ни РСФСР даже перестроечного периода. По уровню благосостояния основной массы граждан она уступает даже уровню жизни граждан СССР 1960-х годов.

Но даже, «живя не нищенствуя», то есть заведомо лучше, чем в 1990-е годы, если не сменить тип производства, то от развитого мира Россия будет отставать все больше и больше. Отставать по развитию технологий. Отставать в сфере нового производства. Отставать в науке. Отставать в вооружениях. Последнее означает, что в какой-то момент страна не сможет защищать даже те ресурсы, которыми она торгует, и будет вынуждена отдавать их на чужих условиях либо вообще передать под контроль своих геополитических конкурентов.

Поэтому, конечно, верно то, что Медведев сказал, будто успокаиваться на основании роста цены на нефть – это безумие. Ее рост иллюзорен, он успокаивает нервы, расслабляет, но в результате лишает воли к действию, дает основания отложить задачи прорыва в неопределенность и вновь позволить себе расслабится и отдохнуть. С этой точки зрения, понятно и утверждение Президента о том, что 140 долларов за баррель – это катастрофа для России. Поскольку она лишает ее непосредственной мотивации для прорыва, делает прорыв как будто бы необязательным. Между тем, отсутствие прорыва обрекает страну на то, чтобы оставаться во втором эшелоне мировых игроков.

Отношение страны, имеющей нефть, и страны, имеющей технологии, это отношение индейцев Америки, имевших огромные запасы золота, и Испании, золота не имевшей, но выменявшей его на дешевые украшения и стекло. Правда, индейцы были отомщены: получив их золото, Испания перестала развиваться и сама стала аутсайдером Европы, уступив место тем, кто не имел золота, но имел шерсть и фабрики.

Утверждение Медведева верно. Но этого еще недостаточно. Наличие нефти и высокая цена на нее – это обладание деньгами, то есть наличие ресурсов для прорыва. Возникает парадокс: у тебя есть богатство, но это богатство как бы губит тебя, лишает стимула к развитию. Хотя именно это богатство то оружие, которое необходимо, чтобы материально обеспечить прорыв. Получается, что когда у тебя есть деньги на прорыв, ты оказываешься не заинтересован в том, чтобы этот прорыв осуществлять.

Но эта «блокада стимула» имеет место лишь тогда, когда субъект находится в узком горизонте экономического мышления даже не либерализма, а монетаризма: первый признает богатством сумму произведенных продуктов, второй – сумму накопленных сокровищ. Если твоя задача – иметь много денег, ты не заинтересован вкладывать имеющиеся средства в производство; если твоя задача – получить современное производство и быть технологической сверхдержавой, ты не хранишь накопленные сокровища и превращаешь их в новые отрасли производства.

Нефтяные сверхдоходы действительно лишают экономику инновационных стимулов, но лишь в условиях действия рыночной логики и рыночного мышления. Цена за баррель в 140 долларов, как совершенно правильно сказал Медведев, это катастрофа для российской экономки, но только при сохранении рыночных подходов и рыночной организации. И цена в 140 долларов за баррель оказывается благодеянием, подарком судьбы, как только рыночные утопии оказываются отброшенными.

Для технологического прорыва нужны следующие компоненты: сырье, которое у России есть, производственная база, еще сохранившаяся, но долженствующая быть во многом реконструирована, рабочие руки (они будут, если оплата труда будет адекватная), научно-технические и технологические идеи (отчасти они сохранились еще со старых времен). Сегодня эти идеи не востребованы, а база не производит новые не потому, что они несостоятельны, а потому, что их внедрение требует «долгих денег»: рыночно они реализованы быть не могут. Но они требуют опять-таки денег и адекватной оплаты труда специалистов.

Когда-то Джон Кеннеди после того, как СССР совершил прорыв в космическом направлении, сказал: «Мы не сможем противостоять Советам, если не создадим для своих интеллектуалов условий не худших, чем те, которые Советы создали для своих». Именно с этих слов началось приоритетное вложение денег в развитие науки и образования. Сегодня Медведев должен сказать: «Мы не осуществим модернизационный прорыв производства, если не создадим для наших специалистов в сферах науки, образования и производства условия лучшие, чем те, которые сегодня в них созданы в США». Тогда-то и станет ясно, что нужно сделать с деньгами от нефти по 140 и даже по 100 долларов за баррель.

Сырье, научные наработки, квалифицированные рабочие, специалисты и деньги. Но даже и все это не сработает, если логика экономического и производственного мышления останется рыночной. Она должна стать иной – созидательной и мобилизационной, потому что те, кто будет создавать новые производства в подобной ситуации, не станут создавать их «потому, что они принесут прибыль»: ждать-то долго. Владельцы средств не дадут под это деньги, а если деньги даст государство, их разворуют менеджеры и посредники. Ведь это быстрее и эффективнее, с точки зрения обеспечения «прибыли».

Нужны люди и система, которые создадут производство не потому, что «когда-нибудь они дадут прибыль». Медведев верно сказал, что возвращение к логике обещаний будущего благосостояния уже не работает. Нужны люди и система, которые создадут новое производство потому, что нужно создать новое производство, а деньги станут лишь необходимым инструментом в решении этой задачи.

Иначе страна не выживет. Время рынка ушло. А инвестиционного климата, при котором все миллиардеры мира бросятся создавать в России сверхпередовое производство, можно ждать сотни лет. Для прорыва нужно другое. Что? Воля. Разум.

       
Print version Распечатать