Культурная карта европейского лета давно уже не меняет своих очертаний. Франкоязычный мир – на фестивале в Авиньоне, англоязычный в Эдинбурге, немцы в Зальцбурге. Как всякое деление, это более чем условно. У меломанов нет языковых проблем, а оперы по-прежнему занимают важнейшее место на всех фестивалях. Да и прогресс позволяет выставлять титры сразу на двух языках, какие уж тут барьеры?

Зальцбург вне конкуренции по части нарядов, светских персонажей и остатков аристократии. Ну и, конечно, по разнообразию деятелей культуры. Тут тебе Том Стоппард выступает, там ставит Йосси Вилер, здесь дирижирует Пьер Булез, где-то поет Анита Нетребко…

Конечно, все время кто-нибудь болеет. Но замены мало чем ухудшают первоначальную афишу. Вместо Кариты Маттилы песни Берга исполняла вместе с Венским филармоническим Ангела Деноке. А в программе Марка Минковского и его фантастического оркестра «Музыканты Лувра-Гренобля» произошли сразу две замены, причем важные. Вместо заболевшего Яна Бостриджа и готовящейся стать матерью Кейт Руайяль в заключительном концерте гайлновского цикла, оратории Creation, пели тенор Тоби Спенс и сопрано Марита Солберг. И ничего: овации, вырастающие из аплодисментов.

Главным в Зальцбурге остаются оперы. В эпоху Караяна их ставили в унылой манере «вышел слева, спел, ушел вправо». После того как в Зальцбурге десять лет интендантствовал Жерар Мортье, вкусы местной публики переменились. Она полюбила сложный театр, полную аллюзий режиссуру и перестала чуждаться социальности на сцене. Одним из ярких примеров такого революционного взгляда на музыкальный театр стала премьера оперы Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви».

Холодное солнце марксизма

Впервые оперу Ноно показали в Милане в 1975 году. Поскольку автор был членом Итальянской компартии, либретто было посвящено судьбе пяти революционерок разных эпох, от Парижской коммуны до Вьетнамской войны и во многом состояло из цитат не только классиков литературы (от Артюра Рембо до Брехта), но и из классиков марксизма (включая Че Гевару). Скандал начался задолго до премьеры. Публика боялась, что все здание «Ла Скала» будет увешано красными флагами. Но, во-первых, спектакль шел на сцене Teatro lirico, во-вторых, режиссер и художник сделали постановку максимально абстрактной. Это были Юрий Любимов и Давид Боровский, и заполучить их в Милан стоило организаторам больших усилий.

Сейчас команда, работавшая над «Жарким солнцем», тоже состоит из ярких личностей. Инге Мецмахер – один из самых востребованных дирижеров Европы. Бывший генеральный музыкальный директор оперы Гамбурга и главный дирижер Амстердамской оперы руководит сейчас Радиосимфоническим оркестром Берлина и дирижирует в крупнейших театрах Европы. Среди его последних премьер – «Тристан и Изольда» в Цюрихе. Этой осенью Мецмахер выпускает уже вторую книгу о современной музыке. Среди его музыкальных деяний на поле современности – недавняя премьера новой оперы Хенце в Амстердаме и подготовка оперы Вольфганга Рима для того же Зальцбурга в 2010 году. А первое выступление Мецмахера на зальцбургском фестивале было связано как раз с концертным исполнением «Прометея» Ноно.

На этот раз Ноно не просто представлен оперой, но в каких-то мегаломанских масштабах. Всю огромную сцену Фельзенрайштуле (школа для верховой езды, давно переделанная под театр) занимают декорации, – это пять комнат, где живут пять героинь-революционерок. Но главное место на сцене занимает видеоэкран, причем фильм снимается и монтируется вживую прямо во время спектакля. Потому рядом с именем режиссера Кейти Митчелл и оркестром Венских филармоников в программке значится и имя Лео Уорнера. Он уже сделал шесть спектаклей с Митчелл, в основном в лондонском Национальном театре, где та работает. Их совместная кельнская постановка «Концерта по заявкам» получила приглашение на берлинские «Театральные встречи».

«Под жарким солнцем любви» доказывает, что совместный успех не случаен: это впечатляющее зрелище, в котором активную роль играет хор. Но все же порой складывается впечатление, будто перед нами киновечер, идущий под живую музыку. К тому же Митчелл сознательно ушла от изначальной политизированности оперы, сосредоточившись на психологическом аспекте. Во время интервью Мецмахер тоже не стремится актуализировать взгляды композитора. «Степень политизированности Ноно – это вопрос общественный, - считает дирижер. – Меня же интересовали в первую очередь эмоции, которые за идеями стоят».

Мецмахеру хорошо: «Интернационал» или «Дубинушка» и так цитируются в партитуре Ноно, так что с его стороны авторская позиция не пострадала. Но вот насколько взгляд Митчелл остается адекватным замыслу Ноно, вопрос открытый. Конечно, психология революционной борьбы – вещь крайне занимательная. Но если при этом выносить за скобки, кто и за что борется, то дело быстро клонится в сторону мыльной оперы. Впрочем, у салонного марксизма такой составляющей еще не было.

Алиса повзрослела и здесь больше не живет

На последних фестивалях программа драматического театра Young Directors Project («Проект молодых режиссеров») пользуется успехом. В прошлом году, например, немало критического яду досталось талантливому театру из норвежского Бергена. Причем корили его в основном по политическим причинам. В неофициальную столицу крупной европейской буржуазии тот привез «Приговор» Бертольта Брехта – пьесу настолько радикальную и прокоммунистическую, что сам драматург в последние годы своей жизни, а затем и его наследники долгое время не давали никому разрешения на ее постановку.

В этом году программа не столь провокативна в политическом отношении, зато интересна в художественном плане. Конечно, от «Алисы в стране чудес» трудно ждать злободневности и актуальности, но ведь любим мы Кэррола не за это?

31-летний венгерский режиссер Виктор Бодо отказался от буквальной инсценировки хрестоматийного текста, и тем спас сказку, а с нею и спектакль. Вместе с актерами драмтеатра из австрийского Граца он поставил «Алису» не столько для детей, сколько для взрослых, – и получилась удивительная двухчасовая история о том, как неприятно лишиться привычных ориентиров в жизни. Страшнее же всего оказывается потеря собственного имени – не зря отождествление себя с Мэри-Анн сродни диагнозу, а сама Алиса (ее играет Андреа Венцль, а еще семь занятых в спектакле актеров исполняют всех остальных персонажей Кэррола) к концу спектакля выглядит не только потерянной, но и повзрослевшей.

Еще радикальнее жест Себастьяна Нюблинга. В «Юдифи» немецкий режиссер «скрестил» ораторию Вивальди и пьесу немецкого классика XIX века Фридриха Геббеля. Добавил сюда монолог о современности и фриджаза – получилась гремучая смесь, послевкусие от которой долгое и, надо сказать, хорошее. Политика предстает здесь не только средством осуществления собственных амбиций, но и возможностью для мести, причем для Юдифи в версии Геббеля эта месть обусловлена сексуальным подтекстом ее отношений с Олоферном. Всех персонажей играют и поют сразу несколько актеров и певцов. Так расслоение и мультиплицирование личности получает физическое воплощение – для XXI века такое состояние оказывается для многих привычным делом.

Электронное будущее уже началось

Накануне открытия фестиваля его руководство как никогда много критиковали в прессе прежние интенданты – в частности, за недостаточное количество премьер. Дирижер Инго Мецмахер считает в связи с этим: «Зальцбург – фестиваль такого масштаба, где всегда можно найти, что покритиковать. Хотя высказывания в прессе выглядят не столько серьезными размышлениями о фестивале, сколько полемическими высказываниями. Я всегда находил важным многое из того, что происходило в Зальцбурге, и хотелось бы, чтобы такого важного было больше. Но рассуждать об этом публично не стал бы».

И впрямь, стороннему взгляду такие нападки на Зальцбург кажутся странным – особенно из российской перспективы, где ничего подобного не было и нет (георгиевский фестиваль «Белые ночи» слишком авторский и слишком концертный по своей сути). И кто еще в мире столько времени уделяет разбору собственных аудио- и видеоархивов? В Зальцбурге постоянно проходят премьеры из прошлого. В первую очередь это касается неизданных записей Караяна, будь то его первая – из дюжины – записей вердиевского «Реквиема». Она состоялась 14 августа 1949 года в самом Зальцбурге с участием Хильды Цадек и Борис Христова. Десять лет спустя под управлением того же Караяна была записана опера Глюка «Орфей и Эвридика», и тоже живьем из концертного зала. Сегодня фестиваль издал их в рамках серии Festspieldokumente, уникального проекта, позволяющего вернуть случившемуся лишь однажды.

Другое дело, что сложности Зальцбурга настолько очевидны, что как-то даже неудобно говорить о них долго. Руководство фестиваля сделало вид, будто кризиса не существует – но свободные места в партере были на большинстве оперных представлений (для Зальцбурга это редкость), и не очень понятно, для кого предназначены сегодня билеты по 200 – 370 евро. Не для новых же русских? Очевидно и отсутствие новых имен либо новых идей в режиссуре, прежде всего оперной. Эксперимент – прекрасно, но когда среди премьер много любопытного и ничего абсолютно ценного, это немного удручает.

Вместе с тем фестиваль продолжает поиск новых форм. Siemens, один из главных спонсоров, каждый год устраивает киновечера под открытым небом. На них собирается масса народу, готовых далеко за полночь смотреть и прямые трансляции премьер, и записи прежних лет.

На этот раз Сименс решил уже дать возможность всей планете увидеть Зальцбург вживую. «Cosi fan tutti» транслировалось на сайте компании, надо было только заплатить 7 евро 90 центов за разные смежные права. Та же судьба, кстати, благодаря Siemens’у постигла и оперу Вагнера «Тристан и Изольда» на Байретском фестивале: ее тоже передавали в Интернет.

Но, как и искусственное зачатие не заменяет секса, это не отменяет потребности видеть все вживую.