Вот уже три десятилетия руководителям Китая не дают покоя мысли о бедности их страны. Но этой осенью страна переживёт смену лидеров, раз в десятилетие, и новых лидеров будет уже волновать не бедность, а избыточное потребление.

В 1979 г. Ден Сяопин заявил, что цель китайской модернизации – создание «благополучного общества» (общества Сяокан), в котором граждане уже не будут сталкиваться каждый день с проблемами выживания и борьбы за существование. И вот уже более десяти лет прошло, как граждане Китая живут в этом обществе, которое из той перспективы казалось утопией.

Когда я недавно ездил в преуспевающую провинцию Гуандун, в дельте Жемчужной реки (Чжуцзян), я был поражён технологической продвинутостью и многообразием опыта городского строительства – но также хрупкостью тех социальных договорённостей, на которых он основывается. Экономический рост страны замедлился на 7,6% во втором квартале (самый неблагополучный квартал с 2009 г., когда 20 млн. китайцев потеряли работу из-за всемирного финансового кризиса). А ещё на прошлой неделе премьер-министр Вен Джибао предупредил о наступлении непростых экономических времён.

В Гуандуне, где рабочие-мигранты периодически бунтуют, и где новый средний класс с трудом добивается сохранения завоёванных им преимуществ перед лицом экономического спада – сам режим частично изменился. После событий на площади Тяньаньмэнь в 2009 г. лидеры Китая серьёзно опасаются, что социальные волнения и революция могут быть вызваны скорее обманутыми надеждами амбициозных людей, чем негодованием самых бедных.

В настоящее время Китай захлестнула волна богатства, и некоторые интеллектуалы обращаются к неожиданным источникам в попытке понять собственные проблемы. Книга Гэлбрейта «Общество изобилия» (The Affluent Society, 1958) была направлена против навязчивого культа роста ВВП и производства в США. Книга поставила вопрос ребром: Америка помешана на количестве производимых благ, но почему никто не задумывается о том, обеспечивается ли этим лучшее качество жизни. В предисловии Гэлбрейт очень точно говорит, что если бедные люди правильно осознают свои проблемы и возможные их решения, богатые люди «как мы это всё время видим, тратят богатство не так, как надо, иначе говоря, дают себя обмануть». И так ведут себя не только индивиды, говорит Гэлбрейт, но и целые страны.

Китай превратился из страны с одним из лучших в мире показателей равенства в страну, где разрыв между богатыми и бедными сейчас больше, чем в США. Известные левые мыслители Вон Шаогьян и Лу Жулаи заявляют, что Гэлбрейт без труда бы опознал симптомы общества изобилия в современном Китае. Прежде всего, лидеры Китая уже много лет делают упор исключительно на экономический рост за счёт всего остального. Затем, резкое увеличение неравенства в социалистическом Китае уничтожило знаменитую «плошку риса» – норму социальной защиты. Далее, подъём ожидаемого частного потребления происходит через урезание инвестиций в общественные блага: пенсии, систему здравоохранения или всеобщее образование. И наконец, увеличивается доля избыточного развития и ненужных проектов, вместо необходимых вложений в социальную сферу.

Поддержка Китаем дешёвого экспорта стала возможна благодаря широкому привлечению трудовых мигрантов в системе «хуку»: крестьяне, приехавшие в город на заработки, оказываются лишены всех социальных прав, на какую бы работу они ни устроились. В результате город Гуанчжоу (ранее известный как Кантон), крупнейший город Гуандуна, похож на Саудовскую Аравию: ВВП на душу населения вполне может сравниться со страной со средним доходом; но, по оценкам исследователей, из 15 миллионов работающих в Гуанчжоу только 3 миллиона имеют официальную регистрацию, – у остальных нет прав ни на съём жилья, ни на обучение и медицинское обслуживание, они живут на случайные заработки. В Саудовской Аравии низкооплачиваемые рабочие-мигранты оказываются привлечены нефтяным богатством, а в Гуандуне сами рабочие – источник и побочный продукт богатства.

Отсутствие социальной защиты для большинства рабочих укрепляет вторую ногу, на которой стоит китайский экономический рост – дешевизну капиталов для инвестирования в национальную инфраструктуру. В стране, где нет государственной пенсионной системы, бесплатной медицины и образования, жители вынуждены откладывать по меньшей мере половину своих доходов как гарантию на будущее. Но государственные банки принимают их вклады под искусственно заниженный процент. В результате огромные капиталы доступны предпринимателям для планового инвестирования, под очень низкий процент – в результате ВВП растёт стремительно, покрывая территорию Китая «белыми слонами» – огромными пустынными корпусами госучреждений, фабриками, которым пока нечего производить, и отелями, которые всегда стоят полупустыми.

Не только Гуанчжоу охвачено социальным недовольством. Вообще, высокий уровень развития в этом регионе делает неравенство ещё более рельефным. Погоня Китая за ростом и изобилием создала мыльный пузырь экономики, заведя миллионы людей в яму нищеты.

Количество официально зарегистрированных «массовых инцидентов» (определяемых как применяющая насилие демонстрация, в которой участвует от 500 и более человек) возросло с 8700 в 1993 г. до 87000 в 2005 г. и 180000 в 2011 г. согласно выполненным при государственной поддержке исследованиям.

В Китае в последние три года бурно обсуждается, как избежать ловушки изобилия. С одной стороны, многие новые левые ищут пути стимулирования местных требований по уничтожению причин социального неравенства. В начале списка увеличение зарплат, прекращение искусственных субсидий экспорту, обеспечение доступа к социальной защите, реформирование системы хуку и прекращение «финансового подавления» с помощью искусственно заниженных процентных ставок. Рост зарплат и дальнейшая либерализация курса национальной валюты (женьминьби – китайского юаня) будут проходить с большим скрипом, но только так можно покончить с финансовой репрессией искусственно заниженных процентных ставок, что коренным образом соответствует законным интересам Китая.

Но увы, все эти меры замедлят рост. Вот почему многие правые ищут способ сделать китайское изобилие более разумным. Они требуют приватизации государственных предприятий, поощрения бизнеса для усиления цепочки добавленной стоимости и проведения той политики, которая легитимирует неравенство как некий двигатель прогресса. Многим нравится то, что китайский учёный Сяо Бин прозвал «Гуандунской моделью» гибкого авторитаризма – наиболее сильными оказываются объединения граждан в Интернете, благодаря которому гражданское общество и негосударственные огранизации получают свою долю влияния. На последней неделе – после особо жестоких столкновений в городе Шифан в провинции Сишуань – самые высокопоставленные лица в руководстве президента Ху Джинтао стали требовать от подчиненных «прислушиваться к массам» и искать пути посредничества и решения конфликтов, а не полагаться только на грубую силу.

Но Вон опасается, что если не разобраться с первейшими причинами недовольства, проблемы будут только усложняться. «Совет Гэлбрейта ничего не изменил в Америке, – писал он в прошлом году, – может быть, к нему прислушаются в социалистическом Китае?»

Финансовый кризис поэтому не только вырыл могилу для Вашингтонского консенсуса. Он также подстегнул кризис собственной китайской модели развития. Преуспевающие районы, такие как Гуандун, оказались немедленно повергнуты в хаос, когда Запад потребовал от Китая круто уменьшить объёмы импорта. Всем стало понятно, что традиционные основания экономического роста разрушаются, как только возрастают затраты на оплату труда, цена на землю и курс национальной валюты.

Массовый пакет стимулирующих мер в Китае полезен в краткосрочной перспективе, но в дальней перспективе только ещё больше расстраивает всю систему. В наши дни интеллектуалы говорят, что общество «Ден Сяокана» достигло своих естественных пределов: миллионы рабочих-мигрантов готовы выйти на улицу, а чиновники ожидают самых крутых повоторов политики.

Если их предшественники сталкивались только с проблемами бедности и наследия социализма, новое поколение китайских лидеров, которому достанется власть этой осенью, должно будет избежать создаваемой рынком ловушки, называя её словами Гэлбрейта, «частного изобилия и общественной скудости».