От редакции. Ни для кого не секрет, что секс в современном обществе является хорошим товаром. Он прекрасно продается, и часто к нему испытывают большой интерес. Однако важной чертой нынешнего общества является даже не сам секс, а интерес к нему, то есть значительно приятнее обсуждать, чем разглядывать журналы. Скандалы, связанные с личной жизнью политиков, существовали всегда, однако с середины 1990-х они становятся предметом публичного интереса и обсуждения. Ведь никто не смаковал подробности личной жизни президента Кеннеди, хотя про нее было известно многое. И если посмотреть на историю последних 50 лет, то можно сказать, что политика и секс встречаются в разных измерениях. 1) Некая политтехнология – с одной стороны, многие используют личную жизнь политиков, чтобы их скомпрометировать, с другой – сами политики часто "сливают" подробности личной жизни прессе, чтобы получить определенное паблисити. 2) Как общая часть культуры – на протяжении ХХ века сексуализация культуры сменяется неким морализаторством и наоборот. Отсюда и осуждение обществом всего связанного с сексом в публичной жизни, или напротив самое горячее приветствие. В конце концов, Клинтон после скандала с Левински стал еще популярнее, чем был до того. 3) Наконец, это сама "сексуальная политика" – принятие или непринятие геев, толерантность к разного рода меньшинствам и т.д. О политике и сексе в связи с очередными скандалами (Волочкова, Берлускони и т.д.) рассуждает политолог Борис Волхонский.

* * *

Сильвио Берлускони так долго ходил под самыми разнообразными обвинениями и так ловко уходил от судебного преследования, что новые обвинения, выдвинутые против него сейчас, и угроза нового судебного разбирательства многими уже даже не воспринимаются всерьез.

А между тем, ход событий и миллионные демонстрации противников (главным образом, впрочем, противниц) итальянского премьера показывают, что на этот раз ситуация куда серьезнее, и ответ держать придется.

И вот что странно: пока Берлускони обвиняли в коррупции (а это, согласитесь, деяние, куда более угрожающее безопасности государства, чем адюльтер, пусть даже и с несовершеннолетней партнершей), противники премьера не то чтобы совсем молчали, но на миллионные манифестации не выходили.

А вот амурные похождения Сильвио моментально вызвали массовый гнев. Что движет манифестантками? Обида, что Берлускони выбрал не их для своих забав? Или тот факт, что в правительство он включил несколько женщин, внешними данными очень выгодно отличающихся от большинства демонстранток? Возможно, женская ревность и сыграла какую-то роль в подъеме митингового энтузиазма итальянок. Но, думается, истинные причины куда глубже и суть феномена отнюдь не ограничивается пределами Апеннинского сапога.

Суть проблемы в том, что в современном (по сути своей, либеральном) мире выстраивается совершенно новая иерархия преступлений, и сексуальные прегрешения сильных мира сего становятся в ряд проступков, вызывающих наибольшую нетерпимость либерального истеблишмента.

Вспомним хотя бы историю Билла Клинтона. Его критиковали вовсе не за то, за что он был достоин критики, а именно за то, что по всем своим личностным показателям он никак не подходил на роль лидера ведущей мировой державы: милый, но слабый человек, неплохой саксофонист, средней руки юрист, находящийся под железным каблуком своей жены. Нет, все это американцы прекрасно знали, но до поры до времени терпели.

Но стоило ему согрешить – сначала с Полой Джонс, потом с Моникой Левински (и это только те случаи, которые стали достоянием гласности), как на него обрушился весь гнев общества и вся тяжесть десницы правосудия, а дело едва-едва не закончилось импичментом.

А Хиллари – та самая, семейный диктат которой, уверен, и стал главным движущим мотивом супружеских измен Билла, и для оценки которой я не подберу более удачных слов, чем то, которым ее в свое время охарактеризовал бывший спикер Палаты представителей Ньют Гингрич, – в глазах общества и тогда, и сейчас выглядела и продолжает выглядеть великой героиней и страстотерпицей.

Не всего общества, конечно – тех, кто Хиллари ненавидит, в Америке едва ли не больше, чем тех, кто ее обожает. Но в глазах медийного и университетского (то есть ультралиберального) сообщества¸ которое и формирует то, что принято называть «общественным мнением», – безусловно.

Ситуация разительно отличается от ситуации на тридцать лет раньше. Джон Кеннеди, на которого Билл Клинтон так старался быть похожим, грешил направо и налево, но это только прибавляло ему шарма. Попробовал бы он сделать это в 1990-е – за тридцать лет шкала общественных оценок перевернулась с ног на голову.

А в Европе в 1970-е годы про тогдашнего президента Франции Валери Жискар д’Эстена ходила байка (не знаю, насколько соответствующая действительности). Шесть утра, по пустым улицам Парижа едет президентский лимузин, и все постовые отдают ему честь: наш президент – настоящий мужчина – возвращается домой от любовницы.

Где те времена, когда в почете были мачо! Нынешний идеал государственного деятеля в глазах либерального общества сформирован тем комплексом представлений, который на Западе стыдливо именуют «политкорректностью», но который на деле представляет собой самую оголтелую форму радикальных и деструктивных движений и течений типа феминизма, сдобренного идеей равенства всех (особенно сексуальных) меньшинств.

Что представляет собой этот идеал? А именно тот вариант мужа, на котором жена может беспрепятственно ездить верхом. Слабый, безвольный, милый, нравящийся всем, но не дай Бог, изменяющий. В общем, Билл Клинтон без Полы Джонс и Моники Левински или что-то вроде Бориса Немцова. А если и изменяющий, то разве что с мужчинами: гей-президент – давняя мечта либералов, как забугорных, так и наших отечественных.

В свое время мне понадобилось меньше года пребывания в Штатах, чтобы на всю жизнь привить себе стойкое отвращение ко всем и всяким проявлениям либерализма. Я понял, что либеральное общество может быть ничуть не менее тоталитарным, чем охаиваемое либералами коммунистическое. Разве что для проведения в жизнь своей диктатуры использует более тонкие и изощренные методы. Вместо репрессивного аппарата, используемого коммунистами, цивилизованные либералы используют аппарат тотального солидарного бойкота: стоит человеку хоть как-то отклониться от принятой в данном сообществе линии поведения, как его напрочь вычеркивают из списков людей, с которыми можно общаться.

В общем, в своем стремлении уравнять мужчину с женщиной, пол с потолком, овцу с волком и небо с землей либеральное общество утвердилось не в равенстве, а в откровенном диктате бывших «угнетенных» слоев, и теперь именно женщины диктуют свои условия.

Причем делают это порой весьма своеобразно. Замечали ли вы, что особые симпатии к Михаилу Ходорковскому испытывают именно женщины? Да, он воровал, говорят они. Но воруют все, а Ходорковский такая лапочка – Билл Клинтон и Борис Немцов в одном лице. А мужчины, отстаивающие тезис о том, что Ходорковский – жертва политических репрессий, просто идут на поводу у своих (и не только своих) женщин.

Но вернемся к Сильвио Берлускони – последнему мачо в европейском истеблишменте. Как было на днях объявлено, судить его будет коллегия из трех судей, и все три – женщины. Выглядит зловеще, и только подтверждает мой тезис о том, что засилье женщин уже не за горами – оно уже наступило.

После этого нет-нет да и приходят в голову мысли: а не принять ли ислам и не влиться ли в ряды талибов или стражей исламской революции!