"Город Солнца" в осенних сумерках

Россиянам надоело жить как россиянам: городская публика ищет некоторого жилищного разнообразия

(Разрозненные заметки в блокноте, сделанные в Photohub Manometr)

"Где концентрируются издержки управления экополисом, понятно. А где его центры прибыли?" - спрашиваю у теоретиков-экономистов. И получаю ответ: "Там же, где и у обычных городов". - "Доходы от рекламы, размещенной на городских площадях, - не смущают? - "Ее, рекламы, вообще не должно быть!" - возмущенно гудят мне в спину социологи. Тогда, значит, не так, как у обычных...

На международном фестивале живых домов "Экотектура" участвую в "круглых столах", по сути, стратегических сессиях, которые даже по постановке вопросов модераторами фиксируют очевидное стремление "зеленой архитектуры" сдвигаться в сторону экополисов. Я извне и внутри, и потому-то и не могу воздерживаться от комментариев. Интересны подходы, напоминающие интеллектуальную игру; неизбежны пробросы к зарубежному опыту; очень русское стремление задать рамки новому - снова, как и 20 лет назад, прозвучавшее "так жить нельзя". Положим, нельзя, с чем следует согласиться, глядя на карту "Яндекс-пробки". Но видение экополиса отчетливо отдает сюрреализмом, замешанном на культе подсознательного. Социальные технологи говорят о моде на экологию. Обобщенный образ экополиса, однако, никуда не годится - рассыпается концептуально.

1.

Недавно прочел у Гениса: в Вермонте до сих пор держат буржуйки - кругом березы, и дрова дешевле мазута. Вот этого условия достаточно, чтобы строить новые, здоровые города?

Нет! - вскричали дружно соседи по столу. Для "технарей-зеленых строителей" экополис - город, выстроенный из современных экологичных материалов, скажем, соломенных блоков высокой прочности или арболитовых блоков (легкий бетон с деревянным наполнителем), и они озабочены экосертификацией LEED и BREAM. Для "реалистов-практиков" - это клубный поселок "для своих" с развитой инфраструктурой и IT-производством вдали от мегалополиса, и главное счастье - не надо стоять в пробках и дышать отравой. "Экологические сектанты" предлагают уход в экополис как в дауншифтинг, где здоровое питание и удаление от цивилизации должны улучшить качество жизни, кто-то добавляет: нужно заниматься сельским хозяйством. Я посмеиваюсь: используя соху и плуг или неэкологичные тракторы на дизтопливе? Услышали, призадумались, нет ответа, каким образом производить экологически здоровую пищу.

Но совокупный, ансамблевый вид города не складывается. Архитекторы приветствуют естественность экополиса. Она, однако, изрядно, противоестественна самой природе нового города, в котором отсутствуют годовые цивилизационные кольца, оставляемые каждой уходящей эпохой. Неуют новых современных городов-столиц, в которых я был, показывает, как скудна жизнь без прошлого, пусть слабо визуализированного.

Вермонт - это не столько про "вермонтского отшельника" Солженицына, сколько про среду, которую может дать только мегаполис, стягивая на себя интеллектуальную материю. В экопоселениях контрапункта различных цивилизаций (любителей покопаться в наночастицах и сторонников широких жестов стрит-арта) может не случиться, и вероятно, не случится никогда, - думаю я про практически марксистский экологический энтузиазм, так ценящий собственную гомогенность.

Сторонники "русского пути" предлагают переименовать "экополис" в "экоград" (дескать, это более по-русски; однако "язык предельной ясности" отчего-то не заменил "экологию" на "натуральность", "природность", тогда уж следовало в рамках концепции говорить про "натурограды" или "природограды"). Связавшись с русским "градом" как синонимом, обязательно втянешься в дискуссию о размерах поселений: сторонники экологии как соборности настаивают, что следует вести речь о небольших поселениях, скорее, деревеньках (но не хуторах, это не наш метод), где все знают всех. И тогда прямая демократия поможет достичь самого высочайшего качества управления, уверены экологические романтики.

Управленцы только крякнули и покрылись багровым возмущенным румянцем.

Но "град" означает город, с оградой, стеной-"огородом" по периметру. Если монархия задавала порядок прежним городам, демократический тип города идет вразрез с любым его проектированием, созданным даже из лучших побуждений. Здесь множество притяжений и отталкиваний одновременно, разных вер, идеологий, привычек и предпочтений.

И очень интересный вопрос коммуникаций. Вот города дельты притягивали, примагничивали все соседское, взаимообогащались увиденным-услышанным; экополис, по логике, чтобы выжить, должен возвышаться неприступным утесом, крепостью, наглухо закрытым "идеальным городом", экологической резервацией. "Да, - говорят на "круглом столе" его участники, - нужно проводить жесткий отбор жителей, претендующих на право поселиться в нем". Я посмеиваюсь, вспоминая про ящички для доносов в Городе Солнца Кампанеллы. Или суровые конфликты среди космонавтов, которых с невероятным тщанием отбирали психологи, тестировали, слаживали, а потом после полета Герои СССР годами не разговаривали и за один стол президиума, как в поле, не садились. "Нет, - вскоре слышится на "круглом столе", - нужно взаимодействие с "внешней средой", требуется в рамках пропаганды развивать экотуризм, чтобы внедрять в сознание идеи гармоничного и дружественного существования с окружающей средой..."

2.

Помимо поисков идеологии экополиса предлагаются вполне изощренные шедевры ее воплощений - дома на деревьях, например. Что-то вроде капсулы-дупла. Вперед-назад к природе? В какую природу мы будем вписывать современного человека? - спрашиваю я, и никто не может ответить, - в современную? Или воссоздавать библейскую? К чему будем апеллировать - к его, человеку, настоящему или, сняв пласты, опустимся в сумрачное древнее прошлое, чтобы восстановить прерванное? А вдруг прошлое по-настоящему окажется настоящим? Актуализированным?

Практически любого архитектора можно попросить запланировать спальню размером в стадион, но ни один богач, при всей любви к замкам и широким кроватям, этого не делает; альков никогда не превышает размеров пещерки-убежища, норы. В лучшем случае, архитекторы предложат иносказание - спальню-яйцо, дом-ракушку; мы засыпаем - умираем, просыпаемся - рождаемся вновь.

Почему тогда идеальное жилище, создаваемое сегодня, игнорирует другие, столь же древние запреты? Небольшой фрагмент из романа Юлиана Семенова "Экспансия" (малоизвестное для публики продолжение "про Штирлица"), действие происходит в Никарагуа, диалог выписал лет надцать назад на карточку - потому что понравился. "...Одиннадцатый километр карретеры "С", сто метров вверх, дом налево... - Вы мне скажите точный адрес, - попросил Гуарази. - У нас здесь такие адреса, приятель: "сто метров вниз, напротив аптеки, где лечат одноглазие, дом в глубине сада с тремя колоннами, только одна отвалилась" , - посмотрите телефонную книгу, если не верите!"

Точность Юлиана Семенова в обращении с материалом известна, понятны ее сущность и природа: однажды он исхитрился добыть номера телефонов рейхсканцелярии Гитлера, а также прямые номера Гиммлера и Геббельса, чтобы удивлять свою целевую аудиторию личной д о п у щ е н н о с т ь ю к теме и, следовательно, достоверностью созданного им мифа. Раскопать же телефонную книгу периода диктатуры Сомосы - для него вообще было делом плевым. Итак, страна, затерянная в Латинской Америке, еще в конце 40-х годов прошлого столетия очень четко отвечала первобытным запросам. Каким? Запрету на счет. Дома нельзя было считать. Улица без названия и дом без номера. Нонсенс? Не скажите. Суеверный страх перед счетом и точным числом отлично нашел отражение в Ветхом Завете, о чем так забавно и столь давно написал подзабытый и пару раз опровергнутый Джеймс Джордж Фрейзер, малознакомый урбанистам.

Помните чудный советский мультик - "Он и нас сосчитал?" Вот также и масаи - они считают, от этого люди могут запросто умереть. Племя акамба - скотоводы, но их скот нельзя пересчитывать. Пагубность счета распространяется не только на скот, но и - представьте себе - на девушек. У индейцев чероки, о которым мы знаем только то, что есть одноименный джип - вождь, гранд этих самых чероки, существует правило: дыни и тыквы нельзя считать. Лапландцы никогда не считали своего населения. В горной Шотландии нельзя считать скот и пересчитывать своих домашних, особенно по пятницам. У рыбаков северо-восточного берега в Шотландии нельзя пересчитывать лодки, вышедшие в море. Нельзя считать ковриги, потому что феи тогда съедят посчитанные хлеба. В Дании, говорят, нельзя пересчитывать яйца под несушкой. В Германии сохранилось суеверие - если постоянно пересчитываете деньги в кошельке, они фантастическим образом уменьшатся, но про это и мы знаем. В Баварии запрещено пересчитывать клецки в кастрюле. На Шортлендских островах в западной части Тихого океана когда строят дом, покрывают его пальмовыми листьями. Взялись считать листья "крыши" - все, дом следует оставить недостроенным и начинать следующий...

А мы упорно и повсеместно привинчиваем табличку с номером, как в "Иронии судьбы": 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12. Не сакральные, не символические, просто порядковые числа. Так чего же мы хотим, чтобы в таком доме поселилось счастье?

Можно посмотреть на перспективу экопоселений с точки зрения фрейдистских установок или объяснить цветовую гамму домов и доминирующее настроение населения при помощи тестов Люшера, и тогда бегство из российских городов с их депрессивными эффектами шахтерского забоя (чернота и огни) окажется не невротической, а вполне осмысленной реакцией, способом преодолеть чудовищный прессинг.

3.

То самое, по Тофлеру, смутное желание перемен, ощущаемое потребителем, "зеленое строительство" изящно реализовало через хорошо замаскированный маркетинговый ход, предполагающий совместное решение социальных, философских, адаптационных, личных проблем и нашедший девелоперов, продающих уже целые поселки - на Алтае, скажем.

Несбыточность идеального города обсуждать неприлично; судя по всему, сложившемуся мегаполису нужно, с одной стороны, умереть, чтобы возродиться в другой форме, а с другой, если верить участникам дискуссии, получить внутри себя развивающие плацдармы, подтягивая какие-то территории под требуемые мерки. А мерки-то - увы! - очень разные, в дискуссиях победила идеальная ферма с пейзанами, а еще - тишайшие города-пригороды, с символической природой, не сломленной человеком.

"Я" и природное окружение - искомое; человек вписывается в гармоничный пейзаж. Почему-то участникам форума представляется пейзаж идиллически-доиндустриальным. А если посмотреть наоборот: молекулярный синтез вместо коровьего бешенства, сои и генномодифицированной продукции? Вакуумные установки и гидропоника вместо кислотного дождя, гербицидов и усилителей вкуса? Не может ли технополис оказаться предельно экологичным?

Возвращение к крестьянским корням для российских интеллектуальных кругов близко. Бегство из городов в период "эры городов", как сказали бы эксперты ЮНЕСКО, симптоматично. Мне же кажется интеллектуальной игровой площадкой, не более. Ибо социально-культурный и духовный потенциал любого поселения (городского, сельского, технограда, экополиса) не сводится к одним лишь внешним обстоятельствам существования: весь вопрос в гуманизированной среде обитания человека. Что куда дефицитней воздуха без ПДК и шумозащиты от децибелов рычащего в пробках МКАДа.

       
Print version Распечатать