Годовщина уличной оппозиции: спада не обнаружено

Противостояние власти и уличной оппозиции в течение года продолжалось фактически на равных. Это может казаться парадоксом: первая располагает техническими возможностями покончить со второй в любой момент. Однако по разным причинам Кремль не желал решать весьма чувствительную для него проблему наиболее простым способом – перейдя от выборочных репрессий к сплошным. Среди этих причин и высокие издержки, неизбежные при (вос)создании масштабного репрессивного аппарата, и несовместимость репрессий с решением экономических задач, стоящих перед современным обществом, и нежелание элиты оказаться отрезанной от Запада подобием «железного занавеса».

Вместо прямого подавления уличной оппозиции власть была вынуждена бороться с ней, приспосабливая для этого слегка подновленные для такого случая традиционные средства в виде не слишком длинного кнута и сомнительного качества пряников. Весь год проводились масштабные спецоперации: политические псевдореформы, пропагандистские кампании с целью возвращения Путину ореола нацлидера и по дискредитации организаторов уличных акций, а также кампании по запугиванию участников уличной оппозиции, включая некоторое расширение выборочных репрессий, и по отсечению от нее «старых» оппозиционных партий («Справедливая Россия», КПРФ, «Яблоко»).

И вот, казалось бы, возникла возможность проверить, с толком ли были потрачены госресурсы на борьбу с массовым уличным протестом. Если в годовщину их начала на улицу выйдет значительно меньше или даже просто меньше людей, чем на прошлогодние декабрьские митинги, то это означает, что спад и/или слив протеста, о котором так долго говорили кремлевские пропагандисты и внутренние критики уличной оппозиции, действительно имеет место. Четкая фиксация этого факта почти неминуемо вела бы к кризису уличной оппозиции, а там, глядишь, и к ее возвращению в политическое и информационное «гетто», в котором она пребывала в прежние годы.

Видимо, головокружение от предполагаемых успехов сыграло со службами, которые направляют деятельность различных структур, занятых в деле ликвидации массового уличного протеста, злую шутку. Очевидно, расчет состоял в том, что Координационному совету оппозиции навяжут маршрут, по которому значительное число протестующих просто не захотят идти, так как он, во-первых, повторяет тот, которым шли в июле и сентябре, и, во-вторых, навязан мэрией. В отсутствие поводов, сравнимых с парламентскими и президентскими выборами, возникала вполне реальная перспектива значительного сокращения числа протестующих, которые вышли бы отмечать годовщину протеста.

Однако КС отказался от этого заведомо проигрышного варианта маршрута и способа его согласования. В годовщину начала протеста заявителей акции устраивал только маршрут, который является не просто новым, но и символизирующим развитие движения. Не менее важно было настаивать на собственном варианте, так как это тоже положительно оценивалось значительным числом потенциальных участников шествия. Только в случае согласования такого маршрута вероятность прихода количества людей, сопоставимого с численностью прошлогодних декабрьских митингов, была бы высокой.

Но такой вариант развития событий, даже несмотря на то, что он не был гарантирован, грозил полностью перечеркнуть все усилия власти по борьбе с протестом. Рисковать власть не захотела и не решилась проверять собственную гипотезу о спаде протеста в условиях, которые могли способствовать массовой мобилизации. В результате согласования акции не состоялось.

Этот исход не мог удовлетворить ни одну из сторон, но в разной степени. Критический момент для начала победного наступления на уличную оппозицию власть упустила. Уличная оппозиция продемонстрировала неуверенность в способности сохранить или усилить мобилизационные кондиции. Но власть поставила себя в более дурацкое положение. Оказывается, с ее точки зрения, только выбор маршрута, а не работа в течение года армии аналитиков, пропагандистов, правоохранительных органов, судов определяет, получится у уличной оппозиции достойно отметить годовщину или нет. Для уличной оппозиции и КС, которые могли бы и не пережить проверку численностью Марша Свободы даже в заявляемом варианте «запрет» акции, напротив, открывал возможность благополучно завершить первый политический год и начать новый.

В этом смысле возникает вопрос: а не лучше ли было для власти согласовать акцию по маршруту оппозиции? Безусловно, да. В самом деле, власть получала шансы примерно 50 на 50 не допустить переползания уличной оппозиции через годовой барьер во вполне жизнеспособном состоянии. Однако власть отказалась от возможности свои шансы использовать, предпочтя ситуацию, в которой этих шансов почти не осталось. Только приход незначительного числа людей (скажем, от одной то трёх тысяч) на несогласованную акцию был в пользу власти, но рассчитывать на это вряд ли стоило (другое дело, что и угрозы участия в несогласованной акции очень большого количества людей, десятков тысяч, также не было). В случае же выхода пяти и более тысяч протестующих, что и произошло, подарить хорошие перспективы власти могли лишь сами оппозиционеры, устроив перечеркивающие весь год столкновения с полицией, чего трудно было ожидать и чего не случилось.

При стратегическом взаимодействии наличие очевидной точки сотрудничества конфликтующих (в данном случае) сторон в большей степени, чем какие-то другие факторы, определяет наибольшую вероятность согласия каждой из сторон именно на то решение, которое достижимо в этой точке. Такая точка называется фокальной (в теорию игр это понятие введено Томасом Шеллингом). Выход на несогласованную акцию без политических лозунгов или минимизация их количества – то, что ожидалось властью от протестующих. Протестующие ждали от полиции отказа в этом случае от «винтилова», несмотря на «незаконность» акции, но сознавали, что выборочное «винтилово» всё равно состоится, так как если власть не продемонстрирует свою готовность к острастке, то это будет означать потерю лица или репутации, что в данном случае было бы равносильно проигрышу.

Всё случилось именно по этому сценарию. Членов КС забрали без поводов, столкновений по этому случаю не было. В конце акции была задержана довольно большая группа протестующих, решившая выйти за рамки взаимных ожиданий.

Выводы? История с «запретом» шествия 15 декабря свидетельствует не просто о неспособности госаппарата разгадывать стратегические головоломки, а об отсутствии мотивации решать проблемы такого рода, даже если они касаются перспектив собственного выживания. В госаппарате есть, по мнению одних людей, еще и другие люди, которые тоже должны отвечать за подготовку принятия решений, поэтому ни те, ни другие их толком не готовят. Госаппарат состоит из множества комитетов, управлений и департаментов, вопросы координации которых порой становятся неразрешимыми. В госаппарате есть руководители и исполнители, которые чаще всего действуют в отсутствие четкого решения проблемы принципал-агентских отношений, а это означает, что действия исполнителей могут значительно отклоняться от духа и буквы поступающих сверху указаний. Наконец, госаппарат привержен идеологии исторического оптимизма в ее бюрократическом варианте: такая махина, кажется бюрократам, просто обречена на успех, поэтому даже особо стараться никому для достижения этого успеха не нужно.

В уличной оппозиции также специально не занимаются решением стратегических задач. Просто небольшая «фирма» КС, учрежденная ею, намного точнее, нежели громоздкий аппарат власти, вынуждена оценивать перспективы собственного выживания и продвижения, более мотивирована находить и реализовывать свои даже незначительные и предполагающие риск стратегические возможности. И это становится одним из тех немногочисленных ресурсов, в котором у уличной оппозиции есть преимущество перед властью.

Итог. Начавшаяся снизу политическая трансформация не привела за год к созданию устойчивого и сильного давления на власть. Но после 15 декабря стало очевидно, что «нормализовать» ситуацию, вернуться к додекабрьскому status quo власти не только не удалось в течение года, но и вряд ли удастся в новом политическом году: плацдарма для успешного наступления на уличную оппозицию создать не удалось.

А что касается разговоров о спаде/сливе/провале протестного движения, ведущихся противниками и некоторыми «друзьями» уличной оппозиции, то, надо полагать, что постепенно для всё большего количества граждан будет становится всё более ясным, что эти разговоры характеризуют не уличную оппозицию, а тех, кто их ведет. Эмоции и образы – не доказательства, а других доказательств спада не существует.

Приложение. (Не)согласование Марша Свободы и результаты акции 15 декабря для власти и оппозиции: анализ ключевых моментов

В предлагаемых ниже таблице и схеме используется стандартный способ представления выгод и потерь, которые получают участники стратегической игры. Выгоды и потери обозначаются цифрами от 1 до 4, где 4 означает «наилучшее» (лучший результат), 3 – второе лучшее, 2 – второе худшее, 1 – наихудшее для каждого из участников.

При согласовании маршрута Марша Свободы оппозиция и власть действовали как участники игры «Бах или Стравинский» (другое название – «Война полов»). В отличие от «Дилеммы заключенного» и ее вариаций в этой игре участники действуют кооперативно, но имеют вполне определенные предпочтения. Поэтому какое бы сочетание выбора стратегий участниками не имело место, каждая из сторон останется не удовлетворена.

И власть, и оппозиция хотели бы показать уровень мобилизации протеста, что можно осуществить только действуя совместно. Но каждая из сторон предпочитала делать это своим способом. Предпочтение оппозиции обозначим как «способ оппозиции» (СО): шествие по центральным улицам Москвы, завершающееся на одной из шести центральных же площадей, при этом важно, чтобы инициатива в определении маршрута принадлежала бы оппозиции. Власть предпочитает, чтобы осуществился «способ власти» (СВ): повторение шествия маршрута июля и сентября, либо урезанный вариант одного из маршрутов, предложенных заявителями акции. Оппозиция выбирает ряд, власть – cтолбец.

Таблица 1. Возможности выявления уровня мобилизации протеста оппозицией и властью

СО

СВ

СО

3,2

1,1

СВ

1,1

2,3

При выборе одного и того же варианта {СО, СО} оппозиция в качестве вознаграждения получает 3 очка (см. обоснование в тексте статьи), а власть – 2; если выбор {СВ, СВ} цифры меняются местами: власть – 3, оппозиция – 2. Показать уровень мобилизации протеста не удается.

И для власти и оппозиции еще хуже, причем в одинаковой степени, если они делают различный выбор {СО, СВ}, но чтобы не проиграть, они должны пойти на этот вариант, тем самым отказываясь от выявления уровня мобилизации проекта. Даже приступ взаимного альтруизма {СВ, СО} оставит стороны неудовлетворенными.

Поэтому стороны, отказавшись от простого и выгодного для них, но лишь в собственном варианте, решения, оказываются в новой стратегической ситуации, в которой возможности выявления уровня мобилизации протеста становятся минимальными. Небольшая вероятность выхода на несогласованную акцию небольшого числа протестующих и еще меньшая – очень большого приводят к нескольким развилкам, в которых стороны интересует уже не выявление уровня мобилизации протеста, а опасность тем или иным образом ослабить собственные позиции. Опыт предшествующего взаимодействия и скромные цели (сохранение лица, поддержание репутации) проявляют одинаково привлекательную для обеих сторон возможность остаться «при своих», пусть это далеко от желательного для каждого из участников результата. Фокальная точка (фокальный эквилибрум в данном случае) – в Схеме 1 обозначается как «выборочное “винтилово”».

Первой в схеме идет цифра, обозначающая выгоду или потерю власти, второй – уличной оппозиции и ее организаторов. Выгодой для власти в данном случае является общий положительный для нее эффект в отношении уличного движения, то есть значительное (4) или заметное (3) снижение его численности, чреватое в дальнейшем кризисом. Выгодой для оппозиции является положительный эффект в том же отношении, то есть заметное усиление (4) или сохранение (3) уличного движения на том же уровне. Несимметричность выгод связана с тем, что власть и уличная оппозиция в существующих условиях ставят разные цели. Если первая ориентирована на постепенную ликвидацию уличной оппозиции, то вторая борется за сохранение и, по-возможности, некоторое расширение собственной массовой базы. 2 очка оба участника получают в случае, когда выявление уровня массового протеста оказывается невозможным, 1 – если происходит провал, связанный либо с выявлением численности протеста, либо с репутационными потерями.

Как видим, стратегия власти, «запретившей» шествие, могла оказаться успешной для нее только в случае прихода на несогласованную акцию небольшого числа людей. При отказе от «винтилова» выигрыш власти максимальный, так как значение данного факта заключается в том, что протест в той форме, в которой он существовал в течение года, выдохся и его уже не нужно пугать использованием силы. «Винтилово» позволило бы КС в какой-то степени сохранить лицо, а значит и некоторые шансы на продолжение массовой уличной активности, но произойти оно могло только по ошибке.

Однако в случает выхода на несогласованную акцию большого числа протестующих (примерно пять тысяч и более) власть не могла получить столь значительный выигрыш. И при этом как ей себя вести, чтобы не проиграть, довольно скоро стало понятно. Если задержаний не происходит, то оппозиция получает максимальный выигрыш, а власть полностью проигрывает (1, 4), так как демонстрирует неспособность/неготовность остановить протест (акция является несогласованной).

Если же, напротив, происходит жесткое немотивированное «винтилово», то в гандийском варианте, в котором уличная оппозиция воздерживается от ответного насилия, она также получает максимальный выигрыш (1, 4). Однако ответные насильственные действия со стороны оппозиции – не в ее пользу, хотя и выигрыш власти как инициаторов насилия в этом случае минимален.

Взаимоприемлемой стратегией для каждой из сторон, при которой и та и другая остаются не в проигрыше относительно друг друга и относительно собственного текущего положения, являлся разумный компромисс: представители власти «винтят» выборочно, а протестующие не пытаются «воевать» с полицией. Власть в этом случае демонстрирует свою готовность к подавлению, давая понять потенциальным участникам будущих акций, что существует реальная угроза их безопасности, а уличная оппозиция показывает всем, что готова не превращать отдельные задержания в столкновения.

Существовало только одно обстоятельство, которое позволило бы власти получить если не значительную, то заметную выгоду, равносильную выявлению низкой численности протестующих: явные провокации со стороны последних. Если бы они имели место, и произошло бы пресекающее их «винтилово», то власть получили бы хороший для себя результат (3, 1). Однако независимо оттого, являлись бы эффективные провокаторы «засланными казачками» или «честными сторонниками» силовых разборок из рядов уличной оппозиции этот вариант в силу его очевидности изначально выглядел крайне маловероятным и трудно реализуем, так как протестующие вряд ли поддержали бы провокационные действия, а без такой поддержки действия полиции попали бы в категорию «выборочное “винтилово”» (2, 2).

В схему, как крайне маловероятный, не включен вариант, когда количество вышедших на несогласованную акцию составило бы десятки тысяч граждан. В этом случае стратегии сторон не имели бы, скорее всего, никакого значения, поскольку этот вариант должен оцениваться как чистый выигрыш уличной оппозиции (1, 4).

P.S. Первая версия этой статьи была выложена мною в Фейсбуке утром 15 декабря, то есть за несколько часов до акции на Лубянке. Спасибо всем, кто прочитал, прокомментировал и перепостил. Анализ и основные расчеты, связанные с преодолением годового барьера существования уличной оппозицией, подтвердились. Надеюсь, подтвердится и прогноз о продолжении трансформации снизу в новом политическом году. Данная версия статьи концептуально ничем не отличается от предыдущей. В нее лишь внесены небольшие дополнения уточняющего характера и исправления замеченных неточностей.

       
Print version Распечатать