От редакции. 1 февраля 2011 года исполняется 80 лет со дня рождения первого Президента России Бориса Николаевича Ельцина. Юбилей уже отмечается. В блогах, в журналистских текстах Ельцина вспоминают с особыми чувствами – пусть и разными, – но всегда очень яркими. В память об этом государственном деятеле РЖ открывает дискуссию о роли первого президента в становлении новой России.

* * *

"Демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных"

Уинстон Черчилль

Говорят, «de mortuis aut bene, aut nihil», поэтому о Борисе Ельцине, пожалуй, стоило бы помолчать. Но намедни Татьяна Ельцина-Дьяченко-Юмашева высказалась в том плане, что, мол, это был «самый человечный человек», а значит, как и его предтеча в этой ипостаси, Ельцин и теперь живее всех живых. Впрочем, куда более важно то, что живо, а порой и побеждает его дело. Так что будем говорить не о человеке Ельцине (пусть покоится с миром!), а о первом президенте России и его наследии, которое нам предстоит разгребать еще очень и очень долго.

Главная беда всей российской истории в том, что в ней абсолютно не ценились реформаторы, зато революционеры, для которых было важно вздернуть Россию на дыбу – кому-то ради «светлого будущего», кому-то ради «окна в Европу», всегда были на коне. Истинные реформаторы либо силовым путем отвергались, либо безнадежно опаздывали. Александр Второй и Петр Столыпин пали жертвами покушений, Алексея Косыгина тихо и ненавязчиво оттерли от рычагов реальной власти. Имя еще одного несостоявшегося реформатора, расстрелянного в 1953 году и оклеветанного его убийцами, я, пожалуй, из соображений личной безопасности просто не стану упоминать. А когда Михаил Горбачев попытался было что-то реформировать, то оказалось, что нашивать заплатки на давно и безвозвратно прогнившую ткань бесполезно и глупо.

Поэтому реформатора Горбачева вполне закономерным образом сменил революционер Ельцин. И в этом нет ни его особой заслуги, ни его вины – так случилось, а история не знает сослагательного наклонения. Ну не нашлось у нас своего Дэн Сяопина!

Сейчас можно долго гадать, были ли иные возможности выхода из той ямы, в которую привело страну более чем семидесятилетнее правление коммунистов. И что было бы, если бы ленинско-сталинская трагедия не повторилась в виде брежневского фарса. В конце концов, так ли нужен был брежневскому режиму почти тотальный запрет на выезды за границу и приравнивание любых контактов с иностранцами чуть ли не к антигосударственной деятельности – я уж не говорю о рок-музыке и авангардистской живописи? И если государственная монополия в экономике не справлялась с удовлетворением минимального потребительского спроса (вспомним эпоху тотального дефицита конца 1970-х – начала 1980-х годов), то не стоило ли допустить в экономику частное предпринимательство, хотя бы в том ублюдочном объеме, в каком это было сделано в эпоху НЭПа?

Опять таки: история не знает сослагательного наклонения, но история знает принцип аналогии. И опыт Китая показывает, что если бы, скажем, в 1970-е годы (а лучше – раньше) были проведены реальные реформы без революционного ломания всего и вся через колено, то и экономика не пришла бы к коллапсу, а там, глядишь, и страна бы не развалилась. Но это, так сказать, рассуждения в пользу бедных – этого сделано не было, и, как говорится, каждый народ достоин того правительства, которое его имеет.

Итак: то, что обычно принято называть ельцинскими (иногда, в зависимости от политических пристрастий говорящего и пишущего, гайдаровскими) реформами, и что не было никакими реформами, а было самой настоящей революцией со всеми позитивными и негативными коннотациями этого термина, нисколько не зависело от воли и желания конкретных акторов, а было вызвано объективной логикой маразма брежневской эпохи и глубиной той ямы, в которую некогда великая страна упала ко второй половине 1980-х годов. «Верхняя Вольта с ракетами» – горькая, но, увы, во многом адекватная характеристика того состояния, в котором оказалась страна.

Путей было два – и оба хуже: либо оставаться в этой яме и превращаться в некое подобие Северной Кореи, занимающей одну шестую часть суши, либо карабкаться вверх. И так случилось – во многом случайно, что публичной фигурой, олицетворявшей собой это движение, стал Ельцин. Не было бы Ельцина, был бы кто-то другой, но суть процесса от этого не изменилась бы. И не потому, что тогдашняя шоковая терапия была такой уж хорошей штукой – просто все остальное, что на тот момент могло предлагаться реально, было еще хуже.

И эта характеристика «наименьшего из зол» сопровождала Ельцина на протяжении всего его правления.

1990 год, выборы председателя Верховного Совета РСФСР. Ельцину противостоит лидер незадолго до того созданной Компартии РСФСР Иван Полозков. Это слишком смешно, чтобы комментировать.

1991 год, ГКЧП. Никто и никогда ни тогда, ни сейчас не пытался спокойно и беспристрастно проанализировать программу путчистов – уж слишком одиозные это были личности, чтобы ожидать от них чего-то путного.

1993 год, реальная опасность гражданской войны и прихода к власти откровенно фашиствующих сил. И как ни осуждай расстрел парламента (а это безусловно достойно осуждения), но альтернатива была еще более ужасной.

1996 год, второй срок Ельцина. И тогда и сейчас много гадали: как это Ельцину с рейтингом в 2% удалось выиграть выборы? Думается, ответ прост: главная стратегическая удача всей ельцинской команды, обеспечившая его победу в 1996 году, состояла в том, что незадолго до этого удалось провести на пост лидера КПРФ максимально антихаризматичного Геннадия Зюганова. Будь на месте соперника Ельцина кто-то другой, никакая семибанкирщина ситуацию не переломила бы.

Сказанное выше не означает, что от Ельцина вообще ничто зависело. Но давайте разберемся, что именно стало результатом целенаправленной деятельности Ельцина и его команды.

Говорят, он сумел сделать так, что Союз распался без большой крови. Я не знаю, что значит «большая» и «малая» кровь – по мне, так кровь одного невинно убиенного это уже большая кровь. Но самую большую кровь в современной истории нашей страны прекратил все-таки не Ельцин, а Горбачев положив конец бессмысленной бойне в Афганистане.

А Ельцин? Не будем забывать, что именно он начал две чеченские войны. Причем действуя в полном соответствии с отечественной традицией: сначала создать врага в лице отмороженного режима Джохара Дудаева и его бандитской клики, вооружить его сверх всякой меры, а затем, когда иного выхода не остается, бросить все силы на подавление им самим же созданного врага.

Я уж не говорю о той крови, которая лилась на улицах российских городов в «лихие девяностые» или о терактах, ставших обыденным явлением именно потому, что в ельцинские годы на Северном Кавказе были созданы хорошо укрепленные и законспирированные гнезда боевиков, уничтожить которые не получается до сих пор.

Еще нам говорят, что Ельцин дал нам свободу. Какую именно? Свободу митингов? Ее народ взял явочным порядком в 1989 – 1990 годах, когда Ельцин еще не был нашим всем, а институционально был практически никем.

Свободу слова? Не знаю, кто как, а я и в брежневские времена достаточно свободно высказывался у себя или у друзей на кухне. И если сейчас площадка для высказываний перетекла с кухни в интернет, то при чем тут Ельцин? Не он же создавал всемирную паутину и многочисленные социальные сети.

А кое-какие свободы, пожалуй, оказались и лишними. Например, свобода для гусинско-березовско-ходорковской (список можно продолжать бесконечно) шантрапы беспрепятственно грабить мою страну, или свобода для всяких немцовых-лимоновых устраивать свои развеселые парады на Триумфальной площади.

Так что, не соглашаясь с Уинстоном Черчиллем в принципе (абсолютная, а лучше теократическая монархия все-таки более высокая форма государственного устройства), вынужден признать, что применительно к эпохе Ельцина он оказался прав: демократия (читай: Ельцин и его команда) – была наихудшим вариантом для тогдашней России, если не считать все остальные.