Европейские противоречия

От редакции. В рамках обсуждения «сложностей мультикультурализма» РЖ предоставляет слово Алексею Автономову, члену комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, главному редактору журнала «Государство и право», директору Центра сравнительного права ГУ ВШЭ.

«Русский журнал» поинтересовался у Алексея Станиславовича о том, как новые миграционные волны из Северной Африки могут сказаться на миграционной политике ЕС, а также на европейских либеральных демократических институтах и ценностях.

* * *

Вопрос достаточно неоднозначный. Дело в том, что миграция – это общая проблема, появившаяся не сегодня. Например, падение Римской империи, хотя и не прямо, тоже было связано с миграцией. Сегодня же происходит очередное перераспределение населения по территории земного шара, волны миграции накатывают в том числе и на Европу, где жизнь сытнее, чем на родине сегодняшних мигрантов из Африки. Первая проблема связана не столько с миграции, сколько со спецификой устройства Европейского союза: с одной стороны, ЕС все больше становится похож на обычное федеративное государство, а с другой стороны, на сегодняшний день у ЕС отсутствует централизованное управление. Проблема Европы сегодня не в ценностях, а в недоработанности механизма управления единым пространством, внутри которого открыты все границы. При этом изначально идея Шенгенского соглашения закладывалась не в целях обеспечения свободного перемещения внутри ЕС, но для облегчения контроля за миграцией, борьбы с преступностью и т.д., поскольку государствам, входящим тогда в Европейское экономическое сообщество, надо было как-то обеспечить миграционную политику. Сейчас же возникает вопрос, есть ли реальная централизованная миграционная политика внутри Шенгенского пространства и есть ли реальная миграционная политика в Европейском союзе. На практике выясняется, что она как бы есть, но ее при этом фактически и нет. Это проявляется, например, в ситуации с выдачей виз гражданам России, ряда других стран – мы можем перемешаться с одной визой внутри ЕС, но практика выдачи виз, например, россиянам различными европейскими странами неодинакова: где-то проще получить визу, где-то сложнее. Получается, что пространство едино, но фактически регулируется не из единого центра – скажем, из Брюсселя или другой официальной квази-столицы ЕС, а на уровне отдельных государств. Сейчас в отношениях между странами ЕС кризис возник именно из-за отсутствия четкой системы управления миграцией – мигранты хлынули в Италию, которая, не зная что с ними делать, выдала всем разрешения на проживание, в свою очередь, позволяющие перемещаться внутри Европейского союза. А поскольку мигранты в основном из франкоязычных стран, они хлынули во Францию, которая им ближе чисто в языковом плане. Причем это вина совсем не Италии – Евросоюз как институт, его отдельные представители не предложили адекватных мер реагирования на резкий рост численности мигрантов.

Вторая проблема связана с тем, что, говоря о помощи беженцам (т.е. мигрантам, имеющим реальное право на помощь со стороны принимающего государства), надо четко понимать, кто такие беженцы. Номинально беженцы - это люди, для которых на родине сложилась угроза физического существования. И такой подход не противоречит принципам демократии – любое демократические государство строится исходя из понимания необходимости защиты и заботы, в первую очередь, в отношении своих граждан. Это значит, что в чрезвычайных ситуациях государство не должно начинать прежде всего заботиться о «чужих гражданах» – государство ответственно, в первую очередь, перед своими гражданами, оно может оказать помощь беженцам, но беженцами при этом могут быть признаны далеко не все жители страны, оказавшейся в сложной ситуации.

Надо заметить и то, что с Европой произошла странная ситуация: при том, что достаточно долго Европа приводила Тунис в пример медленной демократизации, она тем не менее поддержала свержение Бен Али, президента Туниса, и даже отказалась предоставить ему политическое убежище. Возникает вопрос, если Бен Али был диктатором, свержение которого поддержала Европа, почему после его свержения толпы мигрантов хлынули в Европу, почему раньше – до свержения диктатуры – такого массового бегства из Туниса не было. Есть такие режимы, свержение которых приветствует весь демократический мир, но в Тунисе, где Бен Али, действительно, объективно долго был у власти, массовой была коррупция, даже близко не было ситуации, подобной чилийской при Пиночете. И именно здесь возникает вопрос, связана ли позиция Европы в отношении Туниса с кризисом демократии или с тем, как этим словом «демократия» пытаются манипулировать.

К слову, о следовании демократическим ценностям - нельзя не обратить внимания на то, что для современной Европы, в принципе, характерна проблема двойных стандартов в отношении борющихся за независимость народов. Европа часто поддерживает, условно говоря, «борьбу за независимость», но потом оказывается в тупике, в том числе из-за отношения к дальнейшей судьбе мигрантов из борющихся за независимость стран. То, что происходит сейчас в Европе в отношении мигрантов из Северной Африки, повторяет ситуацию с Косово. Швейцария когда-то поддержала борьбу Косово за независимость, но буквально недавно возникла ситуация, когда несмотря на получение Косово независимости беженцы-косовары продолжают жить в Швейцарии и не хотят возвращаться в Косово.

Та же ситуация с чеченцами, которых Европа в свое время активно принимала. Но в Европу уехали многие из тех, кто был замешан в серьезных преступлениях, и теперь Европа сталкивается с нежеланием чеченских мигрантов не только ассимилироваться, но и исполнять требования закона.

Итак, в комплексе сложившихся сегодня проблем, связанных с отношением Европы к мигрантам, первая проблема – это отсутствие единой миграционной политики внутри Шенгенской зоны, вторая – отсутствие четкого понимания, кто такие беженцы и все ли мигранты являются беженцами, имеющими право на помощь. Третья проблема – мультикультурализм. Европе, наконец, необходимо определиться, что такое мультикультурализм – это лоскутное одеяло или это единое пространство, в котором живут представители различных культурных традиций, но создающие определенную гомогенность. По последнему пути шла Франция, в которой вне зависимости от национальной принадлежности все были французами. Но волнения во Франции, проблема пригородов Парижа связана с тем, что хотя все граждане французы, но они «неодинаковые французы» – многие будучи гражданами плохо знают французскую историю и язык, что означает, что гомогенности французам добиться не удалось.

Происходящее в Европе – не проблема демократии как таковой, а проблема того, как это слово иногда трактуется. Надо понимать еще и то, что демократия в Европе строилась на более-менее моноэтничной основе, и только недавно столкнулась с вызовами многонациональности. Правда, в истории Европы существует многонациональная демократия – Швейцария. Швейцарии удалось сохранить свою демократию в условиях многолингвистического, многонационального устройства. Швейцария всегда была республикой, никогда монархией, и это показывает степень демократичности. Недавно она присоединилась к Шенгену и пытается как-то взаимодействовать с единым европейским пространством.

Еще одним, но неудачным примером построения «лоскутного одеяла» на началах демократии была Австро-Венгрия: в противовес успешной попытке построения многосоставного общества в Швейцарии такое строительство в Австро-Венгрии не увенчалось успехом.

Что будет в итоге в Европе, непонятно, как они будут решать проблемы мигрантов, и даже их детей и внуков, которые обладают отличной от их родителей идентичностью. Пока никаких рецептов предложено не было. Хотя по большому счету миграционная и национальная политика в Европе к проблеме демократии отношения не имеет. Это все же отдельный и весьма сложный вопрос.

       
Print version Распечатать