Эпоха Караяна закончилась только сегодня

Фестиваль в Зальцбурге принадлежит теперь не только меломанам

Меломаны в ауте: оперная программа в Зальцбурге показалась большинству из них ординарной.

Туда им и дорога.

Эпоха Караяна долго приучала всех к главенству мелодии.

Но Макс Рейнхардт придумал фестиваль искусства, а не просто сладкого звука.

Мортье и Ружичка во многом переломили караяновские правила игры, превратившие Зальцбург в эстетический отстойник, но лишь сейчас, в правление Флимма, стало понятно, куда фестиваль развивается.

К критике Флимма

Многие пытаются связать отсутствие ярких оперных событий в этом году с личностью оперного интенданта Юргена Флимма. Мысль, конечно, интересная, а главное - повторялась и раньше, когда в Зальцбурге интендантствовали Жерар Мортье и Петер Ружичка (что с оперой было при Караяне, и вообразить страшно - он даже Дзефирелли отказывался приглашать на постановки, находя того слишком радикальным. Хе-хе).

Флимм сам по себе не большой любимец фестивальной критики - хотя яркий, парадоксальный генделевский "Король Артур" в его постановке пару лет назад явно украсил фестивальную афишу.

Тяготение к режиссерски насыщенной опере проявилось и в этом году - и в отборе редко звучащих произведений, и в выборе постановщиков. Появление таких фигур, как 40-летний Филипп Штелцль, - повод для разговоров надолго. С одной стороны, впервые он поставил оперу всего два года назад. С другой - случилось это в Майнингене, в том самом театре, где звездную карьеру начинал Кирилл Петренко. Художественный опыт Штелцля кое у кого вызывает законное негодование - он ставил клипы для Мадонны, "Раммштайна" и Мика Джаггера?! Конечно, возмутительно, ведь о визуальном языке сегодня в среде меломанов знают, скорее, понаслышке. А Штелцль, по образованию сценограф, на раз цитирует в "Челлини" комиксы и бэтмановский Готхэм-сити и вообще воспринимает партитуру Берлиоза, с ее колебаниями между кичем и гениальностью, как скрытую засаду.

Да и Майя Ковалевская, спевшая в "Челлини" Терезу, сделала свою карьеру при помощи новых электронных средств: в ученицы к Мирелле Френи она попала через ее сайт в интернете. Могла бы так поступить Мария Каллас?!

Многие критики ставят под сомнение сам выбор "Челлини" для постановки, не без злорадства отмечая, что его не просто редко ставят, но что опера провалилась еще на премьере. Хотя мало ли было в истории провальных премьер? И разве личная необразованность критиков является вектором для искусства?

Зато многие профессионалы приняли веберовского "Вольного стрелка" (в России традиционно переводимого отчего-то как "Волшебный стрелок") в постановке Фалька Рихтера. Вот уж спектакль вообще ни о чем - если только голоса в опере не могут быть самодостаточным сюжетом; но эти времена ведь, кажется, давно уже прошли? Оно хоть и ключевое произведение немецкого романтизма, но поставлено Рихтером как бытовая драма с псевдосимволистскими жестами, причем довольно банально, за исключением разве что сцен с огнем. Рихтер не только режиссер (ставил в Дюссельдорфе, Цюрихе и Вене), но и писатель, и на Вебера он взглянул глазами литератора, причем многоречивого. Психологии в итоге, может, и много, зато театральных идей никаких. Возможно ли такое в опере? В принципе, да. Например, в венской.

Как признавался Рихтер, при работе над "Стрелком" он вспоминал Дэвида Линча с его "Твин Пиксом". Но, видимо, это как раз тот случай, когда правильнее было бы забыть, чем помнить.

Рождение музыки из духа слова

После громкого юбилейного года имени Моцарта, выжавшего, казалось бы, все соки из фестивального мира, наступила пора перемен. Одно из свидетельств - в этом году много разговоров с публикой. Когда много говорят, это означает, что нет искусства, готовы позубоскалить скептики. Но на самом деле это очень важное дело для зрителей - прямой контакт с музыкантами и режиссерами, критиками и драматургами (так в зарубежном театре называют тех, кто помогает постановщикам работать с подводными камнями пьес и либретто, почти завлит по-нашему, только куда более творческий).

В этом году среди таких разговоров было: диалог Баренбойма с Пьером Оди, недавним постановщиком "Еврейки" в парижской Бастилии, доклад Серджио Морабито об "Евгении Онегине", встречи с Кристофом Лоем и Люком Персевалем.

Особый интерес вызвала встреча Юргена Флимма со зрителями - такой жанр прямого общения руководителя театра и публики принят в Европе, но, увы, только не в России. Где еще получится напрямую поговорить о репертуаре и исполнителях, тенденциях и просчетах? Встречи с певцами и режиссерами тоже были регулярными, гостей расспрашивал американский журналист Джей Норлинджер - и Рене Флеминг, и Диану Дамрау, и многих других.

К числу новых жестов Зальцбурга относится не только участие Жерара Депардье как чтеца в симфоническом концерте, но и появление ежедневной двуязычной газеты "Daily". Ну и масса докладов, чтений и диспутов в рамках "Фестивальных диалогов" на тему главного афоризма фестиваля - "Ночная сторона сознания", причем чтения проходят в исполнении не только актеров, но и философов. Так, Биргит Реки из Гамбурга читала доклад на тему "Чувствительность - безрассудство - меланхолия - подозрение", связанную с темой-лозунгом фестиваля. А газета "Die Zeit" даже организовала свой форум: издатель газеты Йозеф Йоффе общался с теологами, философами и прочей профессурой. Одна из тем обсуждения: "Кто спасет Просвещение?".

Границы фестиваля расширяются принципиально. Здесь и выставка современного искусства прямо в фестивальных залах, и проходящая в Рупертинуме одновременно с "Реквиемом одной метаморфозе" Яна Фабра экспозиция его театральных работ, и проект "Dichter zu Gast" - буквально "Писатель в гостях". В этом году гостей сразу двое. Это Джефри Евгенидес, чей первый роман "Девственницы-самоубийцы" экранизировала София Коппола, а за "Средний пол" Евгенидес получил пять лет назад Пулицеровскую премию.

Ричард Форд, тоже приехавший в этом году в Зальцбург, получил Пулицеровку за роман "День независимости" - так что множество посвященных им встреч и чтений проходили не при пустых залах.

В этом симбиозе искусств и кроется подлинный вкус: искусство как секс, если уж любишь, так все.

Но настоящим апофеозом такого слияния стал спектакль Кристофа Марталера на неакадемическую музыку Джачинто Шелси (1905-1988). Его творчество постепенно становится известно и в России - так, два года назад Шелси исполняли на Декабрьских вечерах.

Трудности перевода

В ходе марталеровского спектакля знаменитый ансамбль современной музыки "Klangforum Wien" исполняет произведения, которые уже звучали на фестивале в программах восьми концертов, посвященных Джачинто Шелси, от "Ко-Та. Три танца Шивы" и "Mantram - canto anonimo" для контрабаса соло до скрипичных квартетов и "Оканагона" для арфы, контрабаса и тамтама. Концерты прошли в рамках цикла "Континент Шелси" - а отныне такие "Континенты", благодаря спонсорам (1) и новому концертному директору Маркусу Хинтерхойзеру (тот, как и Шелси, родился в Ла Специа), в Зальцбурге будут открывать регулярно.

Шелси - из числа тех радикальных переустроителей мира, которые поначалу интересны только своим коллегам (и то наиболее открытым из них) и лишь затем могут увлечь продвинутую часть публики. Философ и отшельник, аристократ и поэт, он утверждал, что музыка не может обходиться без звуков, а вот звуки без музыки - запросто. Потому они важнее музыки, с этого и надо начинать движение внутри музыкальных пространств. Его собственные произведения находили понимание скорее в Париже, чем на родине, но сегодня это зачастую аритмичное, лишенное привычных признаков академической музыки творчество выглядит уже классикой. Статусу не мешает то, что Шелси был самоучкой, а все его наследие состоит из тонн магнитофонных пленок с записанными произведениями. Будучи богат, он нанимал профессионалов, чтобы фиксировать на бумаге свои импровизации. Некоторые из этих композиторов заявили после смерти Шелси, что именно они и сочиняли его музыку.

Отсюда обилие магнитофонной пленки и бобин для нее в спектакле Марталера, где тема подлинности и фальшивки обретает особое значение, а серьезность исполнения музыки обыгрывается иронично осмысленными сценами.

В спектакле почти нет слов. Действие происходит в некоем итальянском пансионе, оформленном в стиле 60-х, причем обстановка, вроде статуи Будды, явно напоминает о жилье самого Шелси (художник Дури Бишофф). Внизу - пиццерия, наверху - огромная терраса и несколько комнат, в которые зритель может заглянуть через окна. Персонажи - типично марталеровские, вроде бы вяловатые и какие-то недоделанные, но в итоге именно к ним оказывается применим такой штамп, как "соль земли". В том смысле, конечно, что не творцы, но основа человечества. Мечтают, влекутся, надеются... результат - явно не Сороковая симфония Моцарта, но ощущение чего-то подлинного остается.

Проблем с трактовками Марталера масса (решать их в начале сентября станут и на Рурском фестивале, где Шелси покажут пять раз. Вызывает вопросы и перевод названия его спектакля.

"Sauser aus Italien. Eine Urheberei" в русской прессе выглядит отчего-то как "Молодое вино из Италии", а то и вовсе "Шумовик из Италии. Одна инициатива". Немецкие словари ныне в дефиците, но все же 100-летний юбилей Шелси давно уже отшумел, а речь идет о виноградном сусле (Sauser), молодым это вино можно назвать только из перспективы абсолютной трезвости. Что, в общем, понятно для людей, опьяненных лишь музыкой

В этом слиянии тем и жанров, которым Зальцбург так богат в нынешнем году, и видится его будущее. Храм искусств, где слово существует на равных со звуком, мимика - с изображением, выглядит идеальным пространством в мире, где понятие междисциплинарности становится ведущим.

В каком-то смысле лишь сегодня Зальцбург окончательно освобождается от наследия Караяна, с его пониманием искусства как чистой вещи в себе, когда эстетика не просто затмевает, но напрочь отменяет социальное. Искусство богаче, чем просто форма, оно способно и социальное воспринять одной из важнейших своих форм.

Как всякий человек, владеющий несколькими языками, потенциально сильнее и даже интереснее своих безъязыких коллег, так и искусство, открытое миру, выглядит привлекательнее изощренной игры правилами.

Почему-то особенно ясно это понимаешь в современной России.

Примечания:

1. Несмотря на усталость многих спонсоров, настигшую их после моцартовского юбилея, Зальцбург по-прежнему не может пожаловаться на их малочисленность. Многие из них постоянно работают с фестивалем уже с 90-х годов, новые подписывают многолетние проекты. Так, "Континенты" будут идти благодаря швейцарской фирме "Roche" вплоть до 2011 года. Среди других героев года много именитых - например, "Audi", развозящая гостей, или "Swarovski", спонсировавшая костюмы для спектакля "Сон в летнюю ночь" (там только Оберон ходит порой в одних плавках, а вот эльфы всегда нарядно одеты).

Фото: "Salzburger Festspiele"

       
Print version Распечатать