Двухпартийность на российской почве

От редакции: 28 октября, в субботу, состоялся объединительный съезд "Родины", "Российской партии пенсионеров" и "Российской партии жизни".

Рассуждения о возможном выстраивании российской двухпартийности появились достаточно давно. Основанием их, скорее, было (и есть) стремление упорядочить, структурировать политический процесс и обеспечить его подконтрольность. В этом смысле собственно появление, возникновение и развитие двухпартийной системы ни при чем. При чем - желание построить такую систему. В этом нет ничего зазорного. Одна из многочисленных функций партий и партийной системы в целом - канализировать хаотичную социальную и политическую деятельность населения. И то, что данная инициатива исходит от власти, также вполне естественно. Власть тоже игрок в политике и тоже имеет свои интересы. Однако всякое политическое строительство сталкивается с разнообразными ограничениями.

Первые идеи, касающиеся властного партстроительства, появились в новой России на заре ее "независимого" существования. "Партия власти" всегда стремилась оформиться в настоящую партию. Несколько попыток оказались полностью неудачными. Новая российская элита еще только зарождалась, не вполне понимала, зачем и почему ей надо "выстраиваться", да и разнообразие групповых интересов было очевидно выше, чем потребность в консолидации. Население же частью было дезориентировано реформами, а частью, опьяненное свободой, охотно участвовало с той или иной долей активности в многообразном общественно-политическом творчестве.

Со временем выяснилось, что особой демократии не получилось, приватизированное имущество надо как-то охранять и лучше между собой договариваться. И оказалось, что исторический опыт существует не только для учебников. Началось активное строительство современной системы власти, в которой значительное место стало уделяться партии, стоящей на страже уже свершившегося и сложившегося порядка вещей. Как заметил Черномырдин в мае 2000 года: "Сегодня завершается 15-летний период преждевременных родов". И вполне естественно, что прошлое сидит и проявляется в партстроителях на уровне бессознательных рефлексов. Михаил Прусак на съезде "Единства" 29 октября 2000 года заметил: "Хотели создать очередную партию, а получилась, как всегда, КПСС". В этом есть правда, но не только.

Перспективы существования однопартийной системы в советский период были связаны не столько с обществом, сколько с возможностью политической власти навязать обществу такую систему. Сейчас дело вроде обстоит сходным образом. Но это только внешнее впечатление. Здесь есть один немаловажный нюанс. Безгласность и безвластность общества при выстраивании советской однопартийности компенсировалась взятием правящей партии на себя функций самого (гражданского) общества. КПСС существовала не столько как государственная организация, сколько как специфическая форма гражданского общества, о чем исследователи уже достаточно писали. Она стремилась стать обществом не только за счет своей массовости (хотя это и противоречило тезису о направляющей силе), но за счет фактического включения в свою деятельность непартийной и неполитической активности.

Мало кто сейчас помнит, что в районных комитетах партии существовали дежурные, находящиеся "при телефоне" во внерабочее время. Случись что-нибудь серьезное, на что не среагировали коммунальные службы, советские (государственные) органы, туда можно было позвонить. Дежурный уже переадресовывал "сигнал". А поскольку у партийного органа был достаточно сильный политико-символический, а в конечном счете и административный ресурс (наиболее точно это было схвачено сталинской концепцией "приводных ремней"), то с ним было трудно не считаться. Это лишь один пример. Такого рода партийная активность была ценой легитимации. При массовости коммунистической партии и с провозглашением ею своей целью блага народа она достаточно эффективно, вторгаясь во все сферы жизни страны, демонстрировала непосредственную связь с этим самым народом. Делегитимация КПСС была в значительной степени связана с фактическим отходом ее от обеспечения народного благосостояния и принципа социальной справедливости, как он понимался основной частью населения. Фундаментом такого рода взаимоотношений населения и власти был неизжитый патернализм традиционного российского общества. Лозунг о "заботе партии" длительное время воспринимался именно как естественная обязанность власти.

В современных условиях повторить этот опыт достаточно проблематично. И общество, и политика отчетливо и подчеркнуто несправедливы (важным индикатором здесь может служить соотношение доходов 10% самых преуспевающих граждан и 10% наиболее обездоленных). Некоторое же повышение благосостояния части средних слоев и уменьшение доли нищих и бедняков среди населения принципиально не создает политико-психологических оснований для массовой поддержки однопартийной власти.

Другой вариант, основанный на лидерстве яркого признанного вождя и понятных для всех национальных идеях (как это было, например, при Муссолини и Гитлере), также не просматривается - ни харизм, ни идей. Одни суррогаты.

Остается единственная возможность. Бюрократическая (с массовой базой среди чиновничества) партийно-государственная система. При сохранении во всех слоях патерналистских ожиданий и соответствующих реакций какое-то время такая конструкция просуществовать может. Единственно, длительное неподкрепленное ожидание может опять же весьма основательно делегитимизировать власть. Тем более что экономические прогнозы не вполне оптимистичные.

Вот здесь и возникает представление, что спасти положение возможно за счет опоры на две (а может быть, три?) партии, одинаково ориентирующиеся на существующие властные структуры, но внешне конкурирующие между собой. Парадокс в том, что сами эти партии вроде бы власть и не имеют, они ее получают. И делегирует ее им высшая бюрократия, персонифицированная президентом. Поэтому все кандидаты на должность уполномоченных партийных лидеров и говорят о поддержке первого лица в государстве.

Иллюзии двухпартийного будущего обычно связаны не столько с анализом ситуации, сколько с волеустремлением и подсмотренным заграничным опытом. Когда говорят о двухпартийной системе в США, Англии и т.п., обычно упускают из виду достаточно важные обстоятельства бытования там двухпартийной системы. Во-первых, в этих странах партий все же несколько больше, чем две. Просто две -наиболее важные, значимые, и фактически они формируют политическую жизнь и влияют на структурирование власти в национальном масштабе. В некоторых регионах достаточно активно действуют местные партии. И это результат в большей степени исторического политического развития, межпартийной борьбы за общественное внимание и благосклонность населения (на выборах являющегося электоратом), а не административного отбора. В России же иные партии просто изничтожаются. Во-вторых, партии связаны с организациями гражданского общества, с группами интересов. Залог их устойчивости (что проявляется в воспроизводстве партийной и политической системы) находится в гражданской самоорганизации и инициативе, в реальных интересах не только элит, но и граждан. Именно гражданское общество "делегирует" партиям политическую активность. Это взаимодополняющая система взаимоотношений. В-третьих, партии формируют государственные органы власти, а не наоборот, как это встречается в России. В?четвертых, конкурентная межпартийная борьба ограничена признанием законности и легитимности основных общественных институтов, но не персон, занимающих те или иные властные позиции. В этом смысле партии как раз борются за право назначать своих политиков и бюрократов и выступают за смещение представителей оппонентов. Вне критики остаются символические фигуры, не делающие погоды в политике, - короли, королевы и императоры. В-пятых, при двухпартийной конкуренции большую роль играют независимые средства массовой информации. Конечно, независимость СМИ не абсолютна. Но она вполне достаточна, чтобы быть фактором, создающим некоторую неопределенность в конечном результате борьбы за власть. Помимо этого, СМИ служат важным инструментом в борьбе против узурпации и монополизации власти. Именно в этом смысле они являются еще одной властью в системе сдержек и противовесов. В?шестых, следствием предыдущих положений является публичность межпартийных и, шире, политических взаимоотношений. Ибо партии - продукт публичности. Одним из важных и наглядных примеров публичности - открытые дискуссии и дебаты лидеров партий (и не только во время выборов). В России первые персоны далеко не всегда опускаются до этого. Особенно это касается правящей элиты. Она монологична. Теле- и интернет-общение с публикой могут ввести в заблуждение только весьма простодушных граждан.

Однако эти рассуждения могут показаться довольно-таки абстрактными. Тем более что региональные выборы 8 октября демонстрируют убедительную победу "Единой России" и значительный рост "актуальных левых", которым как раз и прочат роль второй партийной опоры власти. Одним словом, политический курс население одобряет.

Между тем если мы посмотрим на результаты выборов с точки зрения ориентаций массового человека на существующую политическую систему, то сможем заметить ряд существенных проблем.

Обычно исследователи рассматривают три типа ориентаций: на правительственные структуры; на других участников политической системы; на собственное участие в политической деятельности. Уолтер Розенбаум назвал их "компонентами ядра" политической культуры.

Не буду утомлять читателя подробным разбором особенностей отечественной политической культуры. Скажу лишь о существенных выводах. Судя по результатам последних выборов, граждане не особенно доверяют самому институту выборов, не видят связи своих собственных интересов с деятельностью партий и депутатов, представляющих эти партии. Скорее всего, они невысокого мнения и об эффективности своего собственного участия в политической деятельности. Средняя явка избирателей составила всего 35,6%. Максимум был в Туве (52,2%), что неудивительно, минимум - в Свердловской области (27,9%). Налицо отчуждение от политической сферы. Победа на выборах оказывается не победой в политическом пространстве, а в бюрократическом.

Безусловно, данное обстоятельство свидетельствует одновременно, как это ни парадоксально, о стабилизации системы. Нет очевидных угроз, что политические аутсайдеры смогут проникнуть в органы власти и помешать осуществлению политики в нужном ключе. Можно без особого беспокойства строить проправительственый партийный блок. Однако другой стороной этого процесса оказывается фактическое свертывание политики, сужение каналов представления своих интересов в публичном политическом пространстве различными социальными группами. Надо еще принять во внимание чрезвычайную неразвитость структур гражданского общества в России. К слову, в условиях ограничения легальных конституционных каналов донесения своих потребностей и требований в органы власти и невозможности законно повлиять на принятие нужных решений (Общественная палата, даже если бы она была независимой от власти, эти функции осуществить не может) возрастает потребность в расширении нелегальных каналов воздействия на власть. Обычно это связано с коррупцией. А кроме этого, растет социальное напряжение.

Конечно, партии могут существовать и без публичной политики. История дает тому примеры. При социализме в Болгарии было две партии, в Польше ? три партии, в ГДР - пять. Известно, чем это закончилось. Так что возможность и шанс у двухпартийности в России есть. Следствия не совсем очевидные при современных тенденциях.

       
Print version Распечатать