Две или три вещи, которые я знаю о новгородской прокуратуре

Центральная проблема, вскрытая развитием "новгородского дела", по-моему, сводится к следующему. Региональные правоохранительные органы и судебная власть в России представляют собой закрытую кастовую систему, которая, во-первых, отличается чрезвычайно высоким уровнем коррупции, во-вторых, полностью мотивирована личной выгодой своих руководителей (монетарной или немонетарной), а в-третьих, действует фактически независимо от федерального руководства страны.

Последнее не имеет воли или возможностей для осуществления реального надзора за уголовным судопроизводством в провинции. Местные "силовые элиты" всеми силами поддерживают этот status quo, рассматривая любое, даже потенциальное вмешательство Москвы как покушение на свои права феодальных сеньоров. Драться за эти права они готовы любой ценой. Ведь ключевой вопрос их выживания в нынешнем качестве связан с тем, чтобы любое действие на подконтрольной им территории проходило с их исключительной санкции, в результате определенного рода "договоренности". О законности или незаконности таких действий при этом речи не идет вообще. Законность - это просто компромисс, который в данной ситуации устраивает ваше феодальное начальство.

Кроме того, провинциальные силовые структуры стараются быть максимально непроницаемыми для внешних наблюдателей. Это означает, что любая огласка их деятельности интерпретируется ими как вызов, нарушение правил и личное оскорбление. Публично говорить о том, чем занимаются местные прокуроры и их подчиненные, могут лишь те, кто имеет соответствующую лицензию. Критика допустима в заранее оговоренных пределах. Иная работа журналистов находится под запретом, а любая несанкционированная информация о "баронах" на уровне местной прессы легко блокируется.

Провинциальный прокурор обладает классической психологией маленького начальника. В соответствии с ней весь мир стремится к единственной цели - занять место прокурора. Разумеется, в соответствии с этой логикой кругом враги, интриги, но также и люди, которые "могут оказаться полезными". Именно такими глазами смотрели на вещи те, кто в апреле прошлого года отправили мою жену в тюрьму, лгали и продолжают лгать до сих пор. В эту картину мира категорически не помещается идея о том, что люди могут помогать друг другу просто так. У чиновников нет друзей, только собутыльники. И если что-то идет не так, они ищут заговор. Поэтому, разумеется, чиновники прокуратуры не могут признавать свои ошибки. Это просто не заложено в их программу.

Прокуратура и суды, кадры которых формируются из тех же работников прокуратуры, систематически действуют согласно "сложившейся практике". Эта практика как-то сама собой сложилась вопреки действующему законодательству. Законы у нас по-прежнему неплохие, вот только немного хромает их реализация. Феодалы умело используют эту ситуацию: найти какое-нибудь нарушение закона можно практически всегда, а контроль за направлениями поисков принадлежит самому сеньору. Поэтому единственный способ не иметь проблем с законом - это хранить верность начальству, оброком или барщиной.

"Практика" в уголовном судопроизводстве начинается с относительных мелочей, вроде фактической невозможности обжаловать незаконные действия прокуратуры в местных судах (за теми очевидными исключениями, когда "заказчику" удалось "договориться"), а заканчивается традиционным содержанием под стражей подследственных в профилактических целях и пресловутыми 2% оправдательных приговоров по стране. Правосудие, воодушевленное такой практикой и очевидной неспособностью общества менять ситуацию, вершится под покровом тьмы. Адвокаты во многих случаях разделяют с прокурорами общие интересы. Отсюда и чудовищная статистика, которая с точки зрения прокуратуры, разумеется, свидетельствует об отменном качестве работы следователей.

За десять месяцев, прошедших с начала "новгородского дела", моя семья в полной мере познакомилась с уровнем профессионализма некоторых бесстрашных сыщиков. Нет оснований предполагать, что средний уровень по стране лучше.

* * *

Подробности дела, сфабрикованного прокуратурой Великого Новгорода в отношении моей жены, достаточно известны. Я бы хотел сейчас остановиться на тех деталях, которые в публичное поле до сих пор не попадали.

Итак, спустя примерно месяц после несчастного случая с ребенком какой-то светлой головой в голубом мундире была сформулирована блестящая идея сделать статистику по преступлениям против несовершеннолетних, которая в Новгородской области откровенно хромала. Лучшего кандидата, чем "безработная мать-одиночка" Федорова не нашлось, и машина была запущена. Бодрой походкой пришел к нам оперуполномоченный Стафеев Р.В., помахивая повесткой, напевая под нос: "Мы привлечем вас по сто пятой". Первое, что я сделал тогда, - это узнал контакты УФСБ по Новгородской области. Они до сих пор записаны в моем телефоне, но весной я так и не смог ими воспользоваться. Мне сильно не хватило опыта.

Стафеев рвался в бой, он хотел раскрыть сто пятую. Я думаю, что сейчас он благодарен судьбе, что она разлучила его с нами. Бодрость духа сотрудник милиции сохранял и впоследствии. Именно он встречал мою жену из тюрьмы 7 мая 2007 года, шутил и даже галантно помог донести ей сумки до кабинета Колодкина. Неслыханная вежливость по отношению к опасному преступнику общим весом в 36 килограммов. Тем более что опытный следователь после этого даже не дал "матери-убийце" позвонить со своего телефона домой, и она шла под дождем пешком. "Да она же преступница! - орал г-н Колодкин впоследствии одному нашему другу в порыве правоохранительного угара, вспоминая этот случай. Впрочем, мы отвлеклись от хронологии нашего сюжета.

В марте мы наводили справки о Колодкине. Мы ошиблись в своих выводах, признав его человеком, который станет разбираться в ситуации. По всеобщим отзывам, это был далеко не самый глупый следователь из имеющихся в арсенале Ефимова. Дело с самого начала вызывало большие сомнения, и, по некоторой информации, в конце марта оно было отозвано на проверку в областную прокуратуру. Мы начали успокаиваться, и это стало еще одной, очень серьезной ошибкой.

Колодкин вновь получил дело в первых числах апреля и приступил к работе. Мы же нуждались в адвокате. Свои услуги предложил некто Байдюк. Явившись на встречу с опозданием на час, он внезапно заявил при свидетелях, что работать с нами не будет, поскольку " дело решенное, получишь срок и будешь сидеть, адвокат тебе не нужен, и не трать мое время". К тому времени Колодкин уже располагал информацией о моей неплохой по новгородским меркам платежеспособности. Это и был момент истины. Через сутки после явления Байдюка мне и родственникам моей жены поступили первые конкретные предложения по переквалификации "серьезного преступления" во что-нибудь менее серьезное. Двухходовка была слишком очевидной и, конечно, рассчитанной на внезапность столь "сурового приговора", озвученного Байдюком. Думали мы коллективно, но решение пришлось принимать мне. Я считал, что вымогатели блефуют, и оказался прав. Вот только это обошлось нам слишком, непоправимо дорого. Я еще ничего не знал о самом справедливом суде, укомплектованном бывшими чиновниками прокуратуры. Скоро судья Никитин отправит мою жену, которая уже имела подписку о невыезде, в тюрьму. Байдюк, который почему-то точно знал дату допроса, назначенного Колодкиным, еще попытается войти в дело как обязательный защитник. А впоследствии он скажет новгородскому журналисту Корякову, что отказался защищать мою жену в силу своих высоких моральных принципов, не позволяющих ему работать с детоубийцами.

Во время ареста 19 апреля я был в Москве и читал лекцию по философии. Не сумев закончить, я отправился домой и еще несколько часов думал о том, имеем ли мы шансы на победу в открытом противостоянии с врагом, который продемонстрировал, что готов использовать любые методы. Колодкин, заместитель Ефимова Михайлов и судья Никитин не мальчики, они знают, что бывает в тюрьмах с женщинами, обвиненными в детоубийстве. А это означало, что терять мне больше было нечего.

Дальше, как я сейчас пишу в обращениях на имя многочисленных должностных лиц и депутатов, "дело получило широкий общественный резонанс". Через двое суток на месте была съемочная группа Первого канала. Съемочную группу "в интересах следствия" к жене не пустили: показать ее по телевизору было бы страшным ударом по репутации мужественных должностных лиц. На нас обрушились мутные потоки лжи со стороны прокурора Ефимова. Этот человек умудрился не сказать за несколько месяцев ни одного слова правды, а потом, осенью, заявлял журналистам, что "ко всему этому отношения не имеет". 4 мая Антонину показали в эфире вечерних новостей НТВ, и тогда я подумал, что нам обоим, возможно, осталось жить совсем недолго.

Утром 7 мая я и четверо моих друзей взяли билеты в Новгород, ведь на следующий день должно было состояться рассмотрение кассационной жалобы по мере пресечения - наш шанс на спасение. Днем у меня было несколько встреч, а около пяти часов вечера я побывал у Олега Зыкова, руководителя рабочей группы по защите прав детей Общественной палаты. Через час прокурор Ефимов послал в Москву факс о том, что Антонина выпущена под подписку о невыезде. Ее начали искать наши друзья в Новгороде, и скоро она позвонила мне. Она говорила другим голосом и другим языком.

На следующее утро суд признал арест противоправным. Главной мечтой для представителей сил правопорядка в этот момент становится нахождение у моей жены "аффекта". Искать его предполагалось, как мне представляется, примерно по той же схеме, как в недавнем сверхуспешном расследовании дела о гибели мэра Новгорода Корсунова искали виновных. Следствием, а потом и судом было признано, что гибель от многочисленных телесных повреждений причинила секретарша Корсунова Бельдиева, которая в состоянии алкогольного опьянения наехала на лежащего на земле мэра на автомобиле ВАЗ-2106. Эта "окончательная точка" недавно была представлена как крупное достижение этого ведомства прокурором Новгородской области Бажутовым, который сейчас приютил у себя и Ефимова, и, видимо, Колодкина.

* * *

Что происходит сейчас? Доказательная база следствия покоится на непогрешимости мундира и его чести. Колодкин не только является автором показаний мальчика, которые якобы были записаны со слов последнего, но и получил нужные ответы от этого единственного свидетеля при помощи наводящих вопросов. Нарушены были не только общие правила проведения допросов, но и рекомендации по оценкам показаний, данных детьми. Дети внушаемы со стороны взрослых. Колодкин - мастер внушений. Он не сделал здесь ничего оригинального, он работал так же грязно и грубо, как и в других своих делах. Именно за это его ценят в Новгороде.

Следствие отказывается предоставлять для копирования видеокассету с показаниями мальчика, на которой видны методы работы Колодкина. Согласен со следствием и новгородский суд, который определил, что копировать видео, имеющееся в деле, мы права не имеем, поскольку это нарушает неприкосновенность частной жизни "актеров".

Еще одним удивительным открытием для меня стало то, что новгородским следователям свободно разрешается использовать в рамках дела свои литературные таланты. Дина Пальчук, сменившая на боевом посту лишенного премии Колодкина, скорее всего, достаточно долго воображала фабулу возможного обвинения. В конечном итоге она показала себя тонким психологом, романистом со склонностью к жанру детектива, сделав сразу несколько предположений о том, что "желала" и "полагала" моя жена перед тем, как в рабочее утро понедельника хладнокровно сбросить трехлетнюю дочь ногами вниз с третьего этажа в общежитии, где полно людей, "не посмотрев наверх, где мальчик стоял тихо". Когда я попросил непосредственное начальство Пальчук объяснить мне в доступной форме, как именно она пришла к подобным психологическим выводам, мне ответили, что жаловаться на эту фантастику я не могу, потому что мои интересы следователем Пальчук не нарушены.

* * *

Местная "оппозиционная пресса" (!) в лице главного редактора "Новой новгородской газеты" Брутмана написала прокурору Ефимову крайне забавный панегирик. Суть его сводилась к тому, что г-н Ефимов "пережил атаку", организованную "молодыми путинцами", после чего перешел на новое место работы в области. В том же тексте сообщалось, что самым громким делом прокурора Ефимова стало дело моей жены. И это при том, что Ефимов находился на своем общественно полезном посту с 2004 года! В городе орудовала организованная преступность, было совершено более десятка заказных убийств, заживо сгорели люди в агентстве недвижимости, владелец которой отказался платить дань. Все это отнюдь не "гремело" и, разумеется, Ефимовым не раскрывалось. Совсем другое дело - "пережить атаку путинцев". Да за это даже орден мало дать.

* * *

Главное, что нужно понимать: ситуация вокруг нашего дела не является чем-то уникальным. То, что происходит в Новгороде, - это действительно рутинная работа для Колодкина и его коллег. Это - симптом агонии правоохранительной системы страны. И если вас это до сих пор не коснулось, то учтите, это явная недоработка компетентных лиц.

Нынешнее состояние органов правопорядка - это смертельная угроза для существования российского государства. Потому что никакой экономический рост и потребительские кредиты нам в отсутствие гарантий элементарных прав не помогут. Неспособность федерального центра осуществлять фактическое управление регионами, отсутствие пресловутой "вертикали власти", которая предполагала бы наличие обратной связи "снизу вверх", от региона к центру, имеет в России характер системного кризиса. Глубина этого кризиса вскрылась именно на примере "новгородского дела" благодаря стечению обстоятельств: наличия у стороны защиты контактов в федеральных СМИ, абсурдности обвинения, социальной значимости прецедента преследования родителей ребенка по надуманному поводу, крайнему непрофессионализму следствия.

И поэтому, если абстрагироваться от обстоятельств конкретного дела, альтернатива, которая у нас имеется, представляется очень простой. Мы можем позволить этой системе сожрать вокруг себя все живое ради феодальной "чести мундира". И тогда мы получим даже не 90-е, о которых столько литаний раздается в последнее время. Это будет какой-то совсем новый прекрасный мир. Или же - в интересах выживания общества - появятся механизмы контроля за деятельностью чиновников.

Если говорить кратко, нам нужна судебная реформа. Поскольку кадровую проблему разрешить невозможно и профессиональный состав судей в ближайшие годы останется тем же, следует добиваться максимально широкого использования суда присяжных, а в перспективе - готовить почву для реформирования судейского корпуса и закрепления процедуры выборов судей. А прямо сейчас - не закрывать глаза на произвол и беззаконие и послать телеграмму в поддержку лейтенанта Аракчеева, дважды оправданного судом присяжных, но все равно лишенного свободы.

* * *

Вот те две или три вещи, которые я готов сказать о новгородской прокуратуре сегодня.

       
Print version Распечатать