Детектив как освежитель исторической памяти

Роман Маргариты Хемлин «Дознаватель» вышел два года назад, однако это – одна из тех книг, которые со временем способны дозревать, наполняться новыми смыслами. Соответственно, вручение ее автору премии «Инспектор НОС» (за лучший российский детектив), состоявшееся 3 июня в Культурном центре Мейерхольда, возвращает наше внимание уже к немного другому тексту.

Написан роман по-русски, стало быть, и обращен к россиянам тоже, хотя основные события произведения разворачиваются не у нас, а в Украине, точнее, в Чернигове и окрестностях. И не в наше время, а в конце 40-х – начале 50-х годов прошлого века, то есть до и после смерти Сталина. И материи затронуты такие, до которых рядовому современному россиянину, казалось бы, и дела нет. А зря!

Ведь речь идет о темной стороне советского оптимизма, который возрождается на наших глазах.

«Дознаватель» – это серьезный и глубокий роман, замаскированный под детектив, хотя, разумеется, все необходимые атрибуты жанра в тексте найдутся.

Там есть и преступление, и расследование, и сыщик, выходящий за пределы полномочий в иррациональном, с точки зрения здравого смысла, но совершенно привычном для опытного читателя детектива стремлении узнать истину.

На протяжении всего романа сыщик, милиционер Михаил Цупко, «раскалывает» немногословных и уклончивых свидетелей. Колесит по городу и области, посещает села и больницы. Сыщик этот – герой не классического, а «крутого» детектива, поскольку работает не только головой, но и кулаками. В финале мы, разумеется, узнаем, кто убийца и каковы его мотивы.

Однако детективом этот роман кажется, так сказать, только с высоты птичьего полёта.

Думается, мы не испортим читателю удовольствия от книги, если охарактеризуем главную коллизию. Роман повествует о противостоянии милиционера Михаила Цупко и еврейской общины Чернигова, некоторые члены которой считают бравого милиционера убийцей.

Оторваться от чтения невозможно. Одни и те же вполне себе с виду однозначные поступки героев по несколько раз меняют смысл.

И это становится возможным, потому что Хемлин наделяет своих героев незнакомой нам психологией, то есть либо успешно воссоздает ее, либо блистательно придумывает.

Штука эта может оказаться для читателя сюрпризом. Казалось бы, в современной России принято помнить победу СССР над фашизмом и гордиться ею. Большинство современных россиян отождествляют себя с народом-победителем столь истово и безоглядно, что порой доходит до курьезов: красивые девушки фотографируются в военной форме времен Великой Отечественной Войны с наградами и публикуют эти снимки на своих страничках в социальных сетях.

Однако из книги Маргариты Хемлин мы узнаем о ситуациях и состояниях, которые при помощи одного только переодевания и последующего фотошопа понять и прочувствовать никак нельзя. Это – опыт выполнение боевой задачи ценой утраты морального права считать себя человеком. Например, боец партизанского отряда, посланный в село за продовольствием для своих голодающих товарищей, не может нарушить приказ и остановить расправу немцев над мирными жителями.

Смею предположить, что о таком рассказывали редко. Особенно детям, родившимся после войны. О таком сами изо всех сил старались забыть.

Оппоненты Цупко помнят всё, что случилось с их близкими и друзьями. Человеку не под силу пережить такое и сохранить душевное здоровье, однако у них есть сверхзадача, которая не позволяет окончательно сойти с ума – сохранить себя как народ, спасти и правильно воспитать своих детей.

С самим Цупко дело обстоит по-другому. Он прекрасно владеет искусством вытеснения неудобных фактов в собственное подсознание. Его правая рука не знает, что делает левая, и это скорее закономерность, чем курьез.

Мы видим человека, который превыше всего ставит интересы государства и при общении с частными лицами говорит от его имени. Однако с успехом достигает и личного преуспеяния. Субъективно считает себя порядочным и устремленным к добру. Но при этом сводит в могилу множество невиновных и т.д.

Каждая новая взятая высота, еще одна ступенька на социальной лестнице, на которую ему удается взобраться, способствует частичному забвению того, что случалось с ним на предшествующем этапе.

Причем началось это еще до войны.

Его родители – колхозные активисты, и потому убиты немцами. Петро Палий, земляк дознавателя, рассказывает сыщику, что за мученическую смерть односельчане готовы простить семье Цупко даже их успехи в колхозном строительстве. Однако Цупко младший искренне не понимает, в чем их вина. Приходится напоминать, как активисты доставали последние колоски из-под подушек у голодных детей.

Цупко много знает о судьбе евреев родного края, о том, что им пришлось перенести в войну. Однако предугадать их поведение, понять в тех или иных конкретных ситуациях мотивы их поступков он как будто не в состоянии.

Другая примечательная особенность этого персонажа – его языковая и, так скажем, социокультурная стратегия. Он сам родом из украинской деревни, но принципиально говорит по-русски даже с односельчанами, потому что это – язык советского государства, карьеры и благополучия. Одним словом, язык власти.

Цупко не чудовище, хотя, безусловно, не является положительным персонажем. Его можно назвать воином-приспособленцем. Это пастух, поддерживающий порядок в стаде, не кровожадный, но и крови – все ж таки бывший солдат и даже разведчик – не боящийся. После войны, как подчеркивает автор, на территориях, которые были оккупированы немцами, ее уже не боялся никто, даже женщины и дети.

Цупко хочет простого, доступного в конкретных условиях места и времени человеческого счастья. И ради него он готов идти если не по трупам, то уж точно по головам.

Думается, в современной России найдется немало граждан с украинскими фамилиями, чьи предки, подобно Цупко, выбрали русский как язык сытости и благополучия. И они сейчас искренне не понимают, как устроена современная Украина, чем украинцы отличаются от русских, почему русскоязычный украинец может, тем не менее, считать себя украинцем, а не русским и т.п.

Позволю себе еще одно предположение: другой характерной особенностью этой породы людей в наше время, несомненно, является доверие к миру и установка на «позитив». Мир, правда, дан в ощущениях от новостной телекартинки. А формула «позитива» – психогигиена минус ответственность за происходящее вокруг. Впрочем, быть оптимистами им уже гораздо проще, чем герою Хемлин, потому что вытеснению подлежат уже не личные воспоминания, а сделавшиеся неудобными для текущего политического момента исторические сюжеты.

Не стоить, однако, думать, что роман Маргариты Хемлин весь от начала и до конца про маленького, точнее, среднего человека на высокой должности.

Кроме героев, не помнящих за собой никакой вины и бесстрашно колеблющихся вместе с генеральной линией партии, в этой книге найдутся и другие. Их не видно. Они не стремятся привлечь к себе внимания. Зато готовы брать вину на себя даже за то, чего никак не могли ни предотвратить, ни исправить. Готовы возвращать уже прощеные долги, платить по счетам. Пытаются сделать невозможное.

А потому достойны вечной памяти.

       
Print version Распечатать