"Да, мы ох**ли. И что?"

Про последние два года теперь пишут, что надежды на «оттепель» были смешны, потому что никаких поступков полуэкспрезидент Медведев не совершил, а так только, глаза закатывал. Сказал, что свобода лучше, чем несвобода, и многим показалось, что это намек. Да что намек, на Медведева (=оттепель) работал целый мозговой центр, ИНСОР, выработавший программу, с которой и должен был развернуться «младшенький» (как ласково поименовал его на днях глава мозгового центра Юргенс в интервью радио «Свобода») на втором сроке. Слово «срок» в России традиционно звучит как лагерный, но в данном случае - как срок беременности. Произошел выкидыш. Отчего вдруг – никто не знает, а почему в принципе – всем понятно.

Так вот оттепель, хрущевская. Суд над Бродским, расправа с Пастернаком, посадили Синявского и Даниэля, кукуруза эта дурацкая… Я сама пала жертвой оттепели: меня, шестилетнюю, положили в больницу вырезать гланды. Перед операцией люди в белых халатах представили мне хирурга, сказав, что мне выпала большая честь: оперировать будет знатная доярка, Герой Соц. Труда (в народе это называлось Гертруда). Врачи, конечно, ассистировали, но доярка уже успела нанести удар, из горла стала хлестать кровь, потому гланды и по сей день на месте, а меня схватили, опрокинули над раковиной, потом я очнулась в палате, на койке возле разбитого окна, шел январь. Началось воспаление легких, я была в полной уверенности, что попала в тюрьму, пыталась сбежать – не выпустили, но меня, к счастью, забрали лечить домой. Дело в том, что Хрущев на почве оттепели решил сделать приятное любимым рабочим и колхозницам, а моя доярка заявила, что мечтает стать хирургом. «Быть посему», - и отправил ее в детскую больницу.

Что же было прекрасного в той оттепели, помимо полета Гагарина? Атмосфера. По сравнению со сталинской бойней – вегетарианские (звучит почти как викторианские) времена. А что Хрущев в той бойне принимал живейшее участие, либо не догадывались, либо простили. Все окрылены, «надежда – мой компас земной». Нечто подобное происходит при Горбачеве: надежда. Голод, как во время войны, и войны вспыхивают гражданские, Чернобыль. Казалось бы – полная катастрофа (про цены на нефть тогда не знали, а их «низость», собственно, и спровоцировала перестройку), но – надежда. Затянуть пояса, перетерпеть, зато – свобода, гласность, новая жизнь. Ельцин спасает Россию и от голода, и от гражданских войн, потому надежда становится уверенностью, что еще пару лет, и мы будем жить, как во Франции. Даже лучше. Почему лучше? Потому что Россия – лучше всех. Когда это так думали ее жители? Все братаются, рабочие и писатели, врачи и доярки, дивятся на появляющиеся в Москве Роллс-Ройсы и Мерседесы, зачитываются газетами и журналами, ставшими, наконец, настоящими «правдой» и «известиями». При мне, в переходе на станции метро Пушкинская, застрелили человека. Милиционеры в ужасе бегут от направленного на них дула пистолета. Толпа вжимается в стенки. Страшно. Но это пока страшно, дикий капитализм, все страны проходили, а завтра всё станет как в Америке и даже лучше.

У одних надежды угасли в октябре 1993-го, у других – в 1996, после «коробки из-под ксерокса», у большинства – в 1998, после дефолта. Была ли тогда «партия жуликов и воров»? Была. Но была атмосфера, при которой шахтеры могли стучать касками на Горбатом мосту, пенсионеры идти маршем протеста, когда СМИ кричали «банду Ельцина под суд», то есть общество участвовало в жизни страны, считала ее своей («эта страна» - от брежневских времен, когда жили «кухнями», под оккупацией, с которой смирились). Значит, завтра всё, что нам не нравится - изменим. Потребуем, заставим. И в Европе бывали мрачные и кровавые времена, но свобода, всеобщее участие в конфигурации государства (и незыблемость собственности как обязательный фактор) делало эти государства своими, родными, любимыми.

Сейчас все везде схлопывается: чувство гражданства фактически угасло, долги, непостижимый идиотизм войны (Югославия, Ирак, Ливия), цунами мигрантов, бедная Греция, у которой ни много ни мало хотят отнять суверенитет, общемировая депрессия и людоедство. Мы, благодаря его высочайшему превосходительству дорогой нефти, держимся физически. Но морально – уже нет. Два последних года надежд, персонифицировавшихся в Медведеве, были тем хороши, что казалось, чекистское иго вот-вот падет, ведь в предыдущие восемь лет и не заикнуться было про «жуликов и воров», а о такой смелости как «банду Путина под суд» и подумать было невозможно. Все же, зарплаты и пенсии росли, матчасть крепла, кризис не разорил, а распилы, откаты, кривосудие, абсолютизация власти и отчуждение населения от страны – так всегда так жили, ничего нового. Гуляющая по интернету картинка, на которой растяжка между двумя кремлевскими башнями: «Да, мы ох**ли. И что?», лучше всего определяет последние годы. Формулу могут отнести к себе многие. Остальные вздыхают: «А мы не ох**ли. И что?».

И эта атмосфера обещает сгуститься, усугубиться, висеть как озоновая дыра и дамоклов меч до 2024, 2124 года, чувство заключения в дурной бесконечности, только теперь, в отличие от генсековской оккупации, есть альтернатива: «граница открыта». И понятно, что те, кто эмигрировать не хочет или не может, ждут конца света, войны или революции как избавленья, а там – будь что будет, но поскольку уже проходили и было что было, безнадега совсем беспросветная.

Я помню, как нашедшие терпимую «экологическую нишу» при Брежневе сорвались при Черненко. Казалось бы, что изменилось? Те же старые маразматики, тот же Слава Капээсэс на каждом шагу. Ну да, стали отлавливать на улицах с 9 до 18 ч. и проверять, почему не на работе. Обсуждали, куда прятать ксерокопии Набокова – пошел слух, что начались массовые обыски. Трудно сказать, что именно стало вдруг непереносимым, но именно тогда, в 1984 году, мечтали о конце света, войне и революции, и Горбачев, почуяв приближение смерча, включил очередную оттепель. На чуть-чуть, на один глоток свободы, а рвануло на полную катушку. На площади Москвы выходили миллионы, а миллионы не остановить. Сегодня – пауза выжидания. Ох**вшие стороны приглядываются друг к другу. Люди не могут жить сверхкороткой перспективой - в день, в месяц: простор впереди, чувство будущего и небо в алмазах – такая же базовая потребность, как есть и пить. Риторический вопрос «И что?» не останется без ответа.

       
Print version Распечатать