Ужас приоткрывает Ничто

В ужасе земля уходит из-под ног

Мартин Хайдеггер

Будет тебе потеха, сучка!

Фредди Крюгер

Кому из российских интеллектуалов незнакомы слова немецкого философа, вынесенные в эпиграф? Они сакральны на территории знаменитого желтого особняка на Волхонке, философских факультетов всех мастей и во многих других местах, которые любят посещать, а то и живут там безвылазно люди определенного склада характера.

Конечно, упрекать их в том, что здание Института Философии РАН выкрашено именно в тот цвет, которым когда-то отмечали дома для умалишенных – оскорбительно. Тем более, ставить на один уровень Фредди Крюгера и Мартина Хайдеггера. В самом деле, улица Вязов и лесные тропы, которые ведут к роднику в окрестностях Фрайбурга, разделены тысячами километров.

Так что же приоткрыл массам Фредди Крюгер? То же, что приоткрыл поклонникам своего таланта Мартин Хайдеггер: ужас от возможной собственной смерти, который приоткрывает «ужасающемуся» самого себя. Или освобождает от массы комплексов без прозябания за время написания сотни томов собственного наследия. Словом, ответ прост: «Кошмар на улице Вязов» открыл миллионам право на спасительный, исцеляющий ужас. И более ничего оскорбляющего нравственность и устои добропорядочной культуры.

* * *

Кстати, поводом к написанию сценария «Кошмара на улице Вязов» стали собственные детские фобии автора и действительная история, описанная в американской газете: подростки не могли спать по ночам, их мучили кошмары, потому что кто-то ужасный пытался их убить. Почему бы и нет? Тоже онтология, да еще и какая!

Люди моего поколения наверняка вспомнят ночи, проведенные в пионерских лагерях СССР: одним из самых любимых развлечений советских пионеров были «страшные истории», которые рассказывались именно по ночам, когда воспитатели и вожатые преспокойно спали себе в комнатах. Причем, «исполнитель» вещал непременно «замогильным голосом», громким шепотом, а благодарные слушатели, затаив дыхание, внимали рассказчику. Истории завершались в пронзительной, просто «гробовой» тишине.

Но, пожалуй, самым забавным было другое. После накачивания друг друга страхами и ужасами, пацаны, естественно испытывали самое естественное желание: сходить в туалет. И этот вот момент сборов с ледяными руками, сжатыми губами, обязательно компанией (одному – ни за что!). Они прокрадывались в кромешной темноте мимо кустов к совершенно жуткому, вонючему зданию лагерного туалета («будка над бездной») и, сбившись в кучу, напряженно выжидали: не сидит ли там, во мраке туалетных проемов «Нечто», тот самый «бабай», который непременно должен укусить за одно место всех поклонников массовой онтологии «бытия-к-смерти». Ну, или там, за кустами, где как назло, не горит фонарь, - и слышен только скрежет зубов, хруст под ногами «убийцы», то есть стук веток, шорох листьев.

Пионерские истории были незатейливы – куда там до современного «хоррора»! Но, по правде говоря, всей-то «незатейливости»: ну некому было тогда использовать благодатный материал для «Пятницы, 13-го». Не было тогда дороги таким «низменным» инстинктам. Даже гоголевскому «Вию» не было. И «Преступление и наказание» читали только старшеклассники. «Бесов» не было, а те которые существовали, обитали на загнивающем Западе.

Ну, судите сами, какое могло быть будущее у такой истории:

Мужик, значит, был в командировке. Уезжать ночью. Приехал на вокзал, а там все поезда уже ушли. До утра – никак не уехать. А станция маленькая. Никого на вокзальчике нет. Темно, на перроне ни одного человека. И вдруг, из-за угла появляется женщина. Он сразу подумал: «А почему она вся в черном и в таких черных, больших перчатках?». И вот эта тетка подходит к нему и говорит: «Вы тут один в темноте, никого нет, да и холодно как. У меня здесь недалеко дом, и есть свободная комната. Что же вы будете ночевать здесь на перроне?!».

И он, дурак, соглашается (а ведь она вся в черном была), и идет с ней. Ложится, значит, на кровать. Она в другой комнате. И он не может почему-то заснуть: он слышит, как что-то капает в шкафу, у изголовья. И запах странный. И вдруг слышит голос этой тетки: «Вы спите?». Он отвечает: «Нет, не сплю». И не может заснуть, и весь потом холодным покрывается. И трясет, значит, его.

И вот все-таки мужик поднимается и потихоньку (чтобы она не услышала) встает и подходит к этому шкафу, приоткрывает дверцу, а там висят мертвые мужики, все с перерезанными горлами, и кровь капает – вот этот вот звук он услышал! И он понял, что она спрашивает его, чтобы узнать, спит он или нет, чтобы убить его!

Он решил лежать и не отвечать. И вот, часы бьют 12 раз. И он опять слышат ее голос, и лязг какой-то: «Вы спите?!». А он молчит. И все думает, - а что это за лязг такой. И вдруг слы-ши-т, - она встала и идет в его комнату.

Он, значит, глаза зажмурил, но не совсем, чтобы за ней наблюдать. Она подходит к нему, и он видит, что у нее вместо ногтей на пальцах – бритвы, ну такие, как у моего деда (вот это они лязгали). И вот она уже поднимает руку, и он каааааак хватает ее за руки, а она, значит, как завопила (ну она ж не знала, что он не спит!), а он каааааак вывернул ей руки, - как в том кино про самбистов, и ее же по горлу ногтями-бритвами, и все горло ей распорол, и как хлынула кровь, вся черная... Он ее забросил в тот же шкаф, где убитые мужики были. Сам собрался быстро и бегом на вокзал. А там уже и поезд пришел…

Разумеется, тогда, даже вообразить себе другого повода затащить к себе на ночь мужика с вокзала, пионеры не могли.

* * *

«Фильмы ужасов отражают и эксплуатируют распространенные страхи и фобии массового сознания», - скажет любой ревностный адепт «высокой» культуры и в России, и на Западе. Будто бы? Страхи и фобии Мартина Хайдеггера чем-то отличаются от массовых? А страхи и фобии Зигмунда Фрейда из другого теста? «Когда кто-нибудь как-нибудь упоминал о смерти, Фрейд начинал дрожать. Дважды он даже терял сознание и падал со стула только потому, что кто-то говорил о мумиях в Египте. В другой раз Юнг тоже говорил о смерти и трупах, и вдруг Фрейд задрожал, упал и потерял сознание. Если смерть так страшна для Фрейда, что тогда говорить о его учениках?» - пишет современный индийский философ Бхагаван Шри Раджнеш в своих «Размышлениях об изречениях Иисуса».

А если бы добропорядочный подросток Фрейд мог наслаждаться кошмарами «хоррора», например «Мумией» в соседнем кинотеатре, не было бы никакого «влечения к смерти», и Танатос бы попусту не беспокоили ни студенты, ни аспиранты, ни профессора? Не уверен, что Зигмунд отказался бы от своих занятий и пристрастий. Но, возможно, жанр «хоррор» подсказал бы ему более простые решения и интерпретации «сложнейших» философских вопросов.

Да мало ли какие парадоксы скрывает человеческое в самом человеке. Можно, например, быть представителем фракийцев, которые «считались самыми лютыми и дикими, обитавшие в римское время вокруг Родопских гор. Они разрубали черепа на куски и, как сообщает Павел Орозий (V. 17-18) в «Истории против язычников», «жадно и без содрогания» наслаждались мозгом словно обычным напитком, высасывая его через отверстия в черепах»[1].

Но, кто знает, не из этих ли фракийцев вышел пламенный борец за свободу Спартак, - вождь, вдохновитель, организатор самого крупного восстания рабов в Древнем Риме?

* * *

«Протестую! Достоевский – бессмертен!»

Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита»

Что же, вместо ночных пересказов «пионерских страшилок» вожатым следовало бы организовать просветительские беседы об убийстве, например Павлика Морозова, смерти Александра Матросова на амбразуре или поголовно водить младшеклассников на дополнительные занятия физкультурой, дабы «не маялись дурью и онанизмом по ночам»? Ставить «неуд» за поведение? Клеймить позором «несознательность»?

Черт возьми, но ведь никто до сих пор так и не отвел к психиатру Родиона Романовича Раскольникова вместе с автором?! И не только лишь потому, что один – литературный герой, а другой – давно УМЕР? Умер навечно, без воскресения. Диагноз Раскольникову – вызов высокой культуре. Его ставят исследователи в стороне от образования подрастающего поколения. Зато диагноз жанру «хоррор» не вызывает никаких сомнений на территории школ и классов для факультативных занятий.

Чем массовое сознание оскорбляет «высокую культуру»? Чем Роберт Инглунд (Фредди Крюгер) оскорбляет поклонников Федора Достоевского? Только лишь тем, что не стоял с окровавленным топором, в ледяном поту за затворкой, и не смотрел, как дергается злополучный колокольчик над дверью, не слышал голоса тех, за той же дверью, которые хотели не только вломиться, но еще и людей звали, дворника, а за спиной у 19-летнего Родиона, остывали два трупа: старухи-процентщицы и ее юродивой сестры?! Только лишь тем, что он в каморке, на разодранной тахте, без денег (Родион в сердцах признается Соне Мармеладовой, что работать надо было, но он не хотел) не замышлял вселенскую парадигму будущих «идеологических» массовых убийств мировых войн и тоталитарных режимов?

А «логический самоубийца» Кириллов! Да от одной сцены его самоубийства кровь стынет в жилах не то что у подростков, но и у взрослых, и не только земля уходит из-под ног, но и кофе выкипает прямо на белоснежную плиту, а ты в ледяном поту, с книгой в руках стоишь рядом с Кирилловым и револьвером, в простенке, предвкушая ужас от того, что свершится через два-три абзаца. Так кто, что и кого эксплуатировал?!

А, «массовое»! Вот этой вот «массовости» критики жанра «хоррор» простить не могут. Правда, простят фильму Вудди Алена «Матч-поинт» - современной тени мысли о Раскольникове, потому как никакой «высокой» идеи главный герой фильма не открывает, кроме как желания пробиться и закрепиться в высшем свете. Да, и после просмотра фильма, ты отправляешься не прятать старухины деньги под камень, не отыскивать судорожно кольца в сквере, а в… будни: пустые лекции, подработки и дела-заботы, без конца….

Чего не могут простить массовому? Простой «расчлененки»? Вомита? Что, «Пятница, 13» не отдает «высокой эстетикой» трагедии для избранных? Авторы сценариев и режиссеры не Вильямы Шекспиры, не Федоры Достоевские? Фильм в стиле вомита не напоминает "Тошноту" Сартра, «Чуму» Камю?

Нет, все гораздо проще. Хотя объяснить одним словом не получится.

Культура пробавляется пророчествами и предостережениями. Она ответственна, за все низменное, нечеловеческое, зверское в человеке. Правда, только перед самой собой, но никому и никогда не желает в этом признаваться. Например, в том, что размышления героев Достоевского, ужасы трагедий гениального мыслителя из России не имеют совершенно никакого отношения к «пророчествам»! И уж точно, ХХ век обошелся спокойно себе без цитат из «Братьев Карамазовых», созидая тоталитарные машины и разворачивая массовое истребление себе подобных. Точнее Достоевский имеет такое же отношение к идейным истокам будущего, какое концентрационные лагеря англичан, созданные для непокорных «буров» в конце XIX века имеют к инициативам Феликса Дзержинского в России или Генриха Гиммлера в Германии.

Это был дух времени. Массовый дух человеческого. Дух свободного сознания, иными словами. В отличие от высокого глубокомыслия он, как и вождь мирового пролетариата, - прост, как правда. Ничего личного и лишнего. И приоткрывает не только высокие истины, но и житейскую очевидность. Даже не забираясь в историю, теперь любой юнец понимает, что Родион Раскольников ничуть и ничем не лучше студента из Воронежа, который не так давно убил такую же процентщицу в родном городе, не желая отдавать долги, то есть работать. И, оказывается, любые эпилептики умеют пить кровь из своих близких, ничуть не хуже классика Федора Достоевского (только теперь средства для купирования эпилептических припадков значительно более эффективны).

Великий мыслитель был мастер своего безумия не только на страницах «бессмертных» романов. Достаточно открыть дневники его горячо любимой жены, и потрястись ужасам не из его текстов, а ужасам ее повседневной жизни, и понять, что золотой монумент «на века» нужно было воздвигнуть, прежде всего, ей, – Анне Григорьевне Достоевской, урожденной Сниткиной.

Массовому не прощают только того, что оно так же, как и высокая культура умеет наслаждаться ужасами, испытывать те же самые ощущения, и размышлять в духе тех же самых «онтологий», даже не прикасаясь к томам классиков. Почти сакральное неприятие массовой культуры выдает мир высокого с головой: массовое в массовом порядке являет своей действительностью подлинные истоки и суть высокого творчества. Оно, массовое, только оправдываться не умеет так, как умеют представители «высокого». Во всем остальном они ведут себя точно так же. Я имею в виду мыслителей, философов, искусствоведов и критиков, художников и писателей, словом, - эстетов и моралистов всех мастей. Они такие же представители масс, как и все остальные, обремененные «расхожим сознанием» (Мартин Хайдеггер).

Правда, оправдываться нужно еще уметь, - можно, оправдываясь, закончить свои дни в петле на осине, махнув рукой на честно заработанные 30 сребреников, а можно, продав Спасителя аккурат после той же Тайной Вечери, как Петр, не вешаться, а стать краеугольным камнем новой церкви. Возможно, именно это самое оправдательное преображение из предателя в основателя поселило в массах недоверие к высоким помыслам и высокому стилю.

Впрочем, сакральность Ужаса, приоткрывающего Ничто и его жрецов, увядает не по дням, а по часам во всем цивилизованном мире. Вина массового перед Мартином Хайдеггером заключается в том, что они предпочитают открываться Ничто на «тарзанке», или, просматривая сериалы ужасов, а, совсем не отправляясь возглавлять университет во времена господства нацистов.

Глубокомыслие совсем не спасает от просчетов, даже от обычной житейской глупости. «Ну как, господин Хайдеггер, вернулись из Сиракуз?» - язвительно спросил его, случайно встретив на улице, Вольфганг Шадевальдт». Впрочем, такой же вопрос можно было бы задать миллионам немцев, которые не только служили нацистскому режиму, но и писали доносы на соседей, нисколько не подозревая о существовании Платона и его нелепой идеи – наставить на путь истинный тирана. Но задавать такие вопросы массовому сознанию не пристало, да и бессмысленно – сейчас, добропорядочные немцы-пенсионеры просто не могут вспомнить, о чем это они писали без устали в гестапо.

Разумеется, вернулся Хайдеггер. Конечно, из Сиракуз, как и Платон. Ну не на «тарзанке» же в Парке культуры и отдыха имени Адольфа Гитлера развлекался великий мыслитель, замышляя «Бытие и время».

***

«Умирание – ожидание друг друга у пределов истины/ за пределами истины/»

Жак Деррида, «Апории»

«Никто не может умереть за меня, - продолжает Деррида. - Вместо меня, это я, тот, кто умирает; только в этой ситуации я остаюсь наедине с собой, мир уходит, и я, наконец, обретаю самого себя». Далеко не каждый согласится с такими утверждениями и с такими обретениями. Нет, все же, «смертный, - строго говоря, - недочеловек»[2] - без устали повторяет культура. Даже если пытается преобразить собственную возможную смерть в событие, очищающее и просветляющее. Глубокомысленное событие. Что уж говорить о «хорроре» или массовой онтологии, где все что угодно перевернется само по себе с ног на голову?! Правда, только в глазах посланцев «святости» и «высокого духа». В жизни, в действительности, все, что действительно, - то и есть обычная человеческая правда, без прикрас.

В августе 2004 года в Волгодонске Ростовской области 16-летняя курсантка Донского казачьего кадетского профессионального училища № 7 Кристина Патрина и 14-летняя Марта Шкерманова задушили соседку по дому - 32-летнюю Наталью Баранникову, парализованную в результате полученной в автоаварии травмы. В ходе предварительного следствия обвиняемые показали, что их соседка сама попросила их помочь уйти из жизни, так как не хотела быть обузой для мужа и дочери. За это женщина пообещала им свои золотые изделия на сумму 8 тысяч103 руб. Девушки согласились. Сначала они попытались шприцом ввести в вену больной пузырек воздуха для провоцирования воздушной эмболии, но не смогли сделать инъекцию. Тогда они задушили женщину веревкой. Затем забрали золото и в тот же день в ломбарде выручили за 11 ювелирных предметов 4,75 тысяч рублей[3].

И что же, эта смерть гражданки не была единственной ситуацией человеческого существования, в которой «человек оказывается один на один с самим собой, когда, следовательно, его субъективность и индивидуальность проявляются (или должны проявится) в наибольшей степени, когда, следовательно, ответ на вопрос «что есть человек?» кажется возможным (или невозможным)» (Жак Деррида)?

Почему бы и нет? Разве не у пределов истины дожидалась Наталья Баранникова, когда другие – ее малолетние соседки, сумеют отправить несчастную на тот свет?

* * *

Массовая доступность некогда «высокого» переворачивает мир вверх ногами так же, как массовое приобретение автомобилей любой марки грозит остановить жизнь в любом мегаполисе, например, в Москве. Любому человеку доступен ужас и размышления в духе бессмертной онтологии «бытия-к-смерти». Любому нужно испытать ужас мгновений существования, и любому он открывает то же, что и некогда открывал представителям культуры – опыт смерти.

Человек не мыслит себя вне прикосновения «Ничто». Когда столбенеет и покрывается липким потом. Когда сладкая истома и горло перехватывает, и пересыхает во рту, и не можешь шагу ступить, не озираясь по сторонам. Все, что приоткрывают нам герои жанра «хоррор» - ужас перед собственной смертью, от животного, чуть не щенячьего страха, переходящего в визг, до вселенского «надрыва» с топором или черепом в руках. Это закаляет любого и любого же наводит на полезные размышления, хотя бы о правилах дорожного движения, - чем не польза!

Кто, в конце концов, не настолько расторопен в жизни, чтобы самому отыскивать соответствующие ситуации, будь то «тарзанка», или коллективное бегство по улицам Мадрида от стада разъяренных быков, тот может воспользоваться услугами психотерапевтов или посетить разнообразные тренинги, которые с успехом не только оправдывают, но и делают доступным прежние «индивидуальные», личностные испытания смертью одиночек для большинства населения. Конечно, самоубийство Иуды через повешение после получения 30 сребреников может кого-то и наводит на спасительные размышления о качестве жизни и бренности всего сущего, но есть и такие практики, которым теперь таких размышлений мало.

Теперь, без всяких терзаний, но за те же 30 сребреников, Джана Рано, отец танатоанализа, предлагает желающим в массовом порядке соответствующую услугу. Все очень просто: «…летальный экстаз осуществлялся посредством длительного удушения, вводящего пациента в состояние клинической смерти, с интенсивными реанимационными процедурами после него. Разумеется, у танатотерапевтов первоначально возникли большие осложнения с законом, и для того, чтобы от них избавиться и получить разрешение на танатоанализ, Джана Рао обязался держать в соседней комнате высококвалифицированную реанимационную бригаду…»[4]

И, самое главное, - "правила процедуры строго воспрещают употребление наркотиков и алкоголя как для подвергающегося странгуляционному экстазу, так и для всех других участников группы". Как утверждал Рао: «Этого никому и не надо, ибо, как известно, нет лучшего наркотика, чем удавка…»

Добавим: нет лучшего наркотика и воспитателя, чем полноценный фильм ужасов. Во всяком случае, тратиться на бригаду реаниматологов не надо.

***

Когда однажды ему передали весьма лестный отзыв Хайдеггера,

Батай усмехнулся: «Этот болтун?!»

Повторю: самый главный ужас для высокой культуры заключается как раз в том, что массовые потребности наконец-то получают возможность заявить о себе, - тайное становится явным всеми средствами современного искусства, литературы, кино. Шизофрения, сумасшествие оказываются обыкновенными будничными расстройствами слишком многих, особенно сейчас. Представители массового «сознания» также имеют право на житейские ошибки, промахи, бред и вселенскую глупость. Но самое главное все просчеты «расхожего сознания» не остаются в тени спасительного глубокомыслия культуры. Они не отложены для томов «воспоминания современников». Они не только всегда на виду, но и настоятельно требуют своего места под солнцем медийного пространства коммуникаций современности.

Кстати, что бы было с Зигмундом Фрейдом, если бы его обмороки при упоминании мумий появились не только в одной из программ всесильного телевидения, но и при жизни классика психоанализа стали бы основой для сюжета какого-нибудь фильма? О каком Эросе и Танатосе могла бы идти речь? Впрочем, обратная сторона жизни классики всегда дает повод для размышлений о бренном и вечном. И почти всегда размышления заканчиваются в пользу представителей «Мысли», особенно их поступков.

Ведь то, что можно облечь хотя бы в тени академического смысла благодаря хорошей типографской красе и переплету, волей-неволей оборачивается житейской глупостью, на грани проблем малой психиатрии такой же, как и все массовое. Например, то же не-болтун Жорж Батай слишком увлекся историей и смыслом жертвенности в человеческом сообществе. Ни много, ни мало, без всякой болтовни он основал тайное общество, Acéphale, символ которого был - обезглавленный человек. Он быстро собрал страждущих превратиться в обезглавленную жертву в момент инаугурации. Но вот беда: никто не согласился быть палачом, даже за приличную компенсацию. Тайное общество пришлось ликвидировать перед самой войной без всякого членовредительства.

Книги Жоржа Батая продолжают пользоваться успехом у интеллектуалов, даже среди тех, которые пренебрегают жанром «хоррор», отказывают ему в праве на открытие истин у пределов смерти. Но, скажите на милость, почему же не пользуется успехом прямо-таки подростковая глупость взрослого Жоржа Батая, и о ней, если и упоминают, то только как о легенде из жизни философа?

Собственно, этим высокая культура любит начинать, этим же и заканчивать – всегда не хватает подлинного сумасшедшего, чтобы довести начатые призывы до логического конца.

Миру всегда не хватает доброго Фредди Крюгера, чтобы заоблачные идеи претворялись в жизнь. Чтобы ужас, приоткрывающий Ничто, встречался на каждом шагу любому представителю человечества, тем самым «недочеловекам», то есть массам.

***

Вряд ли выручка от продаж стотомного собрания сочинений немецкого мыслителя Мартина Хайдеггера сможет хотя бы отдаленно сравниться с коммерческим успехом фильма режиссёра Уэса Крэйвена, - 25 миллионов долларов в одних США за достаточно короткий период времени. К тому же вместо годов непрерывного, головоломного чтения, миллионам зрителям предоставлена возможность в течение полутора часов насладиться всеми прелестями «онтологии бытия-к-ужасу массового сознания», просто-напросто, не бежать в «горние выси», а подтвердить самим себе свое человеческое существо.

Потому Фредди Крюгер мягкосердечнее, человечнее для миллионов, потому он так горячо любим многими. Поскольку в отличие от, например, высоколобой философской классики, открывает человеческое в самом человеке и в каждом. Именно то, что руками прямо-таки деспотической культуры загоняется и вытесняется на обочину человеческого общежития уже несколько веков.

Он добр, Фредди, по отношению к каждому, а не только к избранным представителям академического рая. Так же как и все другие герои, авторы и создатели одного из самых человечных жанров современного кино: фильмов ужасов.

Истории, как и человеку, всегда нужно время, чтобы опомниться и придти в себя. Впрочем, массовая культура, и без тени классических смыслов все расставляет на свои места, - все человеческое действительно, а все действительное – слишком человеческое.

Даже размышления над страницами текстов по ночам.

И ужас от осознания своей житейской безголовости.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] См.: Винокуров Н. Практика человеческих жертвоприношений в античное и средневековое время.

[2] Прот. Георгий Флоровский. Догмат и история / Флоровский Георгий, прот. М., 1998. С. 239.

[3] См.: http://www.7c.ru/print/Yuzhny/3089.html

[4] Сосланд А. Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или как создать свою школу в психотерапии. М., 1999.