"Черный феномен" свободы

От редакции: Западный мир захлестнула волна самоубийств среди тех, кого еще совсем недавно считали самыми богатым людьми мира и чья жизнь представлялась всем сплошной dolce vita. На днях застрелился известный американский бизнесмен, глава одной из крупнейших в США компаний по продаже недвижимости, 52-летний Стивен Гуд, а вчера сообщили о самоубийстве немецкого миллиардера, главы фармацевтического концерна Адольфа Меркле. Видимо, они не смогли смириться с тем, то принес им финансовый кризис. Но что же такое самоубийство и почему люди идут на него?

* * *

"Идиотизм предохраняет от самоубийства"

Э. Дюркгейм

Самоубийство в современном мире многолико, от бытового суицида до активной эвтаназии, проблема которой широко обсуждается в последнее время во всех развитых странах. "Черный феномен" – так американцы называют суицид – давно входит в первую десятку причин смерти на нашей планете, а к 2020 году, по прогнозам экспертов, количество самоубийц может составить 1 500 000 человек в год. Феномен эвтаназии постепенно высвобождается из очерняющего свободный выбор человека наследия тоталитарных режимов фашизма и нацизма. Не замечать требования людей, страдающих неизлечимыми заболеваниями, уже невозможно. "Право на самостоятельную смерть" постепенно входит в арсенал прав и свобод любого гражданина.

***

Для христианства причина самоубийства – вселение беса. Тело самоубийцы предавалось так называемому "ослиному погребению" за пределами церковных кладбищ, на перекрестках дорог, а распоряжения и духовные завещания признавались недействительными. Но религия предпочитает не вспоминать о собственной борьбе с правом на смерть, которую первые христиане затребовали без промедления. Самосожжения неофитов только укрепляли дух новой религии в умирающем Риме.

Но то, что было под силу первым христианам, очень скоро становится главной мишенью в борьбе церкви за земное господство. "Первая атака была предпринята еще на закате западной империи, на Аральском соборе 452 года, где суицид впервые был объявлен преступлением, а те, кто его совершают, – "объятыми дьявольским безумством" (diabolico persecutus furore). В 533 году Орлеанский собор, следуя пожеланиям судебных властей, отказал в христианском погребении самоубийцам из числа осужденных преступников, ибо, совершив самосуд, они обманывают закон, уходят от положенного наказания. Следующий шаг был предпринят на Пражском соборе 563 года, введшем карательные санкции против всех самоубийц: им отказали в церковном отпевании и погребении. Толедский собор 693 года отлучил от церкви не только самоубийц, но и тех, кто, попытавшись покончить с собой, остался жив".

Блаженный Августин успел-таки увидеть в шестой заповеди "Не убий!" запрет на самоубийство, но в 1568 году очередной Тридентский собор вновь возвращается к толкованию раннехристианского мыслителя и проклятию черного феномена – самоубийцы не успокаиваются, эпоха Возрождения, а значит, гуманизма и свободы, берет свои права. Эпоха Возрождения уже требует свободного человека земного, солнечного дня, и решение Тридентского собора только подтверждает нехитрую историческую правду – дни христианства сочтены.

Жестокое отношение религии к самоубийству продержалось до 60-х годов прошлого века, когда в Великобритании был отменен закон, согласно которому самоубийцы ничем не отличались от преступников. Уголовное наказание за попытку совершения самоубийства – земная интерпретация любви к ближнему. Так "ближние" спасались от вселения беса.

***

Начиная с 30-х годов XIX века развитый мир Европы и Америки охватывает эпидемия самоубийств. Действительно, разве может человек постхристианского мира не ответить радикальным поступком на фундаментальный вопрос свободного сознания? Ведь, как писал Гегель, в интерпретации Александра Кожева: "Сознанию (= человеку, вовлеченному в борьбу за признание) (взятому) в качестве сознания кажется, что его целью является смерть другого; но (в себе и для нас, то есть на самом деле) оно стремится к своей собственной смерти; (оно есть) самоубийство, в той мере, в какой оно подвергает себя опасности". Мера, в какой сознание лишь подвергает себя опасности, не устраивала даже современников Гегеля. Не устраивала в той мере, в какой человек всегда предпочитает действовать, т.е. не подвергать себя опасности в мыслях, но добиваться признания перед своим собственным миром, а значит, осуществлять свою собственную смерть. Тем более эпоха Просвещения изрядно постаралась, чтобы общество и сами граждане в корне изменили отношение к самоубийству и самоубийцам.

"В Пруссии с 1826 г. по 1890 г. число самоубийств увеличилось в четыре с лишним раза (411%); во Франции – почти в четыре раза (385%) с 1826 г. по 1888 г.; в немецкой Австрии с 1841 по 1874 г. число самоубийств возросло в три с лишним раза (319%); в Саксонии с 1841 по 1975 г. почти в два с половиной раза (238%); для Бельгии этот рост с 1841 по 1889 г. равен 212%; для Швеции с 1841 по 1871–1875 гг. – 72%; для Дании – 35% в течение того же периода. Для Италии этот рост с 1870 г. по 1890 г. равняется 109%. Из этих цифр виден галопирующий рост самоубийств, причем характерно то, что чем культурнее государство или страна, тем быстрее растет и количество самоубийств.

И Россия не является исключением из общего правила. С 1870 по 1908 гг. число самоубийств в ней увеличилось в 5 раз. В Петербурге, по данным доктора Григорьева, с 1906 до 1909 г. самоубийства увеличились на 25%, тогда как население увеличилось лишь на 10%. В 1906 г. на 10000 человек убивало себя 5 человек, в 1910 г. – 11 человек. Только революционный 1905 г. дал весьма значительное уменьшение самоубийства".

Самоубийство вступило в мир как осознанный целенаправленный выбор рождающейся индустриальной эпохи. Правда, Эмиль Дюркгейм, автор первого серьезного исследования "Самоубийство: Социологический этюд" обвинил современные ему общества в отсутствии солидарности между людьми. Он предложил первую классификацию типов самоубийств: эгоистическое (рассудочное равнодушие скептика), альтруистическое (с мистическим энтузиазмом, со спокойной храбростью) и аномическое (горячий протест против жизни вообще, особенно в периоды исторических и социальных катастроф). Основатель социологии видел только социально-исторические причины эпидемии "черного феномена". В отличие от Федора Достоевского, ему было не до метафизики смерти, но оба мыслителя подчеркивали осознанный выбор самоубийц.

***

Парадигмы самоубийств и типы самоубийц философии и культуры всегда находятся на пороге "нового бессмертия", хоть культурного, хоть в запредельном мире "идей", чего не скажешь о подавляющем большинстве рядовых суицидентов. Вот это совершенное отсутствие преследования земного бессмертия бытовых самоубийц отличает два мира, две системы осмысления "черного феномена".

Сократ, несомненно, первооткрыватель не только темы самоубийства, но, прежде всего, самой смерти в философской культуре. На протяжении многих веков он является образцом для подражания и в размышлениях, и в действиях. Хотя споры о самом факте самоубийства Сократа, то есть кто он, самоубийца или казненный свободный гражданин Афин, не прекращаются до сих пор. Перечень мыслителей, которые так или иначе высказались по поводу его решения и мыслей о человеческой смерти, описанной в диалоге Платона "Федон", занял бы не одну страницу.

Марк Порций Катон еще один персонаж древней истории и еще одна именитая парадигма самоубийства. Он покончил с собой, когда крах Римской республики был очевиден. Диктатуре Цезаря он предпочел добровольную смерть. Катона похоронили на берегу моря и позже поставили ему здесь памятник. "И друзья, и недруги его отдают справедливость его твердости и постоянству; Цицерон хвалит его красноречие. Республике он пожертвовал всем, даже совестью (ограбив по поручению сената Кипр), и когда он понял, что ей пришел конец, он не хотел пережить ее". И Плутарх, и Цицерон, и Сенека – каждый по-своему увидел поступок Катона. То же происходило во все последующие эпохи вплоть до времен Просвещения и Французской революции. Эстафету приняли герои коммунистических революций и социалистических грез. Героическая смерть революционеров, например Поля Лафарга и его супруги Лауры Лафарг, дочери Карла Маркса, лишь воспроизводят гражданский поступок Катона.

Юный Вертер Иоганна Вольфганга Гете занимает следующую строчку в "хит-параде". Хотя предметом его забот была страстная любовь, он не смог не провести аналогий между собственным решением о самоубийстве и страданиями-смертью Иисуса Христа в письмах к своей возлюбленной. Не важно, что сентиментализм юного страдальца отстоит от евангелистской истории на несколько веков, – сам Гете авторской волей связывал судьбы молодого немца и Сына Божьего. "Вертер", как хорошо известно, послужил образцом для имитаций и породил целую "эпидемию" (как говорили уже современники), свирепствовавшую вплоть до 1820-х годов и вдохновлявшую романтиков".

***

Обзор всех научных и медицинских теорий о причинах, которые приводят к самоубийству, как в начале прошлого века, так и в начале нового тысячелетия, заканчивается одним – никто не может четко и ясно сказать, почему человек кончает жизнь самоубийством.

"Аутоагрессия" Зигмунда Фрейда мало что может прояснить по сути дела, но он сам, к слову сказать, совсем не настаивал на том, что может ответить на вопрос о причинах самоубийства. Последователь Фрейда Карл Менингер предположил, что "все суициды имеют в своей основе три взаимосвязанных бессознательных причины: месть/ненависть (желание убить), депрессия/безнадежность (желание умереть) и чувство вины (желание быть убитым)". К этой триаде осталось только добавить четвертый, самый главный пункт – ясное и четкое осознание, воля и механизм реализации намерений.

Также как "чувство невыносимой душевной боли, чувство изолированности от общества, ощущение безнадежности и беспомощности, а также мнение, что только смерть является единственным способом решить все проблемы" Эдвина Шнайдмана, "пионера современной теории суицида", мало что могут прояснить в понимании причины реализации самоубийства. "Желание быть убитым" или мнение, что смерть – единственный избавитель от всех тягот жизни, если и повод, то совсем не механизм реализации суицидальных намерений.

Та же картина открывается при знакомстве с биологическими предпосылками суицида. Например, указывают на наследственный характер последнего – у незначительной части самоубийств в роду был самоубийца. Но можно говорить и о наследственности целых этносов – представители финно-угорской группы (Финляндия, Венгрия) отличаются высокой склонностью к суициду. В психиатрии особой популярностью пользуется "серотониновая теория". Профессор психиатрии Колумбийского университета Дж. Манна утверждает, что "практически у всех "состоявшихся" самоубийц содержание серотонина, или "гормона радости", в мозге существенно снижается. У "несостоявшихся" суицидентов уровень этого нейромедиатора тоже уменьшается, но гораздо меньше". А совсем недавно Эленор Миттендорфер-Рутц и ее коллеги из Каролинского института предложили теорию о связи риска самоубийств с ростом и весом при рождении.

Трансперсональная психология, танатотерапия и длинная череда всевозможных практик, которые используют символическую смерть человека как хорошее исцеляющее средство, казалось бы, могут помочь пролить свет на природу и механизмы реализации суицидальных намерений. Но около 70% самоубийц пользуются услугами философствующей психотерапии, и до конца не ясно, для чего они обращались в офисы психотерапевтов: то ли отвлечься от своих черных намерений, то ли только утвердиться в правильности своего выбора и покончить с собой при первом удобном случае.

***

Человек всегда сам реализует свою собственную смерть, то есть каждый умирает с помощью своих собственных рук. Человек не может не умирать, то есть оставаться в любой ситуации земным конечным существом. Без всякой высокой логики каждый "самоубийца" в своей естественной смерти, которая принадлежит только ему одному и только его собственными руками возможна.

Люди умеют ставить точку. При этом обходясь обычными словами, а то и безмолвно уходят в ничто, не оставляя после себя клочка бумаги.

Идиотизм цивилизации предохраняет от самоубийства, все еще пытается превратить естественную потребность человека оставаться человеком от первого и до последнего дня в простую пляску на кромке безумия. Как утверждает Альбер Камю: "Решить, стоит ли или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, значит ответить на фундаментальный вопрос философии", но не о "проживании" жизни заботится обычный самоубийца, а о "возможном" ее абсолютном завершении, единственном и неизбежном.

Решить, стоит ли жизнь того, чтобы ее завершить окончательно и бесповоротно, значит ответить на немые вопросы повседневности. Судьба человека принадлежит только самому человеку. Легко начинать все, что угодно, даже жизнь, гораздо труднее хоть что-нибудь завершить. "Абсолютное завершение" – единственная возможность для самоубийства сохранять достойное лицо, не затянувшаяся деструкция личности, не автоагрессия, не абсолютное зло, а естественный процесс подведения итога.

       
Print version Распечатать