Снится мне, что мне снится, как еду по длинной стране...

С.Г.

Я не хочу назад в матрёшку.

И.Л.

…Потом приходит смерть, подобно заре, и ты просыпаешься, смеясь над тем, что считал своей скорбью.

Дж.а.- д.Р.

* * *

«НИКОГДА НИЧЕГО НЕ БУДЕТ». – «НЕТ ВООБЩЕ НИЧЕГО, ЧТО "БУДЕТ"». – «ЕСТЬ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НАС БУДИТ». – «И ЭТО НИКАКОЕ НЕ "БУДУЩЕЕ"». – «ПОТОМУ ЧТО ВСЁ, НАС БУДЯЩЕЕ, ЭТО ПРОСТО НАСТОЯЩЕЕ НАСТОЯЩЕЕ».

Так, путём обмена телеграммами между Северной Америкой и Восточным Крымом, мы с удалённым коллегой N.N. набросали в 1995 году новую концепцию феномена Времени. Товарища ждали на очередном, третьем Боспорском форуме современной культуры в качестве единственного заокеанского гостя, и мне хотелось, чтобы его долгожданный приезд стал победой не только над Географией, но и над Историей.

Давно забытый, вытесненный другими наработанными с тех пор теориями и практиками, этот конструкт всплыл в памяти в начале 2014 года, когда в Украине начал болезненно обостряться внутриполитический конфликт. Но об этом чуть позже.

Глава 1. Бесконечный исход

Через пару лет после той переписки вдруг выяснилось, что континенты связаны не только телеграфом.

И вот, осваивая Интернет, я обратил внимание на некую странность в тогдашней юзерской лексике. Для подключения к Сети использовалось выражение «выйти в Интернет»; оно и сейчас в ходу. Всемирная Паутина лексико-метафорически сближалась с Космосом. Обратный процесс, однако, описывался отчего-то тем же глаголом: «выйти из Интернета». Т.е. к концу сеанса веб-космос сужался примерно до габаритов рабочего кабинета или собственно компьютера, и покидать его приходилось в том же направлении, что и в него попадать. Становясь вроде бы «обратным», движение оставалось при этом центробежным.

Меня радовало и почему-то слегка тревожило, что контекст моей жизнедеятельности регулярно, и всякий раз «необратимо», менял своё качество по отношению ко мне. Вот я выхожу из замкнутой физической Реальности, как из запертого помещения, в разомкнутую Виртуальность... А вот снова выхожу – но уже ИЗ интернета, как из ограниченного пространства, обратно в неограниченную Реальность.

За время пребывания в Сети окружающая виртуальная бесконечность уплотнялась по краям, и возникала некая стенка или оболочка, которая через некоторое время начинала теснить, «жать в плечах». Психологическая усталость, или действие фундаментального закона развития живого?.. У раков, кузнечиков и многих других членистоногих после линьки идёт бурный физический рост, пока очередная хитиновая оболочка, первоначально мягкая, не затвердеет и начнёт сдерживать рост, после чего происходит новая линька.

Обычное возвратно-поступательное, челночное, вроде бы, движение между двумя фазами (Реальность <=> Виртуальность) превращалось в одностороннее перемещение по цепи состояний, каждое из которых оказывалось расширением пространства по отношению к предыдущему: Реальность => Виртуальность => Реальность* => Виртуальность* => Реальность** => Виртуальность**... Меняя фазу, всякий раз по сравнению с прежней фазой я выходил в надсистему.

Дурная бесконечность «исходов» поначалу забавляла, потом приелась, а позже забылась.

Но в последние годы у меня снова стало временами появляться то давнее диковинное ощущение, что вот, – вылез я наконец на свободу из какой-то огромной матрёшки, любуюсь красками неба… И вдруг понимаю, что небо намалёвано на внутреннем куполе головы другой матрёшки, ещё более огромной, и из неё тоже нужно вылезать.

(Здесь брезжит подтверждение давней догадки о том, что и космическое пространство будет человеству со временем теснить. Выйдя в открытый Космос, через некоторое время мы будем ощущать потребность выйти из Космоса. Но я сейчас не об этом.)

Красивой иллюстрацией к вышеописанному концепту мог бы быть литературный сюжет, например, на библейскую тему, где иудеи, освободившись из египетского или вавилонского плена, вдруг со временем обнаруживали бы, что свободное пространство, куда они вышли жить – это всё ещё Египет / Вавилон. Но после нового исхода со временем убеждались, что расширенное свободное пространство – это всё тот же (точнее, всё новый и новый) Египет / Вавилон.

Собственно, сюжет этот уже частично отработан растафарианцами, у которых Вавилон («символ прагматичной западной цивилизации, метафора угнетающей и порабощающей силы») имеет вполне ойкуменские, т.е. вселенские размеры.

Глава 2. Срывание масок нон-стоп

От N.N. долго не было писем, он жил тогда в Лос-Анджелесе и имел неприятную привычку замолкать на месяцы, а то и на годы. Между тем, пора было вносить в готовящийся к печати буклет Боспорского форума конкретные темы выступлений. Поэт Андрей Поляков предложил проблематизировать нашего друга каким-нибудь оксюмороном, а он уже пусть сам выпутывается. «Но как подобрать подходящий оксюморон?» – тупя, спросил я композитора Алексея Блажко. «Как это «как»?.. – удивился Лёлик. – Конечно, от балды!» Я внял совету, и анонсировал в программе доклад N.N. с бескомпромиссным названием: «БУДУЩЕЕ КАК ОПЕЧАТКА».

Вскоре, однако, наш друг отозвался, и процитированный выше межконтинентальный мозговой штурм приблизил нас к осознанию будущего как будящего.

...Ни «будущего» как предстоящего, ни «прошлого» как объективированного архива, по сути, не существует. А «настоящее» – это только беспрерывный процесс пробуждения, освобождения сознания от сменяющих друг друга иллюзорных снов. Перманентный переход в новую (корректируемую) реальность, с тем чтобы, однако, вскоре распознать и эту реальность как очередную иллюзию, некорректную картину мира. И расстаться с ней ради обновлённой реальности, сперва тоже покажущейся единственно точной.

Упрощённо говоря, каждое наше пробуждение по утрам – это избавление от сна, которым была не только эта ночь, но вместе с ней и вся целиком наша предыдущая жизнь. А заодно и вся история земной цивилизации и происхождение Вселенной.

В фильме «Матрица» показано двухфазовое челночное чередование сна (виртуальная реальность) и бодрствования (реальность физическая). Это, конечно, художественное упрощение. На самом деле мы находимся не в Matrix, а в Матрёшке. Точнее, в бесконечном множестве концентрических матрёшек сна, которые открываются поочерёдно. Но всякий раз новая физическая реальность потом тоже оказывается виртуальной, т. е. сновидческой.

Под «сном», сновидением в боспорском концепте Времени подразумевается, собственно, миф о мире, картина мира, которая всегда неточна, но способна постепенно (бесконечно?) корректироваться, «субъективно становясь всё более объективной».

В повести Станислава Лема «Футурологический конгресс» описана именно такая ситуация: по ходу действия Ийон Тихий осознаёт, что окружающий мир со всеми подробностями – это галлюцинация, созданная масконами, специальными маскирующими реальность таблетками, которые он, оказывается, регулярно пьёт. Однако, отринув галлюциногены, через некоторое время он понимает, что реальность, в которую он «вернулся» – тоже виртуальная, на самом деле он продолжает принимать масконы... И так далее.

Наглядным шаржем на «срывание масок с реальности» могут быть популярные русские экспортные сувениры, несущие в себе мощный философский заряд – одновременно и смирения, и сарказма, и ещё Бог знает, чего. Речь о наборах вкладывающихся одна в другую матрёшек с физиономиями тузов отечественной истории, где внутри Путина обнаруживается Ельцин, внутри того – Горбачёв, и далее по списку... [1] (А ещё мне когда-то нравилась книжка о России польской публицистки Кристины Курчаб-Редлих «Пандрёшка», где тот же игрушечный образ контаминировался с ящиком Пандоры. Впрочем, я опять отвлёкся.)

...Итак, существует только Настоящее («есть только миг...») как бесконечная очерёдность наших пробуждений внутри него: каждый раз мы обнаруживаем, что оно не совсем настоящее, и сбрасываем эту ненастоящесть, как шкурку.

Из этих отпадающих и удаляющихся шкурок и состоит «прошлое». Оно тянется за нами шлейфом, как испаряющийся с поверхности кометы газ, составляющий собою её вытянутый и рассеивающийся на конце хвост.

А каждая очередная фаза пробуждения, новая, приходящая всякий раз «наконец-то», «подлинная» реальность – это и есть то самое наше Будящее.

Время не только анизотропно, то есть «различно по свойствам в разных направлениях». Оно вообще атропно: направления, откуда или куда оно движется, не существует. Принято шкалу времени рисовать как условную прямую, где точка посередине – момент Настоящего, от которого вперёд направлен луч Будущего, а назад луч Прошлого. По нашей теории, это схематическое изображение Времени как бесконечной прямой (или кривой, не важно), вдоль которой движется наше рефлектирующее сознание – становится бессмысленным.

Нашу жизнь во «времени» (увы, кавычки весьма желательны) точнее было бы изобразить как бесконечно шелушащуюся луковицу – или, поскольку жизнь у нас не всегда растительная, того же линяющего рака / кузнечика, здесь уместнее зоософия. Регулярно отпадающие и, по сути, исчезающие в никуда наружные оболочки – это всё новые и новые сны о реальности, которые мы постоянно отбрасываем ради очередной «настоящей реальности», которая скоро окажется пустой оболочкой и тоже будет отброшена.

…Тогда, в 95-м, в подтверждение концепта нам вспомнилась масса литературных сюжетов и цитат, от строчки из Гандлевского – «Перспектива из снов: сон во сне, сон во сне, сон во сне...» – до вышеупомянутого эпизода из «Футурологического конгресса» и лейтмотива повести братьев Стругацких «Обитаемый остров». Юный разведчик космоса Максим Каммерер, попав на чужую планету, лишь постепенно, путём трудных ошибок и травмирующей утраты иллюзий, проникает в тайны бытия местных жителей. Поочерёдное срывание масок с реальности сопровождается зигзагообразной сменой социальных ролей героя, что отражено в заглавиях частей повести: «Робинзон»; «Гвардеец»; «Террорист»; «Каторжник»...

Глава 3. Украинская апория

Как я уже говорил, яркой иллюстрацией к боспорскому концепту мне показалось сегодняшнее положение в государстве по имени Украина. Ассоциация довольно поверхностная и, возможно, просто ошибочная, но она, тем не менее, напрашивалась.

...Страна, находящаяся физически в Европе, озаботилась вопросом, находится ли она там метафизически. Условная «половина населения» страны (мы сейчас не о точных пропорциях) уверена, что – да, и намерена приложить усилия к формальной фиксации этой принадлежности, а многие даже готовы рисковать для этого здоровьем и жизнью.

Вопрос при этом ставится на диво бескомпромиссно: сближение только с Европой, но не с Россией. Притом что вторая «половина населения» так же безальтернативно и отчаянно отвечает: только Россия, только не Европа!

Основатель Крымского геопоэтического клуба и уроженец благословенного полуострова, в преддверии точки исторической бифуркации под названием «референдум в Крыму» я нервно созванивался и переписывался с земляками и одновременно с украинскими коллегами. Прилежно пытался разобраться в генезисе крымского и восточно-украинского сепаратизма.

Никакой бифуркации, то есть неопределённости, разумеется, не было, был недвусмысленный выбор – пусть не заявленных «96%» населения, но всё же, судя по всем наблюдениям, значительно больше его половины. Почему так произошло, и почему Восток Украины местами пробует двигаться в ту же сторону?

Моё видение истории вопроса, в итоге, заключается в следующем.

Почти весь постсоветский период этническая политика киевской власти основывалась на устойчивом представлении, что русскоязычное население Украины, ввиду его имперского (в самодержавном ли, в советском ли модусе) происхождения, является как бы менее качественным, чем украиноязычное – как минимум, в культурном плане. Ведь имперское государство и имперский менталитет даже большинством историков признаются более архаичными по сравнению с государством и менталитетом национальным – почему бы не считать их и заведомо менее гуманными и демократичными?

По-видимому, в основном по этим соображениям на русскоязычных территориях Украины масс-медиа, деловая документация, рекламная продукция, образовательные учреждения понемногу переводились на более качественный язык – украинский. По той же причине из двух основных частей населения страны только у одной – аутентичной, коренной, более ценной – язык получил статус государственного. О равенстве прав, о симметричных свободах в отношении другой крупной части населения даже говорить считалось неприличным. К тому же предполагалось, что введение русского языка как второго государственного подвергнет украиноязычную культуру некой особой опасности, – которая культуре русскоязычной при аналогичных обстоятельствах почему-то не угрожает.

Менее ценная часть населения поддастся размыванию этнической идентичности уже в силу низкого качества своей культуры, её вторичности, и со временем примет новую, коренную, хорошую идентичность. А если, паче чаяния, окажет сопротивление – за ней придёт и заберёт её из страны заинтересованная внешняя сила [2]. Не склонная к рефлексии и уверенная, что решает при этом лишь свои собственные задачи.

Как известно, если не удаётся что-то подавить, его можно попросту выдавить. А страна с вырезанным силами соседей больным «аппендиксом» становится не только очищенной от скверны, но и – формально – жертвой насилия, и может законно рассчитывать на всё новые международные преференции.

Я сам, к стыду своему, происхожу из этой второсортной прослойки. Вероятно, поэтому мне недостаёт интеллектуального ресурса, чтобы постичь фундаментальное антропологическое различие между украиноязычной и русскоязычной культурами Украины. Ни работа над собой, ни интернет-общение с национально продвинутыми писателями вроде Ивана Андрусяка, Ильи Стронговского и их единомышленников ни к чему не привели: я в упор не вижу между двумя культурами никакой духовной иерархии. Эти взаимоотношения по-прежнему чудятся мне горизонтальными.

По этой же причине представление решающего сегмента литературной и политической элиты Украины о русскоязычных украинцах как о согражданах в чём-то второразрядных кажется мне корпоративной легендой, конвенциональной образной системой. Мифологемой, устойчивой ввиду одной только выгодности её для носителей. Разноязычные культуры внутри общей территории обречены на конкуренцию, пусть даже в слабой форме, а закрепление за одной из них особых привилегий называется по-научному тенденцией к этнократии. Отказаться от такого соблазна, наверное, очень трудно.

Но что такое есть «устойчивое представление», т.е. миф? Согласно боспорскому концепту Времени, это «сон», «иллюзия», эфемерная картина мира, матрёшечная ментальная оболочка, завтра неизбежно корректируемая и отбрасываемая, и лишь сегодня кажущаяся единственно корректной.

И вот русскоязычная «условная половина» населения Украины, видя особое уважение к ней и к её гуманитарным запросам со стороны своего государства, пребывает в аналогичном, отзеркаленном мифе, считая украиноязычную культуру агрессивной, «некультурной», фашизоидной и т.д. И в силу, конечно же, собственной непродвинутости и архаичности, пытается сопротивляться украинизации и утвердить родной язык в своих медиа, образовании, делопроизводстве...

(Речь здесь не о последних месяцах, когда исподволь взращиваемый конфликт перешёл в открытую взрывоопасную фазу с долгожданным силовым участием извне, а как минимум о 20 последних годах – о фазе латентной. Я не говорю о Евромайдане, там сплелось слишком много разнонаправленных векторов и факторов, и большинство стоявших там, совершенно очевидно, выступали не за гегемонию одной этнической культуры, а за справедливость, и против предельно обнаглевшей власти.)

...Первая же половина, в свою очередь, даже мысли не допускает, что дерзкое сопротивление второй половины принудительному облагораживанию есть проявление той же элементарной любви к свободному выбору, того же инстинкта свободы, который позволил самой украиноязычной культуре сохраниться в течение столетий её подавления в рамках иноязычных держав.

* * *

...И вот две части страны видят друг о друге замечательные сны. Собственно, это один и тот же сон, в двух зеркально симметричных вариантах. Сновидение о том, что контуры подлинного, качественного человеческого пространства этой страны – разительно ýже, нежели её очертания на карте Европы. Несущественные различия двух вариантов сна заключаются в уточнении, гдé именно живут лучшие, более ценные её граждане.

И что-то подсказывает мне, что если население страны не очнётся наконец от этого дуалистического, манихейского по сути мифа, не узнает в своём внутреннем визави самого себя [3], то у этой страны нет никакого будущего. В этой догадке никакой мистики: всё та же примитивная игра с корнесловием. Просто давняя опечатка, послужившая грубоватым герменевтическим инструментом.

Ведь если вы одним прекрасным утром не пробудились, то с высокой степенью вероятности можно утверждать, что будущего у вас нет.

* * *

А наш американский друг, кстати, на Боспорский форум так и не приехал. И вообще не отзывался – ровно до самого его закрытия. Так что отдуваться – готовить и читать доклад за N.N., и от его имени! – пришлось автору этих строк. О чём, честно говоря, не особенно и жалею.

В завершение мне, непонятно почему, вспоминается финал киношедевра «Калина красная», где Пётр Байкалов, шурин протагониста, утопив в реке машину с его убийцами, выбирается из самосвала, словно из матрёшки, словно из собственного черепа – и в прострации сидит над водой на кабине, обхватив голову руками.

______________________________________________________

Примечания:

[1] Возникшая у автора аналогия с другим национальным методом упаковки сущностей: «в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – игла…» – является неточной, т.к. данные живые оболочки не претендуют на какую-либо самоценность, играя лишь вспомогательную (транспортную и защитную) роль. Их последовательность принципиально конечна, и по своей функции близка к многоступенчатой космической ракете-носителю.

[2] О готовности части украинской элиты к такому сценарию я писал в начале марта в статье «Сквозь фильтры мифа» для берлинской Tageszeitung. URL: http://www.taz.de/1/archiv/digitaz/artikel/?ressort=a2&dig=2014%2F03%2F08%2Fa0158 Русский оригинал статьи: http://igor-sid.livejournal.com/192716.html

[3] Нельзя сказать, что такие попытки совсем не предпринимаются, хотя бы в последнее время. «Мы, когда начался штурм помещения, сидели на ступеньках в коридоре с ребятами из пресс-центра и пробовали придумать какую-то идею, которая бы объединила граждан с обеих сторон баррикады. То есть что нужно предложить, от чего нужно отказаться, что у нас общего, что нас разделяет — граждан-то. Почему-то слово «граждане» все время витало в воздухе». Интервью Линор Горалик с украинским писателем и активистом Сергеем Жаданом. URL: http://vozduh.afisha.ru/books/na-ukraine-seychas-vragami-stanovyatsya-lyudi-zhivushchie-v-odnom-podezde/