1989 - год невозврата

От редакции. Сергей Баранов, политический социолог. Учился и работал в МГУ, затем в органах власти, Провёл сотни исследований в России и на Украине. Сегодня возглавляет исследовательско-аналитический центр ЦСКП (Украина). Кандидат социологических наук. Автор монографии: Русская нация. Современный портрет. М., 2009.

* * *

1989 год стал самым фантастическим годом в жизни нашего поколения. Позже были не менее фантастические года – 1990, 1991, 1993, но они были «потом». Впечатление от него такое: стало можно всё или почти всё. Поэтому оно экзистенциально важнее последующего. Именно в 1989-м произошло ускорение, скачок истории, революция. Как передать его содержание одной фразой? Восточноевропейская цивилизация в своей социалистической форме начала распадаться на глазах.

Для США уже к исходу весны стало ясно, что СССР обречён, и его развал - лишь дело техники. Я бы не стал так говорить применительно к 1985 и даже 1988 годам. Тогда потенциал самосохранения «коммунизма как реальности» оставался. Все эти революционные события, произошедшие в социалистическом лагере в один год, точнее, с мая 1989 года, – не случайны. Как будто в середине года кто-то нажал спусковой крючок. Если отбросить конспирологию (а о конспирологических гипотезах всегда хочется сказать, «почему бы и нет?»), можно считать, что все эти движения и силы в первой половине 1989-го убедились в главном: Кремль (или кто-то другой) не будет или не сможет применять жёсткую и последовательную силу. Китай же, наоборот, скорее всего, должен был насилие применить и, как известно, применил к студентам на Тянь-ань-Мэнь. В этом желании Кремля не применять силу убедились и мы опытным путём на низовом уровне в Москве. Это было главным уроком года, а революционные события за железным занавесом нас не очень волновали.

1989–й - это год, когда в СССР произошла «уличная революция», правда, на задворках Москвы, на Девичьем поле, на площадке, где парковались троллейбусы. Там проходили регулярные оппозицонные митинги. Стала возможна популистская демократия или охлократия, и её организационная опора в виде интеллигентских движений типа «Демократической России», «ельцинистов», сторонников Гдляна и Иванова и других. Именно они, а не восстание националистов в части окраин, сыграли важнейшую роль в кризисе страны в 1989-1991 годы. Кстати, напрашивается прямая параллель техники этих структур с оранжевыми революциями 2000-х годов в СНГ.

1989 год – год первых демократических выборов – Съезда народных депутатов СССР. Выборы ещё были контролируемыми властями и предсказуемыми, но вполне годились в качестве разминки для демократов перед республиканскими и местными. К тому же уже через 2 года всесоюзные мандаты превратились в бумажки. Хорошо разогревшись, создав территориальные избирательные кокусы в районах Москвы, мы уже в декабре включились в избирательную кампанию по выборам в Моссовет. Активисты подбирали себе округа, в которых они вскоре изберутся благодаря клочкам серой бумаги с подписями популистских вождей, брошенным в каждый почтовый ящик за 3 дня до голосования. (Раньше за них это делала КПСС).

Весной 1989 года автор проводил в МГУ несанкционированный митинг в поддержку Бориса Ельцина, а годом ранее топтал пыль кирзовыми сапогами в Советской Армии. (Кстати, армия, которую я считал маленьким ГУЛАГом, почти не изменилась 20 лет спустя!). А ещё через год весной 1990-го заседал в качестве депутата городского совета. Как и большинство соратников, я не испытывал иллюзий насчёт лидеров демдвижения и был готов к, увы, реализовавшемуся сценарию деградации страны. Если в самом начале 1989–го у меня были иллюзии насчёт Ельцина, то к концу года они улетучились, превратившись навсегда в жирное черное пятно. Но в 1989-м я организовывал митинг в его поддержку с риском быть отчисленным из университета! Вот в чём парадокс этого года!

Ельцин был настоящим харизматическим лидером, в классическом веберовском, а не в расхожем смысле этого слова. Хотя и с сильной популистской компонентой. Было видно, что он обладает большой пробивной силой, которой хватит, чтобы добить СССР. В отличие от Горбачёва, который окончательно увяз в популистском болоте и был на грани потери популярности.

С каким годом в истории можно сравнить 1989-й? Сразу бросается в глаза аналогия с 1789 или 1788-м во Франции. В России это, конечно, 1916 год. Он подготовил неизбежную революцию путём эрозии элиты Царской России, её механизмов, чудовищно ускорившихся в 1915-1916 годах подобно гигантской воронке.

С философской точки зрения, 1989 - год торжествующего чистого негативизма, критики, разрушения, которые выходят на авансцену в истории, и представляются сами по себе ценными и позитивными в силу своей энергетики. 1989-й год был последним годом расцвета идеологий как некой приятной реальности, воспринимаемой всерьез, без цинизма. Они были очень привлекательными, их творцы играли роль властителей умов. В СССР достиг максимума бум запрещённых или малодоступных книг, а запрещено было почти всё. Это были «бархатные» идеологии революции, мягко выстилающие дорогу к железному веку. Потом на их место пришли более практические и примитивные схемы жизнедеятельности и мировоззрений – буржуазный консьюмеристский либерализм и глобализм, религиозный фундаментализм, новый правый фашизм, евразийство, этнический национализм.

В 1989 год – последний, когда всё ещё сохраняли свою популярность различные версии марксизма, их крах казался не очевидным. Это последний год, когда религиозность ещё не вернулась в Россию, и атеизм воспринимался как что-то само собой разумеющееся. Год массированной десталинизации, когда рейтинг Вождя народов был самым низким за всю предыдущую и - последующую историю (12%).

В 1989 году вышли в свет или были написаны работы, сделавшие эпоху в общественной мысли: «Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы (Fukuyama, Francis. The End of History), «Третья волна» Сэмюэла Хантингтона ( Huntington, Samuel P. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century), «Эгоистичный ген» Ричарда Доукинса (Dawkins, Richard. The Selfish Gene.), «Последствия современности» Энтони Гидденса (Giddens A. The Consequences of Modernity), «Миро-системный анализ», Иммануила .Валлерстайна и многие другие. В России – это гениальный пророческий роман "Град обреченный" Аркадия и Бориса Стругацких, "Этногенез и биосфера Земли" Льва Гумилёва. Идеи этих книг продолжают своё влияние, несмотря на то, что многое написанное в них не оправдалось или кажется уже тривиальным. Они обозначили идеологический разлом, за который трудно вернуться даже в мыслях.

       
Print version Распечатать