"Военная тайна" московского мэра

Публичные наезды на Лужкова давно уже стали одним из любимых развлечений продвинутой публики. Эти пафосные скандалы и бодрят, и дармовой PR обеспечивают. Случалось, что и заказ выгодный в качестве отступного предлагали. Потом, однако, могли и кинуть. Но не в этом суть. Стоит ли ворошить прошлое, когда у нас сегодня «жизнь бьет ключом, и все норовит по головке», то есть по знаменитой кепке московского мэра, которому, разумеется, можно предъявлять всякие претензии и обвинить, как любого другого крупного руководителя, в коррупции и прочих грехах. А можно и просто не любить его за взгляды и архитектурные предпочтения.

По первой группе вопросов – пожалуйте в Прокуратуру, а вторая – личное дело каждого человека. Вот почему первое, что настораживает в антилужковской кампании, разворачивающейся «здесь и сейчас», – это даже не единый порыв, в котором слились бизнесмены от политики, эстеты, «солидаристы» и прочие «лишенцы», но изменение настроения значительной части просвещенной московской публики. Что-то очень важное должно было произойти то ли во власти, то ли в обществе, чтобы люди радостно закивали, увидев, что «лев возлег с ягненком», Жириновский – с Миловым и Немцовым, а галереист Гельман заговорил о «любви» и «огородных грядках».

Давным-давно, еще в 1999 году, в рамках проекта «Прорыв» у станций метро москвичам бесплатно – от имени притесняемых на московских рынках фермеров – раздавали сельхозпродукты, купленные на этих самых рынках. А известный телеведущий без устали твердил – «Вот и спрашивается, причем здесь Лужков?». Сегодня у станций метро замечен Борис Немцов, подписывающий свой опус, говорящее название которого отвечает на сакраментальный вопрос конца 1990-х. «Здесь и сейчас» вопрос снят, потому что Лужков всегда «причем» и «виноват во всем». И к этому уже привыкли.

Интересно другое – почему именно сейчас решили, что «уже можно»? Почему вдруг стало можно на транслируемом на всю страну заседании Госдумы пихать премьеру папку с компроматом и произносить текст с легким привкусом антисемитизма? Почему выйти за рамки повестки заседания и наехать на Лужкова за разрушение архитектурного облика столицы решился несклонный к скандалам лидер фракции «Справедливая Россия» Левичев? И почему ироничный, в фирменном стиле путинских шуточек, ответ сразу же квалифицировали как «окончательный приговор»?

* * *

Что был какой-то сигнал? Или нужно спрашивать не «почему?», а «зачем?»

Один из лежащих на поверхности ответов на все эти вопросы – это политика. Это осенние выборы и дальнейшая судьба «Единой России», одним из лидеров которой является Лужков. Это отголоски зимних попыток консолидировать все «передовое и прогрессивное» под лозунгом «Долой партию бюрократов!». И тех осенних наездов на Лужкова, когда даже открыли специальный сайт для сбора подписей за отставку московского мэра. Сейчас по этому адресу рекламируют одежду. Второй ответ – грядет «модернизационная зачистка», и Лужков как бы уже приговорен стать первой жертвой прогрессивных новаций.

Второй ответ – грядет инновационная перестройка и модернизационная зачистка, а Лужков как бы уже приговорен стать первой жертвой прогрессивных новаций. Не зря говорят, что «они возвращаются». «Возвращаются» все те, с кем жестко конфликтовал Лужков еще в 1990-х годах. Тут, кстати, и простор для конспирологов, которые – пока шепотом – уже начали заталкивать «казус Лужкова» в «проблему тандема», связывая его с последними назначениями. Встречаются и рассуждения о несовместимости прогрессивных трендов и замшелости некоторых политиков.

Во всем этом тоже много политики, но для жителей Москвы на первое место вышла задача спасения их города как культурного артефакта и как среды обитания. Похоже, именно на этом месте Лужков начинает терять поддержку москвичей. На главную «больную точку» нажали Левичев и Гельман, а не Жириновский и Немцов с их «чемоданами компромата». Ведь требование остановить реконструкцию, превращающую Москву в место, непригодное для жизни, и истерика – «Лужков должен уйти, потому что он достал всех» – это не одно и то же. Скандал вокруг будущего Москвы – это борьба за принятие того или иного решения, а кампания под лозунгом «Достал, уходи!» – это банальное шельмование.

Однако, есть тревожное «но» – оба тренда уже слились. Более того, происходит подмена, позволяющая предположить, что гипотетически возможный уход Лужкова не улучшит ситуацию в городе. Во-первых, потому что преемники, вникнув в суть инвестиционных проектов, скорее всего, сочтут их разумными, то есть выгодными. И, во-вторых, потому что критики Лужкова сами одержимы манией гигантских проектов, которые могут оказаться еще более несовместимыми с нашими представлениями о нормальной жизни.

* * *

Под аккомпанемент разговоров о спасении «любимого города» москвичей убеждают, что «большой стиль» проекта Сколково – это прогрессивно и прекрасно, а Генеральный план развития Москвы до 2025 года и «большой стиль» Лужкова – ужасно. Но, может быть, не стоит ограничиваться исключительно архитектурой? Ведь стилистика – понятие емкое. И не в ней ли нужно искать «военную тайну» Лужкова и разгадку его популярности, которая столь явно контрастирует с откровенно брезгливым отношением к его оппонентам?

Вспомним, сколько раз мэр Москвы становился объектом жесткого публичного прессинга, сопровождавшегося нелицеприятной критикой по всем вопросам. И после этого он идет на выборы в паре с бывшим функционером КПСС Шанцевым и получает 71,68%, а его главный соперник – Кириенко, усиленный прогрессивным архитектором Глазычевым – 11, 41%. Через четыре года ситуация повторяется. У Лужкова – 74,83%, у банкира и патриота Лебедева – 12,78%.

Популярен Лужков и сегодня, и случись выборы – за него снова проголосуют люди самых разных политических взглядов. Потому что он двадцать лет «пашет» на свой город и воспринимается значительной частью москвичей как политик, действительно представляющий их интересы. Он легко вписался во власть потому, что привык и умеет работать. И, да, он не забывал себя и не мешал зарабатывать своему окружению, действуя по принципу «живи сам и дай жить другим», но он не участвовал в распиле крупных государственных активов и разрушении промышленности.

Более того, Лужков был одним из немногих, кто еще в начале 1990-х – на свой страх и риск, а не потому, что такова линия партии – критиковал политику «молодых реформаторов» и приватизацию по Чубайсу. И он чуть ли не с первых дней своего нахождения в кресле мэра постоянно говорил о важности сохранения собственных ценностей. Но были не только слова. Москва стала первым городом, власти которого оказывали поддержку враз обнищавшим людям – пенсионерам, бюджетникам, молодым матерям, студентам. Понятно, что он делился с людьми, как говорится, не последним. Но все-таки делился, а не предлагал быстрее вымирать, чтобы не мешать строительству светлого будущего.

Все это создало вокруг Лужкова «теплую» ауру, превратило его в «политика из народа». Многие, особенно из тех, кто не попал в разряд поддерживаемых московской мэрией категорий, могут и не помнить конкретных дел, но в их сознании все равно отложилось, что Лужков – в отличие от «этих», думает о людях. Московского мэра называют популистом, но он – искренний популист, и люди это чувствуют. Он использует любую возможность, чтобы подчеркнуть, что он – за людей. Вот и сейчас «Солидарность» собирается 1 мая выйти на демонстрацию под лозунгом – «Россия без Путина, Москва без Лужкова!». А сам Лужков пойдет с профсоюзами – «За достойный труд и заработную плату!», и, наверняка, обрушится с критикой на олигарха Прохорова, предложившего упростить процедуру увольнения работников.

Еще Лужков – патриот и державник. Публичное высказывание таких взглядов в 1990-е требовало немалого мужества. А он еще и выступал в защиту соотечественников и подкармливал Черноморский флот. В 1999 году бился за более внятные формулировки в «Договоре о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Российской Федерацией и Украиной», дважды срывал ратификацию этого договора в Совете Федераций, требуя прописать в нем гарантии для российской военной базы в Севастополе. В 1999–2000 годах он проиграл в жесткой борьбе за власть, и, не исключено, что так было лучше для страны в целом, но на фоне растерянности того периода сам факт существования мощной оппозиции внушал определенную надежду на то, что власть в стране есть кому подхватить.

* * *

А что касается утраты исторического облика Москвы и других очевидных издержек его далеко не всегда мудрого правления, то тут нужно «дать по рукам». То, что собирается утвердить Мосгордума, – это не план развития огромного и исторически уникального города, а план работы московского стройкомплекса. Но одновременно не стоит питать особых иллюзий относительно критиков Лужкова, многие из которых, оплакивая исторический облик Москвы, думают не об улучшении жизни москвичей, а о большом московском переделе.

И, наконец, о безупречном вкусе, которым, увы, не обладает московский мэр, равно как и члены его команды, отвечающие за строительство и благоустройство города. То, что они делают – это дешевая эклектика, опошленная меркантильными соображениями. Но они хотя бы не ставят перед собой задачи бросить вызов здравому смыслу и общественной нравственности. С чем с чем, а с этим в московской мэрии строго. Достаточно вспомнить историю с парадом геев.

Совсем иначе устроены мозги у части оппонентов Лужкова, и, критикуя его «изыски», надо понимать, что самые страшные битвы за исторический облик и саму возможность жить в Москве могут начаться после того, как город окажется в руках фанатов нового стиля.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67