Упыри диктуют вкусы

От редакции. 12 марта исполнилось бы 72 года выдающемуся отечественному музыканту и исполнителю Аркадию Северному. Хотя Северный уже давно не с нами, его творчество по-прежнему привлекает к себе внимание многих любителей перформансов и музыки. Из тех, кто знает о нем, едва ли кто-то поспорит с тем, что его творчество восхитительно. Ко дню рождения художника для РЖ написал текст Георгий Осипов.

* * *

Среди реплик Аркадия Северного на энном километре ленты (ей можно выстелить Колымскую трассу) слушателя подстерегает и такая: «Никаких джазов, никаких костров-палаток». Инструктируя музыкантов, певец предельно точно указывает враждебные ему элементы аранжировки. Он бы этого и не говорить усталым голосом человека, которого все равно не поймут.

В девяти из десяти записей между вокалом и аккомпанементом – бездна. Подобно чернокожим призракам дельты Миссисипи, Северный лучше всего поет под одну гитару, когда ему никто не мешает. В такие минуты он – Джон Ли Хукер, ботинком отбивающий такт по доскам помоста-эшафота, диктующий мирозданию свой ритм.

Северный с гитарой – Северный во всеоружии. Он – хозяин положения, его оккультные монологи не прерывают импровизации и соло провинциальных джазменов из местечковых «костров-палаток», которыми загажено 90% его концертов. Еще при жизни артиста рядовой поклонник воспринимал их как вредительство, как неизбежную порцию издевательства и садизма, без которых в Советском Союзе ничем не насладишься.

Едва ли отыщется в ряду голосов магнитиздата голос, поющий тексты «подложенных» ему песен так отрешенно и небрежно: «Он напиток зачерпнул-зачерпнул…»

Старательно и верно Северный исполнил всего две вещи – великолепную «Скажите девушки» и одиозную «Сладку ягоду» из к/ф, где лучезарный Альгимантас Масюлис (как всегда в черной форме СС) руководит расстрелом сумасшедшего дома.

Потомки чудом уцелевших пациентов заведения навязали Северному «Сладку ягоду» как тот эсэсовец-самодур – под дулом парабеллума. Упыри умеют диктовать свои вкусы простым гениальным смертным.

Мученический «снобизм» Высоцкого подается как обаятельная черта неординарной личности. Олимпийская небрежность Северного напрягает и отталкивает, словно «Майн Кампф» на полке в интеллигентном доме: «Вот вы, оказывается, чем интересуетесь

Хорошо знакомый парадокс – он не мог знать точно и, в то же время, не мог не предчувствовать, в чьи руки перейдет его наследие, когда отомрут послевоенные бухарики с их выдуманной ностальгией. «Судьба их быть в руках кухарки иль лакея…» Кто тогда станет судить его талант «гаагским трибуналом» культурологов, выросших на маразмах обэриутов и «Алисы в стране чудес», с пеленок обученных произносить «булат шалвович», «борис борисович» и т.п.

От такого пиетета за версту разит «стоеросовым захолустьем». К чему звезде галактической величины отчество? Элвис Аронович, Фрэнсис Альбертович – сколько унижения в подобном движении! Тем более, прижизненные титулы еще никого не спасали от посмертной срамоты и забвения. «Не нужно твое ФИОтчество. Эй, Мэтр, смени-ка мне дам

Для «больного, позднего потомства» семидесятников Северный (в отличие от священных родительских коров) просто «Аркаха». Его наследие улучшают и осовременивают, совершая «вдвойне убийственный обряд» – то выкрещивая в шукшинских чудиков, то обрезая как условного «Аркашу». Среди «подложенных» ему при жизни песен хватает аргументов в пользу и того и другого. Но дело не в этом.

Северный («наяву иль во сне – ну какая здесь разница?») изначально находился слишком «далеко на Западе» (была и такая картина). Недосягаемо дальше, чем остальные его современники с отчеством или без, и уж тем более, с фирменным синтезатором, заказанным через насквозь голубой горком таки Комсомола.

Одна из наиболее крамольных легенд гласит – Северный пассажиром U-2, сбитого при Хрущеве, летел вместе с Пауэром. Собственно, главной целью полета и была его высадка за железным занавесом…

В необычайно стильном, словно написанном для Синатры тексте Евгения Клячкина есть эффектные слова, и Северный, когда поет, выделяет их автоматически, бесстрастно, словно они выплывают из памяти в сумрачном баре без четверти три:

«Она, конечно, русскою была,

А я опять – кем был, тем оказался».

Северный отпустил волосы в зрелом возрасте. Маскировка. Он стал одним из многочисленных мужчин с прической каре: Ободзинский, Смоктуновский, Евгений Мартынов, Карел Готт. Плюс тысячи рядовых граждан с удлиненной стрижкой, но на коротком поводке.

Аркадий Северный в галстуке и белой сорочке, стриженый коротко словно переснят с задней части конверта американской пластинки 60-х годов. Вот Боб Дилан, вот – Фил Спектор, а вон – Питер, Пол энд Мэри, а где-то и он, вынесенный волной погромов на Элис-айленд, в начале атомного века.

Или Северный в Киеве, на Подоле, у Гриши Бальбера в гостях – за скромным столом в скудно обставленной горнице под маской демона на стене. Худой и аскетичный – шпион, чьи все легенды разоблачены, все явки провалены, кроме последней – узконациональной. Искать убежища в гетто – жест предельного отчаяния.

Северный мог бы сыграть Гари Палмера в «Досье Ипкресс», но его место занял Майкл Кейн. «Однажды я нашел свое место в жизни…»

Под присмотром Рудольфа Фукса (самый западный дрессировщик местных дарований, личность равная таким подвижникам как Сэм Филипс или Алексис Корнер) Северный поет «Мэкки Мессер», где ему в тексте попадается слово «Интерпол». Он произносит его не как, будто впервые слышит, не как смачный слэнг. Он попросту не знает, что это такое – Интерпол.

Так вычисляют пришельцев.

Северный сплевывает «интерпол» в колодец небытия, в межпланетный холод, откуда был «сплюнут» на землю и сам.

«Моя звезда – мой труп. Я облетел миры – там все мертво», – уверял Жерар Де Нерваль. «Всю Сибирь прошел в лаптях обутый… я над краем пропасти стою».

Звезда Де Нерваля – Черное Солнце Меланхолии. Алхимический словарь был настольной книгой великого поэта-визионера.

Аркадий Северный читает «подложенный» ему набор слов так, будто впервые в жизни видит не только слова, но и сами буквы, и даже лист бумаги он впервые держит в руках.

Северный не писал стихов и не дорабатывал чужие тексты, подгоняя под свою певческую манеру, он лишь «искажал» их смысл, как прирожденный творец иллюзий, Князь Мира Сего в изгнании, лишенный детьми Адама и Евы наследных местностей, которые ему способен вернуть только Вселенский Взрыв, чье заклинание он разыскивает в обманчивой абракадабре слов, слов, слов. «Мне тут как всегда подложили одну песню…»

Иногда за спиной различим мефистофельский голос – это суфлирует Рудольф. При разговоре о Северном алхимические имена и символы незаметно заполняют речь, словно монахи-призраки трапезную окаянной обители.

Удивительно похож на Северного связной иностранной разведки в питерском триллере «Развязка» (актер Игнат Лейрер). Слоняясь по набережной, он заходит в стекляшку-стояк, берет бутылку пива, к нему подходит блондин в плаще и шляпе – Владмир Раменский.

«Хожу один – совсем больной, совсем больной…»

Он создавал атмосферу не «Востока» или «Запада – волшебник «с туманами в кармане», в ней вообще отсутствуют стороны света, и молекулярная формула воздуха читается иначе. Самый примитивный подход – самый пессимистичный: поколению ностальгирующих «урок» понадобился свой ретро-певец, для этого был мобилизован Аркадий Северный (ради них он шел на стилистические уступки, пародируя то Утесова, то Брегвадзе), умерший вместе с поколением тех, кому было адресовано его творчество.

Частица злокачественной правды в этом, бесспорно, есть. Искоренить ее – вот наша задача.

Основной слушатель Северного обитает совсем по другому адресу, в ином измерении, в параллельных мирах. Точней всего его местонахождение указывает инициатическая фраза Эрика Кролле: «Я ничего не знаю про тебя…»

Посвященная конкретным людям – не более, чем формальная конспирация. Обезвредить агента такой величины не сумеет никакой земной «интерпол».

Контакты Северного с участниками явления, из обрубков которого наши доморощенные «франкенштейны» сошьют уродливое чучело «шансона» так же преувеличены, как сотрудничество Евгения Головина с активистами «русского рока». Достойным внимания персонажам Головин уделял от силы два-три часа, и даже они были ему в тягость. У «быстрых разумом» людей не бывает поводов для общения более длительного. Они понимают друг друга с полуслова.

Наиболее эзотерический пласт наследия Аркадия Северного – его анекдоты с Вадимом Коцышевским, сделанные, как утверждают исследователи (в данном случае академическая правда нас волнует меньше всего) для фонотеки «Жоры Миргородского».

Картина записи напоминает эпизод (возможно, один из самых удачных) «Сумеречной зоны». (Род Серлинг – магический брат Аркадия).

Напоив хозяина, заполучившего в гости двух подпольных знаменитостей, Северный и Коцышевский производят шедевр по принципу «как пожелаем – так и сделаем».

Главное в этих фантастических фонограммах не мат и не брутальная политкорректность, а – шумы, отголоски первобытного хаоса, признаки реликтовой, давно оборванной жизни: глухой рокот общественного транспорта за окном, шелест газеты в руках Северного. Их ничтожно мало – этих «шепотков бессмертия» на фоне священнодействия двух магов, окутанного торжественным, гробовым молчанием, поэтому они – шумы эти так драгоценны. В советской обыденности, оказывается, было немало места для сакрального.

Возможно, на пленках зафиксирован лишь сон «Жоры Миргородского». И Северный с Коцышевским явились к нему травить свои анекдоты во сне. Возможно, «Жора» был слеп, как Борхес, и записывал исключительно «аудиосны».

Подозревая, что заказчик будет недоволен их продуктом, двое, прихватив сандалеты (те самые, что на фото с Шандриковым) тихо сваливают в носках, оставив дверь на площадку открытой.

Туда еще можно проникнуть и забрать катушку с тем, что «не вошло никуда», пока хозяин дома спит. Как великий Ктулху.

Не переживайте, это не кража, а «скользящая передача». Уходя, Северный оставил для потомков открытыми особые «седьмые врата». Адрес не имеет значения.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67