Иногда мои перемещения напоминают мне бегство(1) - главным образом от себя. Или к себе, все зависит от точки отчета. Тело - узник души, и человеку далеко не всегда удается пожить телесно, здесь и сейчас, ибо душа правит, задавая пространственно-временные координаты по своему усмотрению. Взаимоотношения в системе душа-тело хорошо описываются корпускулярно-волновой теорией: вместе они почти не живут или совсем не живут. Меняя свое положение в пространстве, тело получает шанс опередить душу или, вернее, догнать ее, если движется правильно, т.е. в те места, куда та обычно отлетает.
В Италию я попала именно так. Что же до тюрем, то к этому занятию я готова всегда, как бы это ни выглядело - это обналичивание застенков внутри, что помогает от них постепенно избавляться.
За прошедшие с тех пор два года я побывала в семи итальянских городах и в шести тюрьмах. Жила неоднократно и подолгу в Венеции, два раза - в Риме, несколько дней в Падуе. В остальных местах только бывала, в том числе из-за тюрем. С тюрьмами же так: по одной в Венеции, Тревизо, Падуе, Милане, две в Риме. Две - женские, две - для несовершеннолетних, две - мужские. Тюрьмы я посещала вперемежку с музеями, непрерывно блуждая по улицам - улицы в этой стране не хуже музеев.
Теперь мне известно, где обитает душа, - в самое неподходящее время я с удивлением обнаруживаю себя на какой-нибудь узкой calle(2), выводящей к воде, и разноцветные кирпичи старой венецианской кладки почти касаются моего плеча. Хотя удивляться здесь нечему: солнце, красота, яркие впечатления - сплошь чистое золото. И правда, хотя жила я в Италии не летом, а осенью или зимой, по мнению местных - в "печальное время, когда природа умирает"(3).
***
Устроена Италия особым образом: она чувствует. Человека, ситуацию, время, место. Играет, подыгрывает, всегда с тобой в контакте. Тебе не скучно, не пусто, не одиноко. Самоубийц в Италии мало(4). Нет здесь у людей такой тяги, им хочется жить. И живут они долго.
Пример: в Милане, после посещения экспериментальной тюрьмы, вышли мы в самый центр посмотреть на знаменитый Миланский собор. Рядом - торговые ряды, построенные лет на 500 позже. Все это громадное, итальянцы - строители, и Москву они строили, и Кремль, а в самой Италии, говорят, размещено 2/3 архитектурных памятников всех времен и народов.
Сопровождавший нас бывший заключенный, миланец, рассказал, что архитектор упал за день до торжественного открытия с крыши своей галереи. Я догадалась: "С собой покончил?" Итальянцев мои домыслы поразили: им такое в голову не придет.
Я не итальянка, и мысли о жизни и смерти слабо разведены в моей голове. Игру в смерть повсюду называют "русской рулеткой". Итальянцы умеючи играют в жизнь, у них хочется научиться.
Наверное, через этот фокус я смотрела и на тюрьмы. Они показались мне нестрашными. Не хорошими - хороших не бывает.
Конечно, итальянская тюрьма - тоже настоящая, это не театр, не имитация, не буффонада. Но появляется неясное ощущение, что человек в ней остается живым, годным для жизни, для игры в жизнь. Это не означает, что жизнь его ожидает легкая, в смысле - устроенная. Или некриминальная. Скорее всего, он сядет опять - итальянский тюремный рецидив составляет более 70%. Но сидит сейчас в Италии всего 37 тысяч(5) - при почти 60-миллионном населении(6).
Эти цифры многое скажут знатоку. Таким образом, можно смело заключить: темперамент, история, тюрьмы, искусство и количество самоубийц напрямую связаны с солнцем и между собой.
Не думаю, что это криминологическая новость. Издавна велись исследования о связи времен года и климата с количеством самоубийц и с другими отклонениями. Сейчас уже для многих не секрет, что северные народы страдают не только алкоголизмом, но и повышенным числом самоубийств, в том числе из-за недостатка солнечного света. Но с тюрьмами не все ясно, так как в Норвегии тюрьмы тоже нестрашные, хотя народ там по большей части не слишком радостный и солнце светит не каждый день. Крайности сходятся? Думаю, здесь другие причины: райски богатая маленькая Норвегия уравнялась с большой и сравнительно небогатой Италией при помощи денег и хорошей истории. История и деньги - как эквивалент солнца(7).
У русских при регулярном отсутствии всего поименованного - и хорошей истории, и денег, и солнца - существуют свои культурные возможности для создания особой эмоциональности. Это неблагополучная эмоциональность, что заметно и по продолжительности жизни, и по тюрьмам, и по алкоголизму, но со скандинавами нас все-таки не сравнишь. В ней мы куда ближе к итальянцам, что ими и признается, хотя на желании и умении жить она не сказывается. Русские тоже чувствуют свою близость к итальянской культуре, не осознавая причин. Крайности сходятся?! Похоже, что так. Особая эмоциональность, открытость, которая в Италии созидается солнцем и красотой, безграничной добротой и любовью к детям, в России куется снегом и холодом, материальной скудостью жизни, внешней суровостью, почти жестокостью, отверженностью, забиванием чувств вглубь души, из которой они не имеют свободного доступа к миру. Но если уж вырвутся...
Итальянец живет на улице - и душа его разлита здесь же. Яркая непринужденность итальянской улицы - это сон русской души, до которой так трудно докопаться. Именно так живет в своих снах замурованная в теле загадочная русская душа - горячо и открыто, как итальянцы в Италии. Поэтому, попадая в страну своей души, мы ощущаем, что попали в сон, в сказку, в мечту. Душа высвобождается из тенет, распрямляется и свободно выходит наружу - наконец-то вернулась на родину! Жизнь русских в Италии - это воплощенная жизнь души.
Всему красивому русские исстари учились у итальянцев - пению, живописи, архитектуре. У французов переняли балет. А вот немецкая аккуратность так и не прижилась.
Такие мысли у меня возникали в Италии. Солнце, недостаток которого для российских просторов очевиден, жестокими культурными традициями зажигается в душе, чтобы та не замерзла. Цветы, красота - все внутри. А снаружи - грязь, холод, разруха. И для тела это означает скорую гибель, душа здесь не задержится. Но сама, говорят, живет вечно.
***
По рассказам знатоков, итальянская тюрьма неоднородна, делится на две части: северную и южную. Юг начинается где-нибудь уже в Риме или чуть южнее. Здесь - мафия, относительная бедность и бардак, хотя гораздо больше солнца и апельсинов и еще больше темперамента. В южных тюрьмах сидят итальянцы, составляя примерно 80% тюремного населения. Сидят необязательно за очень тяжкие преступления (т.е. за убийства), но свой жизненный выбор они, скорее всего, уже сделали. С ними в тюрьмах усиленно работают, особенно с молодыми, но оторвать человека от "семьи" - трудная задача. Зато интересная. Впрочем, на юге я не была и врать не буду.
Север - это регионы Венетто, Тоскана, Ломбардия, Пьемонт, Эмилья-Романья... Т.е. благополучные промышленные районы, материковая Италия, та, что ближе к большой Европе - Германии, Франции, Швейцарии. Народ тут богатый, образованный и в тюрьмах, как правило, не сидит. В северных тюрьмах сидят иностранцы - магрибинцы, албанцы, жители бывшей Югославии и Румынии (до 70%, а для несовершеннолетних и до 90%). Из местных - главным образом цыгане, а "коренные" итальянцы попадают в заключение только за очень тяжкие преступления, в основном за убийства. За убийства сажают надолго, можно сказать, пожизненно, УДО нет, человек весь срок с тюрьмой связан, но есть "семилиберта" ("полусвобода"), т.е. послабление, прежде - по половине срока, а теперь, после реформы, и много раньше - если образ жизни осужденного позволяет (в этом и состоит реформа!), ему разрешают работать на воле, а спать в тюрьме, и так до конца срока.
Такая реформа без насилия и доносов ломает старые "субкультурные" образцы, смысл которых - в идеологическом противостоянии начальству. Но если начальство ведет себя мирно и уважительно, если тюрьма арестанта за шиворот не хватает, а наоборот - дает максимально возможное в рамках закона послабление, то "смысл" улетучивается сам, без оперативных мероприятий.
Таковы правила. Но работу на воле еще надо найти, а для этого потребуется родня, знакомые - хорошо, если сидишь рядом с домом, но если ты иностранец? Для таких узников существуют волонтеры, кооперативы и культурная медиация.
***
Про кооперативы я уже писала(8), такие же, как в Венеции, существуют и в других местах. В Милане, в экспериментальной мужской тюрьме(9) , мы обнаружили иные варианты - например, поварской кооператив, который не только кормит тюрьму (в результате чего качество питания заключенных подскочило до ресторанных высот, и теперь сотрудники желают кормиться не хуже), но и работает на выезде. Президент кооператива - энергичная женщина "хорошего происхождения". Как мне объяснили, она принадлежит к аристократическим миланским кругам(10), и у нее много знакомых, которые все время что-то справляют - свадьбы, юбилеи, поминки, просто гуляют. Нужен бар, стол - питание, и изысканное! Она предлагает услуги своего кооператива и гарантирует качество, ей верят - она своя, к тому же при высоком качестве цены ниже, чем у обычных ресторанов. Это уже и выгодно, и закон о конкуренции должен бы с этим бороться, но кооператив тюремный, а заключенные - незащищенный слой населения, для таких есть специальный закон о социальных кооперативах(11).
Кроме того, что это работа, заработок, и "семилиберта" - послабление, это еще и социальная реабилитация для обеих сторон процесса. "Аристократы" видят, что "преступники" - не только человеческие существа, но и мастера своего дела (я имею в виду поварское искусство) и могут работать как артисты. Для итальянцев высшая похвала и форма существования - быть артистом своего дела. Не важно какого, кстати. И их отношение к тюремной проблеме слегка меняется. "Преступники" же получают прививку к социальной, а не криминальной карьере и надежду на будущее.
Тюрьма в этом случае играет роль первого вклада, что ей тоже выгодно. Она покупает сырье для своих поваров, так как все равно должна кормить заключенных. "Повара" целый год работали бесплатно (и не только заключенные, но и "вольные" члены кооператива), чтобы накопить капитал: их зарплата шла на закупку кухонного оборудования, транспорта и т.д. Теперь они не только получают зарплату, но и имеют базовый капитал, большой ассортимент блюд, которые отлично готовят, обученных мастеров, заказы, их жизнь кипит, хотя все это происходит в тюрьме, где обыскивают, требуют соблюдения режима, наказывают и т.д.
Местные могут остаться в кооперативе и после освобождения, что немаловажно. Найти работу нелегко, особенно после тюрьмы. А тут и работа, и люди знакомые, которые не станут смотреть косо. Работать, кстати, можно и в тюрьме, пустят. А спать дома.
Я беседовала с "дамой из высшего общества" и главным специалистом кооператива - поваром из арестантов, осужденным надолго. Они оба мне понравились, глаза их горели, они были веселы, шутили, чувствовалась большая энергия. Дама в ответ на мой комплимент призналась, что она и раньше занималась чем-то подобным, но здесь помолодела на 20 лет: работа оказалась очень интересной, и дела идут прекрасно.
Я еще подумала тогда: почему? Что тут главное? Много крепких "замурованных" мужчин, чьей энергии не было выхода, а теперь они объединили ее, и эта сила продвигает любые дела? И ее подняла? Или это ощущение призванности, мессианство, оказание деятельной помощи тем, кто попал в беду, христианское чувство милосердия? Или что-то третье, неведомое мне? Но я ведь и сама, многие годы приезжая в тюрьму (не в мужскую(12)), всякий раз с трудом пробиваясь к ней сквозь внешние и внутренние барьеры, отдавая ей все, что накопила за время отсутствия, чувствую себя после того усталой, но... счастливой. А в ней, хоть и тяжело, но на своем месте. Может быть - единственном чисто моем.
Вот что тревожило меня. Что же это за место такое странное - тюрьма, в котором с людьми происходит то, что подобно чуду и не случается больше нигде и никогда?
***
Волонтеры - это добровольцы. Денег они в тюрьме не зарабатывают, приходят сюда для того, чтобы пообщаться с заключенными и помочь им в чем-нибудь доступном. Например, обучать итальянскому языку - на севере это актуально. Помогать заключенным в Италии престижно, как и во Франции, например.
Орнелла Фаверо - волонтер, хотя бывает в тюрьме почти каждый день, причем даже не в одной, а в двух - в мужской падуанской и в женской венецианской. Она предпочитает работать с мужчинами, они кажутся ей умнее, энергичнее женщин, хотя у меня опыт иной. Наша коллективная тюремная система - лагерная солдатская жизнь и беспросветная работа на швейке(13) - женщин бодрит и закаляет, делает умнее и самостоятельнее, хотя и лишает их "женского" будущего(14). А на гнилом Западе они "сидят" как спящие красавицы, как пленные королевны, томясь и скучая, ждут, когда же наконец прискачет благородный дон Алонсо на белом коне и освободит их из заточения. А он не прискачет и не освободит, и наши это знают. И потом - это не ресурсное состояние, ума не добавляет, а депрессию усиливает. К тому же у них есть дети... но это особый разговор.
Орнелла - специалист по культурным программам для школьников. Не массовик-затейник, а специалист по освоению культуры. Одна из ее идей - познакомить школьников с заключенными, но не для того, чтобы навсегда "испугать" несовершеннолетних видом решеток и наручников, а, напротив, объяснить им, что в тюрьмах сидят люди.
Это двойная реабилитация, как и с "аристократами". Школьники до и после таких мероприятий пишут сочинения: сначала о своих ожиданиях, а потом о том, как представления и реальность совпали. В их реальности заключенные оказываются такими же людьми, как соседи и родственники. Это открытие, для молодых немаловажное. А заключенные видят светлые лица молодых сограждан, если они итальянцы, или просто молодые лица, если они граждане иных держав, обращенные к ним с интересом, вниманием и улыбкой - и их жизнь на короткий миг тоже светлеет.
Об этой стороне тюремной работы Орнеллы я знаю из ее же рассказов. Есть и другая сторона - напряженная работа в венецианской НПО, название которой можно было бы перевести как "Горчичное зерно"(15). Имеются в виду, конечно, слова Христовы(16). Она уже почти десять лет выпускает силами заключенных мужской тюрьмы в Падуе(17) журнал "Ристретти оризонти"(18). Если дать волю воображению, то название можно перевести и без словаря, что-нибудь вроде "Ограниченная перспектива", "Закрытый горизонт", т.е. та же "Неволя", только по-итальянски.
Журнал выпускается тиражом 2 тыс. экземпляров и распространяется по подписке по всей стране. Конечно, в первую очередь - среди обитателей тюрем. Популярность этого издания я заметила, когда побывала в тюрьмах с Орнеллой - ее встречают, как настоящую звезду. Журнал острый, интересный, подходит к проблеме с разных сторон, не подыгрывая ни заключенным, ни сотрудникам. Он, отрицая свое название, открывает перспективу для тех, кто хочет понять, что такое тюрьма, и для тех, кто желает из нее выйти.
У редколлегии два офиса - один в самой тюрьме, другой в городе. Заключенные работают в обоих, соответственно, те, что работают в городе, имеют "семилиберта".
Я сотрудничаю с журналом второй год и в последний раз получила приглашение в тюремный офис на коллоквиум(19) с заключенными, которые участвуют в работе журнала - пишут статьи, верстают и т.д. Мы - тридцать мужчин и четыре женщины разного возраста и национальностей - часа два общались в большой комнате, сидя за длинным столом редколлегии. Мероприятие дополнительно никто не охранял и не контролировал. Никто почему-то не опасался, что нас, таких слабых и красивых, здесь изнасилуют, захватят или убьют, хотя многие из присутствующих мужчин попали в тюрьму за убийство. Может быть, именно потому, что даже тот, кто это совершил, в глазах общества, его осудившего, все-таки остается человеком, исходя из чего его содержат и к нему относятся по-человечески.
Мы толковали о превратностях судьбы и национальных особенностях тюрем в нашей, российской системе, им понравились длительные свидания и возможность получения УДО - т.е. полного досрочного освобождения. Для них это все еще недостижимая роскошь.
По ночам(20) Орнелла редактирует статьи для своего журнала, который выходит восемь раз в году. Найти другого бесплатного редактора ей пока так и не удалось. Я посоветовала дать объявление на сайте журнала(21) - уверена, волонтеры найдутся, ведь для этого необязательно сидеть в тюрьме или даже жить в регионе Венетто.
***
Про культурную медиацию в итальянских тюрьмах я слышала и раньше, но только в этот раз мне удалось с ней познакомиться поближе. Причем буквально: одна из четырех женщин, принимавших участие в коллоквиуме, самая молодая, с именем невероятной красоты(22), была культурным медиатором.
Она рассказала мне, что в ее обязанности входит представлять своих подопечных (в данном случае это были осужденные албанского происхождения) в разных ситуациях и инстанциях. Сама она тоже албанка, знает язык и традиции, в Италии давно - закончила в Падуе университет, теперь учится в аспирантуре.
Например, если в тюрьму попадает албанец, она поможет перевести его документы, связаться с семьей, но она не только переводчица. Ее задача - объяснить ему, почему итальянцы ведут себя так или иначе в тех или иных ситуациях, помочь ему разобраться в тонкостях итальянской культуры, в ее основных ценностях. Объяснить итальянцам, с которыми у него возник конфликт, его чувства и ценности, т.е. добавить ему, оторванному от своей культуры, живущему в итальянской тюрьме как в безвоздушном пространстве ( воздух - метафора культуры), немного кислорода. Улучшить его самочувствие, его перспективу на "семилиберта". Ведь гораздо легче выучить в первом приближении язык, чем понять глубину взаимоотношений. А потом им займутся волонтеры и кооперативы.
Впрочем, все иностранцы, которых мне довелось встретить здесь в тюрьмах, говорили по-итальянски, а многие прожили в Италии много лет до того, как попали в тюрьму.
Такие же помощники-медиаторы есть у представителей других культур - у арабов из северной Африки, у югославов и румын, не сомневаюсь, что и у русских, которые в итальянские тюрьмы тоже попадают.
***
Все вышесказанное касалось в большей степени мужских тюрем. Про женскую тюрьму в Венеции(23) я подробно писала, а условия содержания в женской тюрьме в Риме, Ребиббии, доброго слова не стоят. Большая старая тюрьма рассчитана на 300 заключенных, а так как во время моего посещения(24) она была переполнена, то и камеры тоже. Все как всегда и везде, только персонал мягче и нежней, чем обычно, и это, на мой взгляд, не может стать обыденностью. Да и некоторые виды деятельности заключенных вызывали почтение: в тюрьме есть курсы каменной мозаики. Впрочем, чему удивляться - это же Рим.
Это же Италия, хочется добавить - и немедленно вернуться в экспериментальную тюрьму в Милане. Главным моим потрясением в этом месте оказались не кооперативы и прочие чудеса тюремного модерна. Белые стены тюремных коридоров были расписаны огромными фресками. Не ученическими работами, которые есть в любой итальянской тюрьме: под Пикассо, под Гвидо Рени, под Модильяни, под Шагала и т.д., что тоже хорошо, освежает и бодрит. Это были оригинальные работы, написанные творцом с темпераментом Микеланджело. Я не видела ничего подобного, например, на большой выставке современного искусства в Вероне, которую посетила дня за три до миланской тюрьмы.
Художник, получивший огромный срок за убийство, был профессиональным художником, т.е. имел образование и работу по специальности. Когда он попал в тюрьму (это было недавно, тюрьма открылась всего четыре года назад), ему разрешили оформлять интерьеры. Я прошла по всем коридорам и видела, как нарастал, набухал его талант, превращаясь в талантище, а он, бытовой убийца, - в гения. Абстрактные, почти геометрические панно, милые, но немые, постепенно наполнялись кровью и плотью, загорались красками, в которых слышалась ярость, отчаянье и победа. Душа его уже вырвалась из тюрьмы и достигла тех мест, в которые всегда, по мнению Платона, стремится, - мира чистых идей. А тело еще долго будет томиться в тюремных стенах, уже превращенных его трудами в музей.
Конечно, я не одна такая чувствительная, художник выиграл все национальные премии, и, видимо, это не предел. Мне не удалось выразить ему свое почтение, так как время нашего пребывания было ограничено нами же. Сначала он обедал, а потом оказался уже в недосягаемом для нас месте - тюрьма есть тюрьма. Но силой его красок я была надолго выброшена из реальности, перестала понимать, слышать и говорить, превратившись в зрение, а может быть, и сама стала частью его картин и навсегда осталась в этих коридорах.
Впрочем, понемногу я остаюсь во всех местах, где бываю, не говоря уже о тюрьмах - сильных местах. Но и они живут во мне, оставляя след на моем лице и теле, так как тело - это текст, который пишет душа. Кем пишется текст души - точно неизвестно, мнения на этот счет расходятся.
***
Тюрьмы для несовершеннолетних (их две, в Риме и в Тревизо - старинном городке неподалеку от Венеции) тоже совершенно разные. Та, что в Риме(25), - новая, построенная на большой территории, с садом, огородом, футбольным полем и баскетбольной площадкой, с травой, пиниями, кошками, собаками, кроликами, курами и петухами, разгуливающими совершенно свободно, причем последние не предназначены для поедания. На территории стоят коттеджи, рассчитанные примерно на десять человек, отдельно для мальчиков, отдельно для девочек. Да, девочки здесь тоже были, человек так пять, остальные (всего было примерно сорок) - мальчики. Деление было и по возрасту - старших селили отдельно от младших. Спали отдельно, все остальное время проводили вместе - школа, театр, спортивные занятия, танцы. Тюремщики без всяких отличительных знаков, а так как еще и молодые, то понять, кто есть кто, просто невозможно.
Сидят здесь в основном не местные, а если местные, то только за тяжкие преступления: убийства, изнасилования, телесные повреждения. Остальные из тех же регионов, что и взрослые заключенные. Еще приятно поразила большая степень независимости подростков и их чувство собственного достоинства, выплывшие в скандальном эпизоде.
Я настойчиво просила показать мне комнату (камеру), в которой живут подростки, в основном - по двое. Сопровождавшая меня сотрудница - заместитель директора по воспитательной работе (так можно было бы перевести ее должность на наш язык) - долго мялась, но не отказала. Улучив момент, она пригласила меня в коттедж, который в этот момент пустовал. Мы прошли в комнату - большую, с двумя окнами, полами из мраморной крошки, отдельно к ней прилегала гигиеническая комната, где стояла сушилка и туалет с раковиной. Не успела я как следует оглядеться и составить представление, как в комнату нагрянул хозяин и, увидев делегацию (нас было трое вместе с директрисой), с ходу начал скандалить: кричать, размахивать руками и швырять вещи на пол. Директриса сразу же вывела нас на улицу, не сказав ему ни слова. Ясно было, что он прав.
Что касается детской тюрьмы в Тревизо, в которой на момент моего посещения(26) содержалось всего десять мальчиков (и из них только один местный), то это небольшое отделение, рассчитанное на двадцать подростков, расположенное на территории мужской тюрьмы, построенной в 1956 году. Это единственное место в Италии, где совмещены два учреждения. Здание в три этажа, камеры, кабинеты. Тесно. Подростков учат языку, математике, географии. С ними работают соцработники, учителя, культурные медиаторы. Периодически их навещают ровесники - местные школьники, мальчики и девочки, играют с ними в футбол, беседуют, слушают музыку, рисуют. Родственники здесь бывают, по понятным причинам, редко. Сотрудники - в форме и без - откровенные и любознательные, чувствительные и темпераментные итальянцы, содержали, на мой взгляд, большую примесь печали. Я объяснила ее для себя тем, что они не знали, какая судьба ждет после освобождения детей, попавших под их опеку. Действительно, для чувствительного человека это нож в сердце. Вроде бы и работа есть, и неплохая, и по специальности, но она не насыщает. Дело в том, что дети - божественные существа, которых надо любить, холить и лелеять в итальянской культуре, а их выбросили на помойку, после чего они попали сюда, в эту тюрьму.
"Хуже всего с румынами, - жалуется директор. - У них нет ни документов, ни школьного образования, они часто тяжело больны. И из-за отсутствия документов даже за незначительное правонарушение могут попасть в тюрьму, хотя бы на время, пока что-то удастся прояснить".
Сейчас в Италии для детей-нерезидентов создана общенациональная программа под названием "Азимут". В каждом регионе есть дома, куда освободившийся или бездомный подросток может быть направлен для проживания. Это и общежитие, и школа, и иные виды социальной поддержки. Другой вопрос, что бродячие дети в таких благостных местах надолго не задерживаются, так как предпочитают улицу.
***
В тюрьму, где бы она ни находилась, просто так не пройдешь, это не музей. Нужны волшебные помощники - коллеги, и они у меня в Италии были. Они сыграли важную роль в моих странствиях, не только посещая со мной тюрьмы, предварительно подготовив визит (а значит, добившись разрешения, потратив время на звонки и факсы, а потом на поездки), но и помогая мне усваивать увиденное и услышанное. С их подачи жила я в Италии не в отелях, которые мне не по карману, а в народе - в студенческих общежитиях, монастырских приютах или просто в гостях.
Орнелла Фаверо, моя волшебная помощница, хорошо знает русский язык. Это чудо, дарованное свыше, знак судьбы, синхрония в лице полной коллеги из Венетто (в смысле - Венеции), оказавшейся русофилкой. Люди, с которыми мы встречались в тюрьмах, тоже поражались - знаменитая журналистка, оказывается, говорит по-русски?! Чудеса!
К языку ее подтолкнула литература - Гоголь, Толстой, Достоевский. Язык она учила в итальянском университете, а практику проходила в СССР, была замужем за нашим соотечественником и жила в Москве в конце 70-х. Ее муж придерживался диссидентских взглядов, и мы синхронно читали самиздатовские "Петушки" в слепом десятом экземпляре и ксерокс тамиздатовской "Лолиты".
Время и пространство схлестнулись, и образовавшийся вихрь, подхватив нас в застойной Москве, выбросил спустя тридцать лет в знаменитой лагуне на Адриатическом побережье.
Примечание:
1 Это объясняет мне мое полное равнодушие к справочникам и путеводителям. Правда, теперь, когда еду в Венецию, я прихватываю с собой Бродского. Раньше мне хватало Мандельштама.
3 Цитата из письма одного итальянца.
4 Всемирная организация здравоохранения делит все страны по показателю суицида на группы:
Низкий уровень самоубийств (до 10 человек в год на 100 тыс. населения) - Греция, Италия, Гватемала (0,5), Филиппины (0,5), Албания (1,4), Доминиканская Республика (2,1), Армения (2,3). Самый низкий уровень самоубийств отмечается в Египте (0,03). Средний уровень самоубийств (от 10 до 20 человек на 100 тыс. населения) - Австралия, США. Высокий и очень высокий уровень самоубийств (свыше 20 человек на 100 тыс. населения) - Латвия (42,5), Литва (42,1), Эстония (38,2), Венгрия (35,9). В России, по последним данным 2006 г., более 40 человек на 100 тыс. населения.
5 37 тыс. тюремного населения стало после амнистии 2006-го, до нее было 60 тыс. Для итальянской тюремной системы это значительное переполнение. По амнистии каждому осужденному скостили три года, т.е. все, у кого оставалось три года и меньше, освободились полностью, тем же, кто остался, срок наказания сократили на три года.
6 По данным на 2005 год, в Италии проживало 58 млн. человек. Таким образом, на 100 тыс. населения окажется 63,7 заключенных. Это более чем в 10 раз превышает российские пропорции.
7 Норвегия и по числу самоубийств отстает от других народов Северной Европы - здесь количество самоубийств на 100 тыс. населения значительно ниже, чем в Швеции, которая вместе с Россией, Литвой и Финляндией прочно удерживает лидерство по этому показателю. Что касается Норвегии, то предполагается, что низкий суицид исторически связан с культурой викингов, в которой самоубийство считалось "позорным убийством". Интересно, что норвежцы предпочитают смерть от утопления (которое труднее распознать именно как самоубийство), как мужчины, так и женщины, по этому показателю потомки викингов держат абсолютное первенство в Европе.
8 См.: "Теперь о Венеции", или часть эссе "Прекрасный остров Джудекка".
9 Экспериментальная тюрьма Болларте под Миланом, мужская, я посещала ее в октябре 2006 года с Орнеллой Фаверо. До амнистии 2006-го в тюрьме содержалось 800 мужчин, после осталось 300, сейчас - 500. Все 500 заключенных имеют работу. Директор учреждения - женщина, Лючия Кастельяно.
Самая большая тюрьма в Европе по количеству условий содержания - всего в ней 6 отделений.
В 1-м и 3-м отделениях содержатся заключенные, которые сами выбрали это учреждение, подписали контракт - программу ресоциализации. Для того чтобы попасть сюда, есть критерии: добровольность, непринадлежность к мафии и преступным группировкам, нормальный физический и психический статус и срок лишения свободы не ниже 4 лет.
2-е отделение - только для наркоманов, стали их принимать, хотя изначально эта тюрьма планировалась без наркоманов и наркотиков.
4-е отделение - заключенные из миланской тюрьмы Сан-Витторе, их перевели сюда из-за того, что условия в миланской тюрьме очень плохие.
5-е отделение - для тех, кто работает на воле. 25 человек. Это могут быть люди с разными сроками, в том числе и не достигшие еще "семилиберта". За четыре года существования учреждения не вернулись только два человека, но директор не отвечает за них. Директор отвечает только за побег из самой тюрьмы. Было несколько побегов, и тогда могут наказать директора. Она отвечает только за то, что происходит в тюрьме.
6-е отделение - для заключенных, которые прошли большую часть программы и управляют сами своей жизнью и отделением. Здесь есть маленькое отделение, где содержатся осужденные за сексуальные преступления. Ими занимаются криминологи, психологи, проводят психологические тренинги, арт-терапию, применяют методики, похожие на медиацию. Андре Меггибент - основатель методики, гражданин Канады.
В тюрьме зарегистрировано четыре кооператива заключенных. Реставрация и изготовление мебели, "поварской", выращивание экологических растений. Президенты кооперативов - свободные люди, специалисты. По уставу кооператива осужденные могут остаться на работе и после освобождения. Кроме того, в тюрьме работают фирмы, которые предоставляют наемную работу заключенным - сборка компьютеров, диспетчерская фирма, телефонная связь.
10 У итальянцев, несмотря на демократию, аристократы остались, впрочем, как и все другие исторические группировки - фашисты, католики, коммунисты, мавры венецианские или древние евреи (небольшая еврейская община Рима считается древнейшей в мире). В Венеции, например, до сих пор существует район, называемый Гетто (Ghetto) - первое еврейское гетто в истории, до сих пор населенное евреями. Так что Италия не только архитектурный заповедник, а лавка любых древностей, все в ней отлично сохраняется целым и невредимым.
11 По закону, принятому шесть лет назад, тюрьма может дать работу кооперативам заключенных, независимых от нее. Для администрации это выгодно. Тюрьма является клиентом, но предоставляет средства производства. Бесплатно предоставляется помещение. За счет этого падает стоимость продукции, и она становится окупаемой.
12 Я не уверена, что могла бы с такой же энергией работать в российской мужской тюрьме. Моя же итальянская коллега говорила мне, что предпочитает работать именно с мужчинами.
13 Тюремное название швейной фабрики.
14 Так как меняет их душу и тем самым - даже пол, гендер.
16 "Чему уподоблю царствие Небесное? Уподоблю его зерну горчичному, которое бывает меньше всех семян; но когда вырастает, бывает великим деревом и на ветвях его птицы небесные вьют гнезда" (см. Мф. 13, 31-32).
17 Падуя входит в регион Венетто, столица которого - Венеция.
20 Это не фигура речи, я жила у Орнеллы в Падуе почти неделю, в течение которой мы посещали тюрьмы, и точно знаю, что она делает до глубокой ночи: сидит за компьютером и редактирует статьи заключенных.
22 Имя я насмерть забыла, и ничего, кроме Лореллеи или Джорджианы, мне в голову не приходит.
23 Тюрьму посещала в 2004 году с моей коллегой из Вероны Паолой Бонателли, о ней я писала в эссе "Теперь о Венеции", см. ссылку # 8.
24 В 2005 году с Паолой Бонателли.
25 Я была в ней в 2004 году с сотрудницей римской НГО "Антигона".
26 Посещение состоялось в октябре 2006 года с Орнеллой Фаверо.