Трагедия Восточной Европы

По морю плывет пароход, из трубы березовый дым;

На мостике сам капитан, весь в белом, с медной трубой.

А снизу плывет морской змей и тащит его за собой;

Но, если про это не знать, можно долго быть молодым.

...

А наш капитан приплывет к деве пятнадцати лет,

Они нарожают детей и станут сами собой.

(Борис Гребенщиков)

ранжевая" революция, инспирированная на Украине с достаточно сомнительными целями, заставляет задуматься о роли, которую отводит цивилизованная Европа своим восточным окраинам, а также о противоречиях между тем, как воспринимают себя эти окраины и их уже тронутые европейским лоском соседи.

Быть изгоем...

Двадцать лет назад в ряде западных СМИ была опубликована статья Милана Кундеры "Трагедия Центральной Европы" (второе название - "Похищенный Запад, или Прощальный поклон Культуры"), в которой чешский писатель, покинувший свою страну после разгрома Пражской весны, обвинил Запад в предательстве Центральной Европы.

Предъявляя Западу счет за гибель культуры и равнодушие, с которым там отнеслись к трагедиям Венгрии 1956 года, Чехии 1968, польским событиям 1956, 1968 и 1970 годов, Кундера с горечью констатирует, что, согласившись сдвинуть границу между Восточной и Западной Европой на запад и отдав Центральную Европу под власть чуждой им России (Кундера упорно говорит именно о России, а не об СССР), Западная Европа с легкостью отреклась от своей неотъемлемой части, которую она " уже больше не воспринимала как ценность".

Резкое отторжение Кундерой России как чуждой европейскому духу цивилизации способствовало тому, что его статья, отчасти похожая на вопль потрясенного концом Пражской весны интеллектуала, очень скоро превратилась в манифест геополитической доктрины о "большой Европе". Ведь речь шла о восстановлении исторической справедливости, поруганной участниками ялтинского сговора:

"Центральной Европы больше не существует. Три мудреца в Ялте разделили ее надвое и приговорили к смерти. Им было все равно, что станет с великой культурой... страны Центральной Европы ощущают, что перемены, которые произошли в их судьбе после 1945 года, были катастрофой не столько политического характера, скорее речь можно было бы вести о нападении на их цивилизацию" .

Оставив за скобками разговоры о заказном характере статьи, начавшиеся практически сразу после ее публикации, нельзя не признать, что в тексте Кундеры было выражено настроение значительной части интеллектуалов стран Варшавского договора, которые ненавидели коммунистические режимы своих стран и их источник - СССР. Считая свои страны частью цивилизованной Европы, они искали и находили подтверждения обоснованности своего стремления на Запад и видели в Советском Союзе наследника российского империализма, душившего демократию в Центральной Европе еще со времен революций 1848 года.

Ностальгируя по Австро-Венгерской империи Франца-Иосифа - рекордсмена по длительности правления (с 1848 по 1916 год), они забыли или не хотели знать о том, что именно Россия Николая I, справедливо называемая в то время "жандармом Европы", в значительной степени способствовала воцарению тогда еще совсем юного императора: помогла подавить революцию и оказала Австрии военную помощь.

Результат не замедлил сказаться: молодой император, бывший с первых дней врагом либерализма, очень скоро превратился и во врага России, чему немало способствовали поражения Австрии в войнах с Сардинским королевством (1859 год) и с Пруссией и Италией (1866 год), следствием которых стали потеря территорий и влияния на Апеннинах и отказ Австрии, то есть Габсбургов, от претензий на участие в германских делах.

Таким образом, теснимая с Запада Австро-Венгрия оказалась в положении государства, также вынужденного доказывать свою принадлежность к Европе. И делать это предполагалось путем наращивания своего могущества за счет России. Еще во время Крымской войны в ответ на вопрос матери, поинтересовавшейся, почему он отказался предоставить помощь России, Франц-Иосиф вполне внятно сформулировал свою геополитическую стратегию:

"Наше будущее - на Востоке, и мы загоним могущество и влияние России в те рамки, за которые она вышла только по причине слабости и дезорганизации в нашем лагере. Постепенно, желательно незаметно для царя Николая, но уверенно мы приведем российскую политику к упадку. Разумеется, некрасиво выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный враг на Востоке - Россия" .

Между тем, в Лондоне и Париже империю Франца-Иосифа считали "задворками Европы".

Быть европейцем...

После политических реформ 1960-х годов Австро-Венгрия получила конституцию, которая, среди прочего, гарантировала многонациональному населению гражданские свободы и равноправие для всех языковых групп. Однако довольными оказались не все. В отличие от поляков, вполне удовлетворенных автономией Галиции, чехи постоянно боролись с "засильем представителей австрийско-немецкой диаспоры" и требовали для Чехии статуса, аналогичного положению пользовавшейся правом внутреннего самоуправления Венгрии.

При этом и Польша, и Чехия были "задворками Европы" теперь уже в глазах самой Вены. Как несколько раньше заметил австрийский канцлер Меттерних, "Азия начинается за Ландштрассе" (улицей на востоке Вены). И в этой системе координат Прага принадлежала Востоку, хотя географически она находится на 2 градуса западнее Вены.

Еще хуже обстояли дела со славянскими народами. Украинское меньшинство в Галиции подвергалось дискриминации и репрессиям со стороны поляков, а уровень жизни большинства украинцев Галиции стал символом ужасающей нищеты и даже вошел в поговорку - "галицийская нищета".

Отдельной проблемой для Австро-Венгрии стали южные славяне (словенцы, хорваты, сербы), численность которых существенно возросла после присоединения к империи (1908 год) бывшей турецкой провинции Босния и Герцеговина. Впрочем, эта часть населения Европы не особенно стремилась отождествить себя с Западом, приняв свой статус "южных задворков Европы", который со временем был преобразован в "южное подбрюшье", а потом и в "пороховую бочку" Европы.

В общем, как справедливо отметил тот же Кундера, "Австрийская империя имела широкие возможности превратить Центральную Европу в объединенное сильное государство. Но австрийцы, к сожалению, в своих симпатиях были разобщены высокомерным пангерманским национализмом и собственной центрально-европейской миссией. Им не удалось построить федерацию равноправных наций, и их неудача стала несчастьем всей Европы. Недовольные народы Центральной Европы раскололи свою империю, не понимая, что, несмотря на свои недостатки, она была незаменима".

От себя добавим, что даже в благословенные времена Франца-Иосифа далеко не все нации Австро-Венгерской империи были допущены в компанию цивилизованных народов Европы. Линия раскола пролегла по границе расселения славянских народов, и тут ничего не изменили ни культура чехов с их Пражским университетом, ни принятие Польшей католичества, ни уния, породившая весьма странную помесь католичества и православия на территории Западной Украины.

Все это, впрочем, не мешает адептам идеи принадлежности Центральной Европы Западу свысока поглядывать на своих восточных соседей, полагая, что "варварской" Восточной Европой является все, что находится к востоку от их восточных границ.

В этой связи стоит отметить, что и Кундера не включил географически принадлежащих к Центральной Европе украинцев и белорусов в список народов, уникальная культура которых тоже подлежит спасению от "варварства" коммунистической России. И в этом контексте трудно не согласиться с Иосифом Бродским, полагавшим, что рассуждения Кундеры о культурной исключительности Центральной Европы были обусловлены стремлением стать частью Запада.

Быть центральноевропейцем...

Вообще надо сказать, что до начала ХХ века всех, включая Россию, вполне устраивало дихотомическое деление Европы на Запад и Восток, и этому согласию не слишком мешала неоднозначность представлений о том, где именно проходит эта граница. В России "западом" считали все, находящееся за пределами Российской Империи, в Европе к "востоку" относили "полуцивилизованную" часть материка, в которую вместе с Россией попали и явно тяготевшие к Западу Польша, Чехия и Венгрия.

После Первой мировой войны, когда в Европе на развалинах Австро-Венгрии появились "географические новости" в виде не существовавших ранее независимых государств, на повестку дня встал вопрос об их самоидентификации. Тогда-то и было окончательно легализовано понятие "Центральная Европа", примененное, по словам президента Чехословакии Масарика, для обозначения "особой зоны малых наций между Западом и Востоком".

В рамках этой новой парадигмы между поляками, венграми и чехами началась дискуссия о том, что можно считать организующим фактором в сообществе этих государств. Среди аргументов присутствовали ссылки на географию - со стороны расположенных в сердце Европы чехов; ссылки на историю Речи Посполитой, которая тоже находилась в центре региона и объединяла в своем составе многонациональное население, - со стороны поляков; а также заставляющая вспомнить известную песню советских лет "Венок Дуная" концепция, выделяющая роль этой реки, протекающей через многие страны Центральной Европы, - со стороны венгров.

Однако все это разнообразие мнений было погребено Второй мировой войной и "железным занавесом", разделившим Европу на две части как раз по той линии, которая доминировала в западной части Европы еще в XVIII веке. Не исключено, что именно поэтому Западная Европа - к огорчению Кундеры - так легко отдала этот "одержимый многообразием" регион под власть коммунистической России, "одержимой идеей единообразия, стандартизации и централизации".

Точкой перелома стало начало 80-х, когда свободомыслящие граждане социалистических стран Центральной Европы начали получать идеологическую поддержку тезиса о своей принадлежности к "большой Европе" со стороны Запада.

Быть чехом...

После "бархатных революций" 1989 года, проходивших под лозунгом "европейского выбора" стран бывшего соцлагеря, все изменилось: государства Центральной Европы были сначала декларативно, а потом и формально приняты в "большую Европу". Их подкармливали и жалели как пострадавших от оккупации тоталитарной, коммунистической России, а их новые элиты, сформированные на базе оппозиционной коммунистическим идеям интеллигенции, очень быстро забыли об "уникальной культуре" Центральной Европы и целиком сосредоточились на получении преимущественных прав на вступление в западные структуры.

Однако уже через 15 лет Чехия, самая продвинутая из этих стран, единственная из всех осуществившая люстрацию, избрала своим президентом Вацлава Клауса - человека, который вскоре после принятия Чехии в ЕС начал беспокоиться о потере национальной идентичности и критиковать проект Конституции Евросоюза, нивелирующей, по его словам, национальные особенности стран, входящих в "большую Европу".

Симптоматична, кстати, и реакция на "распахнутые объятия" Западной Европы того же Кундеры, отчетливо проявившаяся в его написанном в начале 90-х мини-романе "Неспешность". Один из героев "Неспешности", чешский ученый-энтомолог, лишенный после разгрома Пражской весны возможности заниматься наукой, приглашен в начале 90-х на конгресс энтомологов, проходящий в одном из французских замков, где он сталкивается с неизбывным пренебрежением к культуре - и даже географии - стран, совсем недавно сделавших свой исторический выбор.

Бурно приветствуя чешского ученого как олицетворение краха коммунистических режимов, французы любят его "взасос", но исключительно в качестве освобожденного не без их помощи узника "коммунистического концлагеря", демонстрируя полное незнание реалий действительной жизни. Столицей Чехии они считают Будапешт, великим чешским писателем - Мицкевича, и вообще, Чехия для них - это Восточная Европа.

При этом робкие протесты ученого, пытающегося рассказать, что основанный в четырнадцатом веке Карлов университет был первым университетом Священной Римской Империи и что в коммунистической Чехии оппозиционеров выгоняли с работы, но не сажали, наталкиваются на рассуждения о том, что "все страны Восточной Европы были покрыты лагерями... А уж реальными или воображаемыми, это не имеет значения".

Под вечер, переваривая все эти впечатления, несчастный ученый с ностальгией вспоминает "эпоху своей героической работы на стройке ... когда он вместе с товарищами по работе ходил купаться в небольшом пруду ... и был в тысячу раз счастливей, чем сегодня в этом замке".

Быть белорусом и украинцем...

Политический успех концепции Центральной Европы в конце 80-х годов естественным образом повлек за собой использование этого тренда в других странах, таких как Украина или Белоруссия, тем более что база для этого уже сформирована. Еще в 1982 году профессор Гарвардского университета Роман Шпорлюк писал, что "западные народы СССР принадлежат Центральной Европе".

Ему вторят некоторые белорусские и украинские политики и журналисты. Так, редактор белорусского журнала "Наша нива" Сергей Дубавец, полагающий вслед за Масариком, что принадлежность к Центральной Европе определяется смешением восточноевропейских и западноевропейских влияний, считает Белоруссию "типичным центральноевропейским государством".

В украинских СМИ можно встретить рассуждения о том, что "тяга Украины или Беларуси к Европе понятна и естественна - как тяга к матери, как бы ни была она несправедлива к кое-кому из своих детей". Цитируются слова умершего два с половиной года назад в Нью-Йорке украинского литературоведа Юрия Шевелева (литературный псевдоним - Юрий Шерех) о "необходимости разрушить Карфаген украинской провинциальности".

Украинские политологи утверждают, что историческая судьба Украины "тесно переплелась с венграми, поляками, чехами, хорватами, австрийцами и другими жителями Дунайской империи", и предлагают "подумать о конституировании единого цивилизационного поля".

Ему вторит депутат Верховной Рады Тарас Стецькив, считающий, что Украине следует "более активно проводить свою внешнюю политику, направленную на преобразование центрально-восточноевропейского региона в сплоченный блок государств", членами которого должны стать Украина, Австрия, Польша, Беларусь, страны Балтии, Чехия, Словакия, Венгрия, Румыния, Хорватия и Словения.

По мнению депутата, первыми шагами в этом направлении стали Вышеградская четверка (Венгрия, Польша, Чехия и Словакия) и Бухарестский треугольник (Украина, Румыния, Польша) и постепенное освобождение от опеки России и создание ГУУАМа в качестве противовеса СНГ.

Не особенно церемонится со странами Восточной Европы и "настоящий Запад" в лице американских экспертов. Так, отвечая на вопрос "О ком следует думать как о европейцах?", Сэмюэль Хантингтон провел границу между Востоком и Европой по линии, "веками отделявшей западнохристианские народы от мусульман и православных", то есть по живому разрезал территории Белоруссии, Украины, Румынии и Боснии.

До недавнего времени дело ограничивалось разговорами. Украину не приняли в Вышеградскую группу, а бесплодные переговоры о предоставлении ей статуса ассоциированного членства в ЕС продолжались в течение 10 лет. Однако недавно "лед тронулся", и, судя по тому, что происходит сегодня, Запад действительно напрямую увязывает возможность присоединения Украины к "семье европейских народов" с ее "выходом из-под опеки России".

Ситуация стала уже настолько неприличной, что даже глава российского МИДа Сергей Лавров был вынужден в ходе саммита Россия - НАТО отдельно остановиться на заявлениях некоторых представителей западных стран, упорно твердящих, что "Украина должна быть с Западом".

Между тем, как показал скандал вокруг восстановленного в последние годы во Львове "Кладбища орлят", даже в наиболее прозападно настроенной Галиции люди хотят идти в Европу только как украинцы и очень болезненно относятся к любым поползновениям, ущемляющим или оскорбляющим их национальное самосознание.

Сюжет, предшествовавший острой "дискуссии" между львовским горсоветом - с одной стороны, и Киевом и Варшавой - с другой, достаточно сложен. Реакцией на распад Австро-Венгрии и присоединение Галиции к Польше стала украинско-польская война 1918-1919 годов. По версии поляков, все началось с бунта украинских сечевых стрельцов, находившихся около Львова. По версии западных украинцев, поляки воевали на территории Украины против Украины за включение Западной Украины в состав Польши.

Поляков-ополченцев, погибших при обороне Львова от украинских воинских подразделений, похоронили на отдельном "Кладбище орлят" на территории Лычаковского кладбища Львова ("орлятами" в Польше называют погибших воинов). Позже, в августе-сентябре 1920 года, там же похоронили и тех, кто погиб, защищая город от конницы Буденного. В 1939 году Львовская область вошла в состав СССР, а после Второй мировой войны почти все поляки покинули Львов и уехали в Польшу. "Кладбище орлят" начало разрушаться.

В 70-е годы жители Львова с возмущением рассказывали, что кладбище было разрушено бульдозерами только из-за того, что там похоронены защитники города от конницы Буденного. Учитывая то, что большая часть отрядов "орлят" состояла из совсем еще молодых людей - студентов и гимназистов, а также общее недовольство советской властью, создавалось впечатление, что население поддержит восстановление кладбища.

Так оно и было, но ровно до тех пор, пока не выяснилось, что по согласованию между Варшавой и Киевом на мемориале польских "орлят" будет высечена надпись: "Неизвестным воинам, героически павшим за независимость Польши в 1918-1920 годах". Тут уже украинцы вспомнили все: и истинную историю возникновения кладбища, и геноцид украинского населения, оказавшегося под властью Польши, и злодейства поляков во время депортации 700 тысяч украинцев с их исконных земель за Бугом в 1944 году.

В итоге Львовский горсовет предложил свой более взвешенный вариант надписи: "Неизвестным польским воинам, павшим за Польшу", но договориться не удалось. Открытие мемориала было сорвано, президент Украины был вынужден принести свои извинения, а польский президент Александр Квасьневский заявил, что львовское решение "духовному единению и партнерству между Украиной и Польшей, их народами, не способствует".

И хотя на Украине перспективы присоединения к "семье европейских народов" в значительной степени связывают с сотрудничеством с Польшей, чувство национальной идентичности оказалось сильнее. И это в прозападном Львове. Что же будет, когда аналогичные проблемы коснутся центральной или восточной Украины?

Быть собой...

Сегодня, когда на смену "бархатного" свержения коммунистических элит конца 80-х, одной из вех которого, между прочим, стали кровавые события в Румынии, пришли уличные "революции роз", ни для кого уже не секрет, что расширение "большой Европы" является элементом геополитической игры.

Тем временем условная граница Западной Европы продвигается все дальше на Восток, целенаправленно размывая самоидентификацию сначала Центральной, а теперь уже и Восточной Европы.

И в этой ситуации природный инстинкт национального самосохранения подсказывает единственный выход: в первую очередь заботиться о том, чтобы оставаться самим собой, а потом уже искать себе подходящую компанию. В противном случае страны Восточной Европы ожидает настоящая трагедия внутреннего раскола и утраты национальной идентичности. А это все-таки слишком дорогая цена за удовольствие не считаться "задворками Европы".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67