Святой Грааль лоялизма

На самом деле лоялизм – это не ругательство (в этом месте я вообще-то ожидаю смех), хотя непосредственно в России у него трудная судьба. Лоялизм, понимаемый мной как этика социального сотрудничества, почти интимное согласие индивида с инспирированными правилами социальной корпорации, был полностью разрушен в России в начале ХХ века (что вряд ли требует доказательств), а новый лоялизм большевистского режима был установлен силой, террором, и уже точно не мог считаться «интимным согласием».

Более того, в отличие от западного лоялизма, в частности описанного Максом Вебером в его классическом труде «Протестантская этика и дух капитализма», новый советский лоялизм практически никогда не опирался на этический или экономический императив, предпочитая реализоваться в лоялизме власти как таковой, чего бы она ни делала.

Согласно Веберу, банкиру, чтобы быть успешным в своей среде, следовало быть лояльным этическим установкам среды: «Родственник, стоявший рядом со мной, который, сохраняя верность немецким традициям, был далек от всякой церковности и поэтому с известной долей презрения наблюдал за всем происходившим, внезапно стал внимательно вглядываться в одного из погружавшихся в воду юношей и проронил: «Look at him. I told you so» . Когда я после окончания церемонии спросил его: «Почему ты это, как ты утверждаешь, предвидел?» — он ответил: «Потому что он хочет основать банк в N». — «Разве в этой местности так много баптистов, что они составят достаточную клиентуру для его банка?» — «Нет, конечно. Но, крестившись, он заполучит клиентуру всей округи и побьет всех своих конкурентов». В советском же лоялизме среда, установки, взаимная горизонтальная лояльность, на Западе являющаяся основой деловой этики, не имеют значения. Есть одна лояльность – вертикальная, притом, что власть может институционально ее ничем и не наполнять.

При большевиках несогласие с линией партии (нелояльность линии партии) уже считалась государственным преступлением, что бы партия ни предпринимала. В 1921 году X съезд партии нормативно запретил «фракционность» и распространение взглядов, отличных от линии партии, представители государственных учреждений - члены партии - были обязаны следовать партийной линии и выражать единое с ней мнение. Не-члены партии из чувства самосохранения все чаще ориентировались на членов.

К 1927 году, по мнению английского историка Эдварда Карра, различие между партией и государством вообще стерлось. Экономические и политические кризисы усилили потребность в твердой и безраздельной власти, лояльности ей. «Величайшая историческая задача строительства социалистического общества, – говорилось в резолюции, принятой на партийной конференции в октябре 1926 года, – властно требует сосредоточения всех сил партии, государства и рабочего класса на вопросах хозяйственной политики». Декреты теперь выпускались иногда совместно, от имени Центрального Комитета партии и от Центрального Исполнительного Комитета съезда Советов.

Притом что линия партия никогда не представляла собой прямую линию.

В партии были и загибы, и перегибы, и перекосы. Партия вводила и отменяла НЭП. Партия гнала крестьян в коллективизацию и тут же каялась в «головокружении от успехов», партия спускала с цепи людоеда Ежова, а в следующем цикле и того ставила к стенке. Невидимо для рядовых членов партии сменялись политические и экономические платформы в зависимости от усиления или падения тех или иных партийных вождей.

Тем не менее власть требовала следовать линии, даже если с большой долей вероятности можно было предсказать, что эта линия вскоре окажется страшной ошибкой. Перед самым расстрелом в тюремной камере вчерашние соратники Ленина искренне расписывались в преданности своим палачам, лишь бы не пострадал этот краеугольный принцип коммунистической деспотии.

И собственно, советский лоялизм, перекачивавший к нам как поведенческая норма,- вместе с ностальгией по советскому, вместе с гимном и разными другими атрибутами советскости, - никогда не был, да и не мог стать лоялизмом гуманности и прогрессу. Хотя симулякр коммунистической идеи поначалу действительно сильно смахивал на гуманистический и прогрессивный концепт.

Когда в 1939 году Молотов и Риббентроп и подписали небезызвестный пакт о фактическом разделе мира с Гитлером, то члены партии, советские люди автоматически стали лояльны началу Второй мировой войны, ставшей вскоре для них ужасной мясорубкой. Когда в новых демократических временах россияне оказались в условиях лояльности ельцинизму, то точно так же в следующее десятилетие могли с полным основанием записать себя в соучастники и «величайшей катастрофы ХХ века», и грабительской приватизации, и «лихих 90-х», и еще неизвестно чему окажутся они соучастниками в третьем десятилетии нашего века. Эволюционировав, советский лоялизм не сильно изменил свою суть как лоялизма центральной власти, бездумно деля на всех и ответственность за все ее грехи, по сути, принуждая к санкционированию ее коррупции.

* * *

Между тем, искренний лоялизм в социальных системах действительно необходим, что объясняет постоянные его поиски, сродни поискам святого Грааля.

Эти поиски ведут политологи, философы, партийные начальники, даже православные священники. Лоялизму посвящены многие дискуссии. Различают лоялизм новый, старый, лоялизм в себе. Ибо понятно, что солдат должен быть лоялен своему офицеру, офицер должен быть лоялен Уставу. Иначе армия сдаст рубежи.

Советолог Авторханов описывает разрушение лояльности ближнего круга Сталина в последние годы его жизни, мгновенно превратившее всесильного генералиссимуса в крайне уязвимого старика. Если ближний круг откажется видеть в нем своего вождя, - спрашивал Авторханов, что тогда останется делать владыке полумира, выйти на Красную площадь и обращаться непосредственно к прохожим? Дык, прохожие могут и не поверить, что это вышел к ним Сталин.

Оттого и все абсолютно национальные лидеры стоят пред проблемой, как заручиться добровольной лояльностью ближнего круга - с тем, что потом эта лояльность, умножаясь, растекалась по порам государственной системы. Но с лояльностью советского типа, как мы уже говорили, в России беда. Не наполненная смыслами и институтами - как не сформулированная национальная идея, как не доведенный до минимальной вербализации «План Путина», как загадочная модернизация, слишком локализованная в своем Сколково, - эта лояльность не обещает и 100% легитимность тому, кто бы ни пришел на власть в следующий 6-12 летний цикл. И возможно, именно эта мысль стала ночным кошмаром Владимира Владимировича, вдруг проснувшегося с образом нового Народного фронта, переполошившего устоявшуюся (с номерками на ноге) очередь за думскими портфелями.

Путина уже упрекнули и в том, что он почти подготовил почву к роспуску собственной партии власти. Что он подорвал и саму собственную власть – встав в народную оппозицию номенклатуре. Или вы скажете, что у номенклатуры и народа одинаковые интересы? Что чуть ли не демонтировал накануне выборов собственноручно настроенную и отлаженную систему, нарушив некое космическое равновесие в тандеме. Что вдруг начал устанавливать несвойственный ему (убежденному коллективисту) новый порядок лидерского типа. Но дело тут, по-видимому, в другом.

Новый план Путина обращен не в будущее, а штопает грубыми нитками настоящее – то, что с нормативно узаконенной партийной системой выборов в России в политическом магазине будущему избирателю по-прежнему не предлагается ничего. И ощущение этого ничего постепенно психологически осваивается социумом России. Он свыкается с ним, пробует на вкус, запивает водкой, заедает селедкой.

Ибо все выбранные в Думу партии – это всего лишь умело сконструированные посредники, оттеснившие страну от политики, - а следовательно, и от подвига, порыва, прорыва, демократизации, модернизации, индустриализации, оттепели, перестройки-2, большого скачка. От политики, в которой теперь нет места ни партии труда, ни социал-демократии, ни либералам-западникам, ни христианским демократам, ни просто демократам, ни конституционалистам, ни националистам, ни коммунистам, в том смысле, что чем-то готовым жертвовать ради коммунистических идеалов. Какова тогда же цена лояльности?..

По сути, Путин пошел сегодня на то же, на что пошло (не от хорошей жизни!) Политбюро Горбачева в 1989 году, допустив (под контролем партии) к выборам делегатов не членов «единого блока партии и беспартийных». Но он, безусловно, не собирается, совершать «ошибку» Горбачева, который в результате согласился на отмену 6-й статьи Конституции (о руководящей и направляющей роли КПСС), и ломать партийную систему выборов с доминированием в ней «Единой России». И мы можем не сомневаться, что тактически свою задачу он снова решит. Но вот добудет ли он Грааль – огромный вопрос.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67