Шаг назад

Лондон - город контрастов

В советском учебнике английского языка для младших классов присутствовал забавный рассказ о дедушке Ленине, в котором он сразу после того, как "пошел другим путем", оказывался в Лондоне. Ильич посещал различные музеи, работал в библиотеке, а также, как и положено настоящему туристу, шатался по улицам. Наблюдая блеск и нищету одной из столиц мирового капитализма, Ленин любил говаривать: "Две нации!"
Вряд ли он смог бы удержаться от подобного комментария, окажись в современной Москве - городе контрастов.

Что такое нация?

Философы подобны капиталистам, а мысль - транснациональным корпорациям. Для них всех не существует границ. Как правило, философ - гражданин мира. А мысль - она и в Африке мысль. Но именно среди философов оказывались персонажи, сыгравшие существенную роль в формировании наций, как, вроде бы позитивную - Фихте и его "Речи к немецкому народу", так и, как кажется, негативную - Хайдеггер и его "Самоутверждение немецкого университета". Философы, если их работа хоть как-то касалась проблемы нации, как правило, оказывались протагонистами национализма. Тогда как найти философов (не социологов!) - аналитиков национального вопроса (кроме, разве что, вопроса "еврейского") проблематично.

По сути, нация - это изобретение недавнее. Докапиталистическая Европа не знала наций, национальность была чем-то вроде знака происхождения (лат. natio - племя, отличное от более широкого populus - народ) но никак не характеризовала человека как носителя того или иного менталитета, той или иной культуры. Европейское изобретение нации в классическую эпоху капитализма показало не только разнообразие типов сборок, но и разнообразие элементов, из которых возможно создать социальную конструкцию под названием "нация". "Кровь" (она может быть и не "голубой"), "Почва" (которая может означать и территорию, и укорененность на ней), "Язык" (совсем не обязательно родной), "Родина" (может быть, еще не обретенная), "Враги" (какие угодно, может даже такие, которых никто и в глаза не видел), "Друзья" (ничем от врагов не отличающиеся), "История" (которую постоянно необходимо переписывать) и даже "Интернационализм" (понятый весьма национальным образом) - не смешиваясь, но добавляясь или отнимаясь, формируют национальную идеологию. Такое богатство и несводимость к единому "рецепту" нациеобразования породили нативистский миф о "вечности" наций (по модели from now to eternity), где всякое национальное мыслится как врожденное, как некая национальная "суть", которая просто по-разному проявляется.

Политика - это не всегда политика наций, национальная политика. Как таковая, политика была изобретена несравненно раньше наций, как ее возможных субъектов, "игроков" на "мировой шахматной доске", правила которой (нарушаемые или нет) задают разного рода "спортивные организации" от "Лиги наций" до "ООН". Среди всех изменений, которым подверглась форма "политика" за 2,5 тыс. лет, трансформаций ее статуса, ее средств, ее объектов и субъектов, ее правил игры, ее словаря, лишь один эпизод, который начался чуть более двух веков назад, и который, быть может, скоро закончится, позволил явиться образу нации. То, что поначалу могло казаться решением проблем, теперь все больше напоминает источник их возникновения. Нации появились недавно - и конец их, быть может, недалек.

Если структуры, породившие нацию, исчезнут так же, как когда-то появились, если какое-то событие, возможность которого мы, может быть, даже не в состоянии предчувствовать, не зная ни его облика, ни того, что оно в себе таит, разрушит ее, как разрушены были средневековые королевства с их структурой нобилитета, тогда можно поручиться, нация исчезнет, как исчезает замок, построенный на прибрежном песке.

Солдат-землепашец

"Нация" - это название штукатурки на покрытой трещинами стене социальной структуры, где фундамент уже не хочет держать махину здания, а стены и крыша больше не могут оставаться на месте. И иногда полуразвалившийся дом держится только этой внешней силой толстого слоя. "Нация" - это способ поддержать равновесие в тех условиях, когда никаких оснований для устойчивости больше нет. Идея нации - скрытие, а не разрешение противоречий. Примирение "элиты" и народа, какими бы они ни были.

История Шовена, "солдата-землепашца"1, литературного персонажа французской драматургии XIX века, дает пример верности такой форме "общественного договора" несмотря ни на что: Шовен, этот "последний француз" (А. Доде) гибнет, выбежав на площадь посреди выстроившихся войск коммунаров и имперской гвардии, от залпов с обеих сторон - "Что вы делаете, ведь мы же все французы!" Но именно поэтому они все "это" и делают, не признавая право быть французом за теми, кто по ту сторону баррикад. Только нация может себе позволить гражданскую войну, в том числе как способ стать собой. Но Шовен неправ, так же, как, собственно, неправ шовинизм - нация не всегда в состоянии узнать себя2.

Неузнанная нация мечется в поисках своего народа. Призрак бродит над Россией, призрак нации. Вопрос в том, кем мы окажемся - заклинателями духов или охотниками за привидениями? Да и есть ли между ними разница?

Новые русские #2

Вот говорят: "Давайте, наконец, станем нацией! А то ведь, прям беда какая-то: без нации некому туалеты драить. Что же мы, хуже всех что ли? У всех нация есть, а у нас - нету, непорядок! Надо, в конце концов, поднапрячься и "вложиться" в нацию. Ну, то есть, проинвестировать, из своего "гражданского" кармана. Ведь за все надо платить, а "нация" штука недешевая.

Вот народ русский, он у нас какой-то не такой, немобилизованый. Все заняты какими-то частными делами. Хватит уже частничества, пора народ (ведь что такое "народ" - это штука аморфная) национализировать! То есть, если раньше, чтобы у кого-то что-то отнять можно было, то подавай предлог, дескать, налог и "все такое". А теперь можно будет брать с народа напрямую за то, что он - нация!

"Нация" для новых националистов представляется в виде особого рода "нагрузки", нечто вроде политической ренты, что и легитимирует политику, обеспечивает ее культурный капитал. "Нация" - это то, ради чего нужно будет еще раз затянуть пояс. "Национализация" - это реформа от контрреформаторов.

А зачем нам, русским, сумевшим некогда построить собственную машину "глобализации" в обход фазы национального строительства, этот downgrade до форм, погибших в огне великих войн начала ХХ века? Неужели это нужно - становиться "дважды нацией", как становились "дважды героями"? Как может стать нацией в "новом формате" то, что погасило и закончило миром столько национальных войн, и, что самое главное - войну гражданскую? Эти вопросы остаются без ответа - как, впрочем, и все вопросы "зачем", адресуемые к любым проектам "реформ" и "модернизаций", когда-либо появлявшимся у нас. Такие предложения почему-то считаются самодостаточными и не требуют никаких дополнительных оснований.

Примечания:

1 Пюимеж Ж. де. Шовен, солдат землепашец: эпизод из истории национализма. М., 1999.

2 Так же, как не прав Б. Андерсон (см. "Воображаемые сообщества". М., 2001), полагавший, что определяющим признаком нации является способность людей одной нации узнавать себе подобных повсюду.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67