Все мы, в общем, под Богом ходим. Но, пожалуй, есть те, кто ну не то чтобы ближе к нему, хотя, может быть, и ближе, - скорее "больше" под ним ходит, чем другие. А Бог за истекший политический год послал нам, как кажется, некоторые события и кое-какие реформы.
Если о событиях, то 2004/2005 политический год относится к тем случаям, когда ощущения от пережитого фарса ни за что не хочется променять на трагедию. Период в двенадцать месяцев, закончившийся годовщиной "Беслана", отметился несостоявшейся Февральской революцией ?2 и традиционным августовским "она", но все-таки не "утонула". Это год, когда "структуры" все еще "не выходят на улицы", когда "вор" не только "должен", но и сидит в "тюрьме" [1] , а "спасение утопающих" вдруг оказалось "делом" не только их самих.
Если о реформах, то после стазиса метареформ в 2004-м 2005-й год являет собой попытку выйти из кризиса за счет "маленькой победоносной реформы", а что со страной делает все "маленькое и победоносное", а самое главное - "быстренькое", как кажется, все в курсе. И ведь нельзя сказать, что реформа не состоялась. Только вот вопрос - кто победил, т.е. кто выиграл и чего добились? И на таком фоне словечко "контрреформация" выглядит не просто взятым напрокат из лексикона католической политики начала Нового времени.
Уже принято говорить о "послебесланской" России. Как правило, речь идет о неких "извлеченных уроках" и какой-то последовательной политике. По большому счету, мы никогда не сможем узнать, что это за "уроки" и что это за "политика", поскольку у урока нет четкого времени сдачи, его просто-напросто можно "не успеть" сдать, а политика сама по себе такова, что невозможно понять, была бы она такой или иной, даже если этого пункта, откуда "новая" политика берет начало, не было бы вовсе либо этот пункт был бы фикцией. Достаточно сложный вопрос, является ли "Беслан" как несомненное событие, как трагедия каким-то политическим starting point . Чем-то, что "обнажило ложь существующего режима", демонстрацию которой сам "режим" заметить не в состоянии. Вопрос состоит в том, что истину этого события должен кто-то подхватить, присвоить, превратив истину события в событие истины; тогда как задача "режима" состоит в нейтрализации этой истины, возвращении ее к себе. Режим, составляющий возможность истины, пусть даже негативно, одновременно обязан обеспечить неприсваиваемый характер этой истине. Во всяком случае, это в его прямых интересах, пока истина еще сильнее власти.
Возвращение "Беслана" - а это именно то, что заставляет писать это слово в кавычках, - его истина, сделавшая город памятником самому себе, и потому не нуждающемся еще ни в каком дополнительном памятнике, - это возвращение к пункту, от которого всеми силами хотелось удалиться. "Беслан" и его годовщина странным образом обрамили период несостоявшихся событий и реформ, которые таковыми назвать сложно. Не все, что происходит, - событие, как и не все, что делает власть, - реформа. Пусть на словах иначе.
Теплое лето 2005-го с популистским проектом бюджета и "полетами во сне и наяву" в большей степени демонстрирует какую бы то ни было стройную политику, чем поменявшаяся месяцами с весной зима, хотя, как кажется, единственным политическим императивом стало не иметь никакой политики, никакого строго порядка действий. Но это не трусость, скорее наоборот, на такое - "подвешивание" реформизма, дискредитировавшего саму идею реформ, - еще нужно (было?) решиться.
Политический дискурс привык приписывать Путину (Путину как "режиму") определенные трансформации, наступающие после определенных событий. Причем таким образом, как будто президент является (лично!) субъектом этих событий - носителем их истины, их голосом. "Путин" - это всегда то, что "после". И это "после" почему-то называется по именам городов: Питер, Курск, Беслан? Обыкновенно это и называется "реакция" [2] . Власть кое-как научилась реагировать, но разучилась в "процессе реформ" действовать.
За свою политическую карьеру (если можно так выразиться вообще) на посту президента Владимир Владимирович с кем только ни сравнивался из бывших самодержцев [3] да иных властителей земли русской, от князя Владимира (пришедшего, правда, на "царство", которое скукожилось до княжества, после правления "царя" Бориса) Красное Солнышко до орденоносного генсека Брежнева. Либеральная публика, однако, предпочитает образ Николая I "Палкина" как парадигмальный. Впрочем, пути русского либерализма и "государственнической" идеологии в истории России пересекались нечасто.
Президент, а вместе с ним и власть приобрели устойчивую репутацию радетелей за сильную Россию, государственных строителей. Да, есть ощущение, что страна вроде бы "поднимается", да, кто-то чувствует, что его жизнь стала "лучше, стала веселее". Но вопрос в том, является ли это "ощущение" результатом реального эффекта деятельности власти, либо власть все это время просто "не мешала"? Де-юре власть весьма активна, но что же на самом деле, что де-факто? За оставшееся время нужно (и кто его знает, сколько), чтобы ВВП постарался, чтобы не остаться в истории президентом, которого не было.
[1] Все-таки "вор", а не "враг народа". И все-таки "сидит", а не убит.
[2] В анекдотах про Штирлица фигурирует один прелюбопытный персонаж, а именно Кальтенбруннер. Сам он делать ничего не делает и никогда не является лицом именно действующим, но тем не менее его мнением все серьезно интересуются: "А что по этому поводу скажет Кальтенбруннер"? Не хотелось бы, чтобы наша власть превратилась в фигуру обобщенного "Какльтенбруннера".
[3] Надо сказать, что самих Романовых равняли исключительно по Петру I , а если сравнение не выдерживалось, то как-то помалкивали.