Просвещение справа

Для человека, давно следящего за эволюцией взглядов Никиты Михалкова, появление его программного текста «Право и правда. Манифест просвещенного консерватизма» весьма ожидаемо и очень желанно. При этом, я должен сразу признаться, что одно обстоятельство мешает мне подойти к этому тексту достаточно объективно. Дело в том, что я очень ценю Никиту Сергеевича как кинорежиссера и общественного деятеля, поэтому мне бы не хотелось по «гамбургскому счету» судить его идеологический «Манифест». Ведь ни идеологом, ни философом Михалков не является. Однако я думаю, что сам Никита Сергеевич, когда писал этот текст, надеялся на серьезное его восприятие, а потому ничего хуже, чем продемонстрировать снисходительное равнодушие к данному творению.

Прежде всего, достоин похвалы сам факт написания такого манифеста. Он позволяет более точно понять политические убеждения автора, о которых часто ходят невнятные слухи, и в этом плане другим общественным деятелям имеет смысл брать с него пример. Было бы очень здорово, если бы каждый общественный деятель, периодически делающий громкие политические заявления, систематизировал свои убеждения в едином тексте и тогда можно было бы понять, чего он на самом деле хочет. Вместе с тем «Манифест» Михалкова не содержит в себе ничего неожиданного. Часто иные критики обвиняют Никиту Сергеевича в конъюнктуре. Содержание «Манифеста» полностью опровергают эти нападки. В «Праве и Правде» изложены те же идеи, которые Михалков декларировал двадцать лет назад – это именно консерватизм, и именно просвещенный консерватизм.

Необходимо отметить, что в своем «Манифесте» Михалков наследует магистральной линии русской и европейской политической мысли, равноудаленной как от либерального нигилизма, так и от тоталитарного обскурантизма. У этой линии есть много разных самоназваний, но наиболее точное из них это именно «либеральный консерватизм», идеоверсией которого является михалковский «просвещенный консерватизм». Надо признать, что выдвижение самой этой формулы делает честь автору, поскольку он бросает вызов сразу двум противникам – тем, для кого любое просвещение может быть только прогрессистским, и тем, для кого любой консерватизм может быть только дремучим. Между тем, я практически уверен в том, что именно линия Михалкова – в широком ее понимании, линия либерального или просвещенного консерватизма не только наиболее адекватна историческим задачам России, но и разделяется и президентом Медведевым, и премьер-министром Путиным, фактически являясь потенциальной идеологией «Единой России», как бы ее функционеры не чурались внятного идеологического самооформления.

Если говорить о содержательных недостатках «Манифеста», минуя стилистические, то к ним я бы отнес всю совокупность тех элементов этого текста, которые явно противоречат самому просвещенному консерватизму. Это противоречие возникает от того, что нашим «просвещенным консерваторам» часто бывает трудно удержаться в своей автономной позиции, и они, реагируя на угрозу с одной стороны, бросаются в другую. В данном случае это сказывается на том, что, призывая к «просвещенному консерватизму», пафос михалковского «Манифеста» все-таки направлен против одной из сторон, а именно либеральной. Может создаться впечатление, что никаких иных объективных угроз нашему обществу, кроме как с либерально-нигилистской стороны, не существует, а вся наша консервативная реакция заведомо во всем права, что отразилось на малоосмысленном евразийстве творения Михалкова. Да, просвещенный консерватизм направлен против западного либерализма и революционного социализма как тупиковых путей развития цивилизации, но он в равной степени направлен и против того непросвещенного, варварского консерватизма, который часто свойственен восточным деспотиям типа сегодняшних КНДР или Ирана. Поэтому весь смысл этого «Манифеста» убивают формулы типа «Россия-Евразия — это не Европа и не Азия, и не механическое сочетание последних. Это самостоятельный культурноисторический материк, органическое, национальное единство, геополитический и сакральный центр мира». Осталось только написать, что «православие ближе к исламу, чем к католицизму», и на этом просвещенный консерватизм заканчивается.

В то же время, непоследовательность михалковского «Манифеста», на мой взгляд, объясняется не только и даже не столько полемической заостренностью против одной лишь из сторон, а именно либерального нигилизма, сколько общей непродуманностью изначальных мировоззренческих основ выдвигаемой идеологии. В «Манифесте» прямо прослеживается известная проправославная позиция автора, что совершенно логично, потому что русский консерватизм, тем более просвещенный, может быть основан только на православном христианстве. Но тогда откуда такие фразы как «Идеология просвещенного консерватизма впитала в себя <…> - фундаментальные духовные основы православия и традиционных для России религий»? Чем другие религии могут обогатить русский просвещенный консерватизм? Разве одного православия ему не достаточно? Если эта фраза выражает принципиальные убеждения, то эти убеждения объективно противоречат православию. Если это написано в целях политкорректности, то тогда хочется узнать, а что еще в этом «Манифесте» продиктовано не убеждениями, а политкорректностью? Я вынужден делать эти замечания только потому, что очень серьезно отношусь к позиции просвещенного консерватизма и желаю Никите Михалкову как идеологу большого успеха. Но раз уж мы говорим не о художественных вкусах, а об убеждениях, то здесь требуется особая внимательность и принципиальность. Невозможно создать идеологию, которая объединит всю нацию и удовлетворит все настроения, от каких-то позиций и настроений придется отказаться для того, чтобы спасти главное. Просвещенный консерватизм на то и просвещенный, что он должен не усыплять национальное сознание в сменовеховских компромиссах между добром и злом, а честно и четко определять, когда наша страна была во зле, а когда служила добру.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67