Итак, националисты торжествуют, ибо их лозунги начали использовать все. Путин выступил за ужесточение иммиграционного законодательства и экзамены, Прохоров обещает визовый режим для гастарбайтеров, антииммигрантская риторика процветает и в КПРФ – анекдотически перемежаясь с ностальгическими стенаниями по поводу безвременно усопшего СССР. ЛДПР и СР давно «в теме». Иными словами, в нашем политическом поле сложился трогательный консенсус.
Проблема в том, что первый успех «националистов» станет их последним успехом – ибо реальные результаты крестового похода против «гастеров», скажем так, неприятно удивят электорат. Анекдотичность ситуации в том, что наша политтусовка наперегонки ломится в поезд, который с курьерской скоростью летит в сторону пропасти.
Недостаток рабочей силы придумала не ФМС. Дефицит рабочих специальностей в СССР был проблемой по меньшей мере с конца 70-х. Молодёжь, скажем так, перестала стремиться на заводы – и это несмотря на то, что квалифицированный ручной труд в Союзе оплачивался гораздо лучше, чем умственные усилия среднестатистического инженера. В 1982 году было заключено соглашение о приглашении на работу вьетнамских рабочих – и это была только вершина айсберга. Основание «льдины» составляла внутренняя миграция - в 70-х и 80-х она была огромной… и при этом её никто особенно не замечал. Узбеки в 1989-м переезжали в Россию вдвое активнее, чем в нулевых – процветали «трудовые вахты» в Нечерноземье, работа на новостройках и т.д.
Тем не менее, дефицит рабочей силы в славянских республиках оставался весьма значительным. Неудивительно поэтому, что наша экономика столкнулась с дефицитом рабочих рук почти сразу же после начала постдефолтного роста.
Иными словами, расчёты на то, что освободившиеся рабочие места будут заняты коренными жителями, фантастичны даже сейчас. Это невозможно даже чисто арифметически. Численность безработных в России составляет 5,2 млн. человек, и свестись к нулю она не сможет в принципе. При этом (о чём предпочитают умалчивать нацисты) более четверти безработных (1,425 млн.) сосредоточено на Северном Кавказе. Численность мигрантов – 13-14 млн. Таким образом, даже формально россияне могут занять лишь 40% «иммигрантских» рабочих мест.
В действительности же «местная» безработица не замещает иммигрантский труд. Только 22% гастарбайтеров когда-либо сталкивались с конкуренцией местного населения при приёме на работу (в Москве – 13%). С учётом того, что опрошенные явно сменили не одно место работы, реальное количество мест, за которые иммигранты конкурируют с коренным населением, ещё меньше. Даже при условии роста зарплат (час работы «пришельцев» стоит примерно на треть дешевле, чем в среднем по России) вала желающих занять место таджикских дворников не найдётся. При этом, скажем, 80% работников ЖКХ в Москве – иностранцы.
Заодно антииммигрантская политика содержит ещё ряд нетривиальных «подводных камней». Во-первых, ожидания по поводу роста зарплат после изгнания «понаехавших» не оправдаются. А) как было показано выше, реальной конкуренции на рынке труда между своими и чужими почти нет. Б) зарплатам просто некуда радикально расти. Доля зарплаты в ВВП уже составляет 40%. Для сравнения – в среднем по ЕС 39,3%, в Италии 31,3, Словакии 29,4, Норвегии 37,5. Пример последней наиболее показателен - «викинги» тоже в значительной мере живут за счёт экспорта сырья. Низкий абсолютный уровень доходов в России объясняется прежде всего крайне низкой производительностью труда, а никак не избыточной конкуренцией.
При этом следует учитывать, что гомеопатически конкурируя за рабочие места с нижним классом, иммигранты создают их для среднего. Почти каждый десятый бухгалтер-юрист-менеджер в конечном итоге существует за счёт иммигрантов. Соответственно, зачистка «гастарбайтеров» приведёт к снижению количества «среднеклассных» рабочих мест, усилению конкуренции и падению зарплат «миддлов». Реальные доходы – в частности, из-за роста цен на услуги ЖКХ - снизятся ещё больше.
Равным образом, рассуждения о том, что иммигранты перенапрягают инфраструктуру, создают очереди в магазинах, давку в транспорте и «проблему скамеек в парке» ((с) Холмогоров) начисто игнорируют неприятный для холмогоровых факт. Скамейки, беспощадно эксплуатируемые иммигрантами, на 80% поддерживают в божеском состоянии те же иммигранты. Иными словами, гастарбайтеры перенапрягают инфраструктуру, которую сами же и обслуживают – и сальдо обслуживания и давления явно в пользу первого.
Третий нетривиальный момент связан с преступностью. Вопреки мифу, иммигранты совершают в стране около 3-4% преступлений, и их число снижается. В среднем на долю «понаехавшего» среднеазиата приходится куда меньше криминала, чем на долю «славянина» мужского пола и трудоспособного возраста. Значимую долю преступлений иностранцы совершают только в Москве – 30-40% (любимые ГУВД цифры в 60-80% относятся к иногородним вообще). Однако это связано с тем, что уровень преступности среди коренного населения Москвы намного ниже среднероссийских показателей.
В регионах преступность выше, и даже в «идеале» работать дворниками в мегаполисы поедут отнюдь не сливки общества. Советская «лимита», ностальгически вспоминаемая сейчас, была намного криминогеннее коренного населения. Идея о том, что замена запуганных таджиков на боевых парней из провинциального нижнего класса обернётся снижением уровня преступности – это высокая фантастика.
Такова картина сейчас. Сейчас – это в ситуации, близкой к демографическому оптимуму. Хотя численность населения как такового сокращалась, это сокращение сопровождалось «демографическим дивидендом» - число людей в трудоспособном возрасте росло до 2007 года из-за того, что на рынок труда выходили многочисленные позднесоветские поколения. Демографическая нагрузка – количество иждивенцев на одного работающего – снижалась.
Однако в 2007-м наступил перелом – начала сказываться демографическая яма 90-х, и численность трудоспособного населения пошла вниз, сокращаясь более чем на миллион в год. К 2020 году она упадет на 12-14 млн. - до 73-75 млн. против 87,7 млн. в 2010 году. Практически, это означает утрату каждого седьмого работающего. При этом доля пенсионеров в населении вырастет с 20,3% сейчас до 26,15% в 2020-м – почти на треть. В действительности только кризис «отложил» проявление первых симптомов демографического кризиса.
Итак, за антииммигрантскую истерику придётся заплатить – ростом налогов, повышением пенсионного возраста и проблемами с инфраструктурой. При этом даже в варианте максимальной либерализации миграционной политики из Средней Азии до 2020-го может выехать не более 5,6 млн. Гастарбайтеры в любом случае окажутся в дефиците – а в случае закручивания гаек он будет намного более острым.
Упования на быстрый рост производительности труда, который позволит снять малоприятные симптомы от увеличения демографической нагрузки, в комплекте с антииммигрантской риторикой смотрятся дико. Классический штамп: «Дешёвая рабсила на рынке труда не заставит олигархов вкладываться в производство. Они будут выжимать из старого оборудования всё, что можно, получая прибыль из рабского труда гастарбайтеров». Очевидно, вкладываться в производство заставит отсутствие рабочих на полуразвалившихся предприятиях. А уж как стимулируют обновление производства задранные до небес налоги…Так, резкое повышение страховых взносов в 2011 году привело к тому, что 83% предприятий малого бизнеса отказались от планов по расширению производства.
В реальности успешная модернизация и быстрый рост производительности труда практически всегда обусловлены наличием многочисленной и быстро растущей рабочей силы. И наоборот – история не знает случая, чтобы страна с «падающей» демографией и свирепым дефицитом рабочей силы оказалась способна выпрыгнуть из аграрно-сырьевого статуса. Скажем, США, которые приводят в качестве примера того, как дефицит рабочей силы стимулирует технологический рост, по большей части были столь же «трудодефицитны», как нынешняя Турция – и, что ещё важнее, население Штатов быстро росло. По-настоящему трудодефицитной была, например Латинская Америка, и это примечательный «например» – когда-то рабочая сила получала там намного больше, чем в набитых нищими ирландскими предками Кеннеди и Клинтона США и, тем паче, в Европе. Конечный результат известен.
Впрочем, это было давно – может быть, в эпоху автоматических линий и «безлюдных» заводов всё изменилось? Заглянем в Японию с её робототехникой. Кроме «Азимо», там есть ещё фанатичная – другого слова не подберёшь - и очень квалифицированная рабочая сила. Однако там есть и демографический кризис - численность рабочей силы довольно быстро сокращается, население стареет. В итоге мы видим бодро стагнирующую экономику и промышленность, столь же бодро мигрирующую в Китай. Да, японцы не пускают в страну иммигрантов – поэтому промышленность переезжает к ним сама. Разница в том, что у японцев хотя бы есть, чему переезжать.
Отрезвление от антиимигрантского психоза неизбежно, и случится достаточно скоро. Столкнувшись с суровой реальностью, текущий массовый «национализм» отправится туда же, куда отправились нитратный психоз и повальное увлечение летающими тарелками времён Горбачёва. При этом кому-то придётся отвечать за вполне реальные проблемы со скамейками в парке, низкие пенсии и необходимость привлекать вместо не въехавших в страну узбеков (рождаемость в Узбекистане падает, а экономика бодро растёт) намного более проблемных иммигрантов. У национализма в России нет будущего – он экономически невозможен. При этом нынешний обыватель почувствует себя столь же обманутым националистами, как и электорат демократов под занавес эпохи Ельцина. Героям нынешнего этнократического дня их текущую риторику будут припоминать с такой же частотой, с какой Чубайсу припоминают его «две «Волги» за ваучер».