Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой (1263-2000). Серия "Historia Rossica" // Москва: НЛО, 2007 г.
В уникальной по охвату источников книге немецкий историк Фритьоф Беньямин Шенк исследует семивековую толщу памяти об одной из самых легендарных фигур русской истории. Перед читателем разворачивается панорама образов Александра Невского, запечатленных в летописях, агиографии и иконах, идеологии и официальной пропаганде, исторических трудах и политической публицистике, живописи, скульптуре, кинематографе и коммерческой рекламе. Анализируя, как предание об Александре Невском конструировалось и использовалось различными историческими акторами - государственной властью, православной церковью, интеллигенцией, русским национализмом, исследователь приходит к заключению о вкладе этого длящегося мифотворчества в выработку альтернативных версий коллективной идентичности.
В той мере, в какой в 1985-1991 гг. была демонтирована официальная картина истории СССР и в целом советская идеология, в разных частях СССР усилились, вместе с нарастающими национальными движениями, также и новые дискурсы коллективной идентичности. К 1991 г. стало ясно, что советский проект государства, в котором граждане должны были определяться в первую очередь как члены многонационального "советского народа", потерпел крах. Все меньше людей верило в реформу экономического и политического устройства СССР и все больше видело свое будущее во вновь образовывавшихся независимых национальных государствах. В республиках Прибалтики и Закавказья, на Украине и в Средней Азии национальные движения обращались к "новому" историческому нарративу и решительно отмежевывались от советской идеи и соответствующей ей картины истории. Затронута этим движением оказалась и Российская Федерация. Распад советской многонациональной империи, глубокий экономический кризис, неоспоримая потеря статуса мировой державы и дискуссия о "белых пятнах" или "темных страницах" советской истории питали в российском обществе потребность в новой исторической ориентации и стремление к новым символам и позитивным идеалам.
Центральную роль в поиске нового структурирующего идентичность исторического нарратива, которому после 1991 г. подошла бы роль государствообразующего, в России сыграла память о дореволюционном прошлом. В этом контексте и память об Александре Невском пережила новый расцвет. Князь XIII в. особенно подходил как "новая" или обновленная фигура коллективной самоидентификации, поскольку он являлся частью официального символического репертуара как до революции, так и в Советском государстве. Большое число публикаций об Александре Невском, множество новых монументальных проектов и празднеств, которыми были встречены 750-летний юбилей битв 1240 и 1242 гг. и 775-я годовщина рождения князя, отпразднованная в 1995 г. в разных городах России, оправдывают определение периода 1985 - 2000 гг. как еще одной кульминации в его долгой истории памяти. Бросается в глаза разнообразие многочисленных прочтений фигуры Александра Невского. Плюрализация памяти означала возникновение многообразия мнений и ренессанс различных концептов коллективной идентичности в постсоветской России. Так как эти концепты совместимы друг с другом по многим пунктам, отдельные образы Александра Невского следует считать не столько приметами спора конкурирующих дискурсов коллективной идентичности, сколько (в особенности, с середины девяностых годов) как отражение разных граней нового "патриотического консенсуса".
Перестройка и история
Горбачев принял политическое управление страной, приближавшейся к самому тяжелому экономическому кризису в своей истории. Он вступил в свою должность с намерением провести реформы политического и экономического устройства СССР. Фундаментальным для его "нового мышления" было убеждение, что СССР можно реформировать только после того, как в открытую дискуссию о различных проблемах страны будет вовлечено по возможности больше граждан. Из "инвентарного списка" критики не должна была выпасть ни одна область жизни, в том числе и "белые пятна" официального исторического нарратива (1). После того как в 1986 г. Генеральный секретарь провозгласил новую эру открытости - гласность - и отказ от государственного контроля над средствами массовой информации, в СССР распространилась неизвестная до той поры культура дискуссии. Дебаты об истории, в которых профессиональные историки на первых порах принимали лишь незначительное участие, концентрировались в первую очередь на терроре сталинской эпохи и реабилитации некоторых видных жертв этого времени (2). После 1989 г. обсуждению были подвергнуты также пакт Молотова - Риббентропа и его секретный дополнительный протокол, советская аннексия Прибалтики и массовое убийство офицеров польской армии в Катыни (3). Становившиеся достоянием гласности новые факты расшатали официальный советский патриотический образ истории (4).
В ходе критического обновления истории СССР после 1985 г. испытанию было подвергнуто и отношение руководства советского государства к историческому наследию Киевской Руси и Российской империи. В центре пересмотра находились образы Петра Великого и Ивана Грозного (5). В конце восьмидесятых годов критика дошла и до образа Александра Невского. При этом интерес общественности был направлен не столько на инструментализацию этой фигуры после 1937 г., сколько на обращение большевиков со святым князем непосредственно после Октябрьской революции и особенно - на принудительное вскрытие раки с мощами Александра и перенос останков в 1922 г.
Переоценка этого события стала возможной также и потому, что коммунистическое руководство после 1985 г. коренным образом изменило свое отношение к Русской православной церкви. Не обращая внимания на сопротивление старых кадров, реформаторы стремились к примирению с руководством церкви. Ярким выражением новой политической линии в отношении церкви стали празднества по случаю 1000-летия крещения Руси в 1988 г., которые Горбачев недвусмысленно приветствовал (6). Государство снова приняло церковь в качестве действующего лица в историческом дискурсе. С этим было связано также и стремление привлечь церковь в эпоху кризиса, подобно тому, как это было в годы Великой Отечественной войны, для консолидации общества и стабилизации политической системы.
Новое отношение государственного и партийного руководства к церкови оказало непосредственное воздействие на историю памяти Александра Невского. В начале 1989 г. министр культуры РСФСР Ю.С. Мелентьев и митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий подписали соглашение о возвращении останков Александра Невского в Троицкий собор Александро-Невской лавры (7).
Министерство культуры РСФСР в знак уважения чувств граждан Советского Союза, исповедующих православие, передало Ленинградской митрополии останки знаменитого защитника земли Русской, великого князя Владимирского Александра Ярославича Невского, которого Русская православная церковь глубоко чтит как своего святого и как небесного покровителя города Санкт-Петербурга, Петрограда, Ленинграда (8).
Цитируемое здесь сообщение Министерства культуры маркирует начало плюрализации дискурса об Александре Невском в эпоху перестройки. В соответствии с советским патриотическим образом истории, Александр Невский все еще описывался в официальном документе как военная и политическая фигура ("знаменитый защитник земли Русской", "великий князь Владимирский"), его прах именовался "останками", а не "мощами". Одновременно в том же тексте допускалось, что в СССР живут люди, причисляющие себя к православной вере и почитающие Александра "как ...святого и как небесного покровителя города". Этим власти не только признали существование множественной памяти о князе, но и одновременно вернули общине православных христиан СССР часть их истории.
3 июня 1989 г. рака с останками Александра Невского была передана духовенству и торжественно переправлена в Троицкий собор. За семь веков, начиная с первого захоронения князя в 1263 г., это было уже пятым его погребением. В сравнении с первым translatio останков в Санкт-Петербург в 1724 г. (см. гл. 5.1), церемония 1989 г. оказалась относительно скромной. Автомобиль с эскортом перевез раку с мощами в лавру, где она была передана духовенству и доставлена траурной процессией в Троицкий собор. В завершение церемонии в главной церкви отслужили литургию (9). Многочисленные церкви города отметили это событие благодарственными богослужениями. В своей речи министр культуры Мелентьев выразил удовлетворение тем, что "в трудном поиске путей нравственного обновления общества, которым отмечены наши дни, активно участвует церковь" (10). Митрополит Алексий в своем обращении оценил возвращение мощей как знак хороших отношений государства и церкви (11).
В празднестве 3 июня 1989 г. приняли участие всего несколько сотен жителей Ленинграда (12). Это показывает, что после более чем семидесяти лет коммунистического владычества значительную часть жителей города мало что связывало с православием и его культом святых мощей. Хотя Александр Невский выступал по-прежнему как один из самых известных русских национальных героев, с почитанием его как православного святого могли соединить себя лишь немногие. То, что возвращение мощей Александра Невского в лавру воспринималось многими жителями города не как звездный час всей мы-группы, но лишь как "большое событие в истории Ленинградской митрополии" (13), давала понять и местная пресса. Александра вернули не городу, а "верующим", как писала, например, газета "Смена" (14). В "Ленинградской правде" обозначение останков князя как "святыни" взято в кавычки. Газета продолжала оценивать Александра в первую очередь как "мужественного воина, защитника рубежей Отечества, мудрого политика", а его прах - просто как "останки" (15).
Хотя большинство журналистов не могло связать себя с ритуалами православного культа святых, но в их текстах нет ни иронических оттенков, ни критики этой религиозной практики. Подобно Министерству культуры, журналисты, как кажется, примирились с плюрализацией памяти об Александре Невском. "Ленинградская правда" допускает, например, что об Александре можно помнить по-разному, в зависимости от того, считает ли человек себя православным христианином или (атеистом-)патриотом: лавра "станет одним из главных мест паломничества православного мира, памятным местом для всех, кому дороги честь, достоинство и слава Отечества" (16).
Те, кто почитал Александра Невского не как православного святого, а только как "нашего великого предка", приветствовали перенос его праха как акт "исторической справедливости" (17). Сторонники и критики почитания православных святых были едины в том, что принудительное вскрытие и перемещение большевиками раки с мощами в 1922 г. следует признать осквернением могилы (18).
Таким образом, и в случае Александра Невского начался поиск новых форм памяти с учетом критической ревизии советского наследия. Этот антикоммунистический или антисоветский консенсус является существенной характеристикой исторических дискуссий эпохи перестройки (19). Какие новые образы Александра Невского заступят место полученного по наследству советского патриотического дискурса, оставалось пока неясным, как и вопрос о том, какими новыми концептами коллективной идентичности будет замещена дискредитированная идея "советского народа".
Авторизованный перевод с нем. Елены Земсковой и Майи Лавринович
Примечания:
1 См.: Hildermeier. Geschichte der Sowjetunion. S. 1026.
2. См. об этом также: Davies. Perestrojka und Geschichte; Die Umwertung der sowjetischen Geschichte / Hg. D. Geyer. Gottingen, 1991.
3.Scherrer J. Das Erbe: Geschichte und Gesellschaftskultur // Russland unter neuer Führung. Politik, Wirtschaft und Gesellschaft am Beginn des 21. Jahrhunderts / Hg. H.-H. Hohmann, H.-H. Schröder. 2001. S. 22.
4. Перед лицом всеобщей неуверенности в июне 1988 г. пришлось отменить обязательный экзамен по истории во всех школах страны. Ср.: Scherrer. Das Erbe. S. 22.
5. См.: Davies. Perestrojka und Geschichte. S. 34ff.
6. См.: Ibid. S. 29ff.; Geyer D. Perestrojka in der sowjetischen Geschichtswissenschaft // Die Umwertung der sowjetischen Geschichte / Hg. D. Geyer. S. 10; Bremer. Religion und Kirche // Rußland unter neuer Führung. S. 258.
7. Ср. об этом: Возвращение святыни // Вечерний Ленинград. 3 июня 1989 г. С. 1. (Рубрика "Память"); Богословская Е. "Святыня" // Ленинградская правда. ? 130 (22572). 4 июня 1989 г. С. 3; Репина А. Святыня возвращена верующим // Смена. ? 121 (19281). 4 июня 1989 г. С. 3; Бегунов, Сапунов. История мощей и раки. С. 90; Мелентьев. "Скажите всем, что Русь жива..."; Антoнов, Кобак. Святыни Санкт-Петербурга. С. 37. Фотографии церемонии: Наука и религия. 1990. ? 6. С. 36; Вечерний Ленинград. 3 июня 1989 г. С. 1; Ленинградская правда. 4 июня 1989 г. С. 3; Смена. 4 июня 1989 г. С. 3.
8. Сообщение министра культуры РСФСР цит. по: Мелентьев. "Скажите всем, что Русь жива..."; См. также: Богословская. "Святыня".
9. См.: Дегтярев А.Я. Заступник Отечества. 750-летию битвы на Неве посвящается. Ленинград, 1990. С. 13; Возвращение святыни // Вечерний Ленинград.
13. Возвращение святыни // Вечерний Ленинград.
14.Репина. Святыня возвращается верующим.
18.Кардашов. Ледовое побоище. С. 7. См. также: Богословская. "Святыня"; Лаврук. Солнце Отечества; Дегтярев. Заступник Отечества. С. 12; Сарымов А. "И ту бысть велика сеча..." // Аврора. 1990. ? 7. С. 149.
19. См.: Urban M. Stages of Political Identity Formation in Late Soviet and Post-Soviet Russia // Identities in Transition: Eastern Europe and Russia after the Collapse of Communism / Ed. V.E. Bonnell. Berkeley, 1996. Р. 144.
Оглавление
Предисловие 3
1. Введение 7
1.1. Постановка проблемы
1.2. Теоретические основания и определение понятий
1.3. Источники и современное состояние исследований
1.4. Структура работы
2. Александр Ярославич: Исторический очерк 29
2.1. Фон времени
2.2. Александр Ярославич. Князь Новгородский
2.3. Александр Ярославич. Великий князь Владимирский
3. Сакрализация Александра (XIII - XV века) 47
3.1. Святой князь и местное почитание во Владимире
3.2. Александр и борьба за новгородские вольности
3.3. "Московский" образ Александра Невского в новгородской литературе
3.4. Борьба за историю Руси
4. Россиезация Александра (XV - XVII века) 73
4.1. Церковный и династический дискурс
4.2. Церковный дискурс
4.3. Династический дискурс
4.4. Тerra sancta Московское царство
5. Этатизация Александра (XVIII век) 106
5.1. Александр Невский и Петр I
5.2. Имперский дискурс
5.3. История и общество
5.4. Государство - церковь - нация
6. Национализация Александра (XIX век) 144
6.1. Национальный, имперский и церковный дискурсы
6.2. Национальный дискурс
6.3. Имперский дискурс
6.4. Церковный дискурс
6.5. Национализированный Александр
6.6. Александр Невский и крушение империи
7. Свержение Александра (1917-1937) 194
7.1. Изменившийся исторический нарратив
7.2. Десакрализация святого
7.3. Борьба с великорусским шовинизмом
7.4. Александр Невский в эмиграции
8. Советизация Александра: 1937 год 229
8.1. Советский патриотизм и история
8.2. Реабилитация Александра
8.3. Карьера Александра
9. Экранизация Александра (1938) 250
9.1. Советский патриотизм и кино
9.2. "Александр Невский" в контексте биографии Эйзенштейна
9.3. Сценарий фильма
9.4. Борьба за "истинный" образ Александра Невского
9.5. К истории создания фильма
9.6. Действие
9.7. Фильм как интертекст
9.8. Сообщество: боевая семья
9.9. Возможные интерпретации "Александра Невского"
9.10. История восприятия фильма
10. Александр призван (1939-1945) 325
10.1. Временное увольнение Александра
10.2. "Зимняя война" Александра
10.3. Великая Отечественная война
11. Консолидация и критика: послевоенный период (1945-1985) 353
11.1. Советский патриотизм и память о войне
11.2. Критика культа личности
11.3. Александр Невский в эпоху "холодной войны"
11.4. Новые формы памяти
11.5. Расколдовывание с помощью государства
12. Плюрализация памяти (1985-2000) 381
12.1. Перестройка и история
12.2. В поисках новой знаковой системы (1985-1993)
12.3. Патриотический консенсус в эпоху постмодерна (1993-2000)
13. Заключение 412
Источники и литература 429
Приложение. Протокол эпизодов фильма "Александр Невский" (1938)
Иллюстрации: справка об источниках
Именной указатель