О существовании "новой" Европы в Москве узнали из американских газет 2003 года – в версии Дональда Рамсфельда. Польша для российского сознания – идеологический дериват, вторая производная отсутствия стратегического интереса к Евросоюзу. О собственно Евросоюзе думать стали пять лет спустя, прошлым летом, – в контексте двух кризисов, кавказского и глобального. Кризис прояснил отличие реальных ценностей от их дериватов.
***
Иные из послевоенных расправ Иосифа Сталина (назовем это имя-пугало сразу) были зверской формой его предусмотрительности. Он упрямо душил в колыбели любой проект региональной сверхдержавы в Восточной Европе, хотя б и "социалистической". В фокусе его опасений, кроме Тито с Балканской федерацией, всегда была Польша. (Едва ли Сталин согласился бы даже на то, чтоб советский антинатовский пакт стал Варшавским!) И совершенно зря – в "мире Ялты" не было места ни национальной России, ни Польше – региональной сверхдержаве. Зато крушение послевоенной модели мира вернуло обе возможности одновременно.
Но постялтинский мир тоже преходящ. Кризис 2008 года кладет предел переходности, образ посткризисного будущего не ясен. Россия и Евросоюз, новинки и экономические хиты десятилетия поколеблены и поставлены под вопрос. Если кризис 1989-1991 годов вскормил феномен и кадры мегатеррора, то кризис 2008-х годов обещает смену стиля и кадров деструктивности.
Для Польши большой ставкой в игре является отнюдь не "новая" Европа внутри ЕС. То, чем Грузия хотела бы, но не может стать на Кавказе, Польша хочет и, не исключено, может стать в Восточной Европе, – dangerous nation, опасной нацией. Чтобы стать региональной сверхдержавой, она обязана сперва стать опасной всерьез. Поэтому Грузия и Польша, первая как генератор антироссийских кризисов, вторая как их всеевропейский мультипликатор, атакуют "обе империи", ЕС и Россию. Одну изнутри, другую извне.
***
В стратегическом вакууме пост-СССР Америка выступает маньяком-экспериментатором с затеями разной экзотичности – от былых проектов турецкого спонсирования демократии для Кавказа, до польско-литовского тандема в роли промоутера восточной политики ЕС. При этом Америке в Восточной Европе так же неинтересна реальность, как и Россию долго не интересовало проектирование региональной стабильности на долгий срок. (Американские импровизации вызывают в Москве нервозность большую, чем даже их «коварные замыслы».) Между тем что еще нужно России от Восточной Европы, кроме стратегической стабильности? Сегодня, когда Россия приступает к уточнению своей системы приоритетов в регионе, ясно, что именно этого ей не дадут. Ночной автомобильный "штурм" границы Южной Осетии президентским кортежем Саакашвили–Качиньского – пародийный ремейк "марша на Фиуме" – не смешон. Этот взрывной креатив много обещает нам от грядущей посткризисной эпохи. Временный уход США в их прежней двусмысленной роли возобновляет вакуум начала 1990-х, но теперь это вакуум, полный хищников-претендентов. Отличие Польши от прочих в том, что она пытается управлять, и уже управляет, некоторыми, кто помельче.
Императивом любой будущей стратегической стабильности России в столь опасно "многосторонней Европе" становится сдерживание Польши. Возможно, с помощью Евросоюза. Возможно, без.