Социальный шум
Любая музыка может быть услышана политически. О чем, например, прекрасная казачья песня «Не для меня»? Об отчуждении, предельно выраженном в куске свинца, который ждёт солдата на не нужной ему войне. В более распространенной и не столь драматичной форме то же отчуждение скрыто в необходимости нашей «свободной» самопродажи. Спрос на такое понимание возрастает в обществе всякий раз, когда в нём заканчивается межреволюционный период и начинается период революционный. Но сейчас растет спрос на музыку, которая сама себя заявляет как социально ангажированная, протестная и мобилизующая гражданский активизм. На тех, кто «сознательно окрашивает».
Нельзя сказать, чтобы «большая попса» была у нас прежде совсем уж равнодушна к социальному. В конце концов, поп-музыка тут началась с адаптации к местному потребителю западных образцов, а там политическая ангажированность звезд явление обычное. То «Pet Shop Boys» посылают Буша в ад за вторжение в Ирак, то «U2» требуют у правительств денег на борьбу с голодом, и даже хрупко-хипстерские «Coldplay» напевают что-то про «банки, которые вы объявили храмами» и как это мешает жить мечтательным любителям фиолетовых холмов.
Но прежде наша попса издавала лишь «социальный шум». Это была чистая «позиция без высказывания». Ничего не содержащий в себе жест. Пустая форма «протестного как такового», исключающая любое сообщение с одного фланга общества на другой, и потому допускающая любое использование в «реал политик». О чем, например, эта песня? Какому политическому событию предлагается сохранить верность? Так как ответить на это крайне затруднительно, «Зло» одновременно использовали в своей агитации и коммунисты, и движение «Наши». Или вот столь же общепротестная песня удачного украинского трэш-проекта «Пающие трусы».
«Социальный шум» идеально подходил к «аполитичной» эпохе нулевых, которая заканчивается у нас на глазах. Её воздухом был даже не социальный цинизм, а просто демонстративное отрицание того, что общество состоит из конкурирующих групп, каждый из нас относится к одной из них, и интересы этих групп могут быть осознанно представлены как в политическом, так и в культурном поле. Политические роли должны были исполняться, но исполнение ролей никакой связи с реальными переменами в нашей общей жизни не предполагало, ибо преимущественной формой политики элит было сохранение ранее, в 90-х, поделенного.
«Социальный шум» отсылает и к более глубокой артистической мечте – показать себя бунтарем, но так, чтобы тебе за это ничего не было и даже наоборот, нельзя ли за счет своего талантливо исполненного бунта «пожить по-человечески»? Романтизм: «талант всегда в оппозиции!» – накладывается тут на буржуазность: «личный успех есть единственный критерий таланта!».
Европротест и абстрактный либерализм
Теперь в моду стремительно врывается прямое социальное высказывание.
Где-то между «социальным шумом» и абстрактным либерализмом давно завис Ляпис Трубецкой с его гимнами народной свободе. Вредным для продаж билетов уточнениям гимны не поддаются. Восприятие песен Ляписа обострено белорусской ситуацией, сделавшей его моделью «евробелоруса», посматривающего в сторону заграничных форм музыкального негодования. Сильной двусмысленности имиджу придает то, что выбранный тип «европротеста» имеет в Европе отнюдь не либеральную, а преимущественно антикапиталистическую направленность. Проще говоря, там принято выступать против корпораций, а не за «свободу бизнеса». Это противоречие постоянно проступает у Ляписа. С одной стороны он снимает клипы в стиле Маяковского, а с другой признается, что «кладёт свой огромный болт» на «социальную защищенность». В политическом смысле о Ляписе известно только, что он «противник Лукашенко» и сравнивает «батьку» с Каддафи, Хусейном, Кастро и другими лидерами, не симпатичными евробелорусам.
«Абстрактный либерализм» это то, что Александр Тарасов недавно назвал в РЖ «мелкобуржуазным недовольством». Это те, кто «вообще» за «европеизацию» и против «колхоза». В этом жанре заявил себя Вася Обломов – выстебыватель гопоты и вульгарных народных нравов. Толпа на Сахаровском Проспекте с глубоким пониманием слушала его «Родину». Есть там поразительно точная в социальном смысле строка: «Читая «Золотого Теленка» я никогда не давился от смеха/ Мне всегда хотелось, чтобы Бендер уехал». Бендер это же и есть «креативный класс» и «творческий предприниматель»! Он же художник-авангардист, а если надо - и создатель тайных обществ, т.е. разводила нэпманов и дворян на деньги. Его цель – перераспределить в свою пользу средства не столь креативных как он «прежних хозяев». Ну и потом «пора валить». Сталинистские интеллектуалы Ильф и Петров издевались над Бендером в том смысле, что им была очевидна невозможность авантюрно-креативного предпринимательства в советском обществе. Но сегодня Бендер как раз воплощает эту дерзкую политическую мечту «креативного класса» – выманить «одним из тысячи относительно законных способов» бабло у абстрактного «Газпрома» и немедленно сменить страну проживания. Можно даже сказать, что эта мечта – первая пока реакция нового поколения творческой молодежи на факт наличия в обществе устойчивого слоя вызывающе богатых и накрепко связанных с властью людей.
Есть некоторая разница между абстрактным либерализмом и молодежным демократизмом, потому что демократизм предполагает соблюдение интересов именно «большинства», а вовсе не тех «особо креативных единиц», которым тут слишком низок потолок. Хип-хоп для молодежного демократизма подходит идеально. И это понимает Нойз МС, оппозиционность которого уже конкретнее. Сначала его «Мерседес» стал неофициальным гимном «синих ведерок», потом он ссорился из-за «химкинского леса» с более циничными и пессимистичными Шнуром и Барецким из «Ленинграда». В Химкинском лесу, как теперь понятно, происходила репетиция будущего «гражданского подъема». Лесная вырубка обозначила тогда границу между абстрактной и конкретной социальностью музыкантов. На сцене Нойз подчеркивает, что он против олигархов, корпораций, «наших», «ментов», и даже сочувствует «приморским партизанам». «Менты» не остаются в долгу и как-то задержали его на 10 суток прямо на «сталинградской Сникерс Урбании».
Общее недовольство местным варварством Обломов, Шнур и Нойз недавно выразили совместным заявлением «Любит наш народ …».
Розовый менеджер
Одним из первых, кто расслышал протестный потенциал молодого менеджера, героя, за которым раньше ничего такого не замечали, оказался Семен Слепаков из «Камеди клаба», бард-десятник, как он сам себя называет. Его «Акционеры Газпрома» – идеальная песня о зависти мелкого буржуа к крупному.
Некоторая часть хипстеров голосовала на последних выборах за КПРФ не только как за «любую другую», но и потому что «советское» для них это вариант «стильного», а «старики» из компартии «трогательные» и «принципиальные». Слепаков чувствует это настроение и умеет его спеть. Удивительно, почему до сих пор «эсеры» и коммунисты не спорят из-за того, чьим он будет «голосом». «Эсерам», впрочем, больше подошел бы другой манифест Слепакова.
Против правых
«Ансамбль Христа Спасителя» поёт для тех, кто не ходил прикладываться к поясу.
Чем объясняется вирусная популярность «АХС» в сети? Кто потребляет этот злобный, нарушающий все вкусовые нормы, стёб над правыми? В больших городах подросла молодежь, которая воспринимает массовую «зацерковленность», имперство и национализм с такими же недоумением и стыдом, как воспринимали неформалы «совок» в последние годы советской власти. Ну и обаяние фрик-шоу никто не отменял. Избранным методом «АХС» напоминают подзабытый «Лайбах». В какой-то момент становится ясно, что сценическое амплуа правых фриков настолько отвратительно исполнителям, что начинает доставлять им противоестественное удовольствие и странную невротическую тягу к отрицаемому.
Народность и советофильство
«Рабфак» – грубоватый политический шансон, от которого хипстеры воротят носик. Вовсе не офисный, а как раз «колхозный» популизм, рассчитанный, вроде бы на «шахтеров», «селян» и вообще «провинцию». Однако же «Наш дурдом» включали на Болотной и слушали одобрительно. Звучало именно как политическая поддержка «от народа».
Общее настроение всех их песен – деградация народных нравов в отсутствие сильного имперского государства. Деградация в немудреных клипах воплощена в документальной хронике бомжей, алкоголиков и непристойного поведения «ментов».
Поп-анархизм
«Барто» поёт для тех, кто не забыл об анархистском содержании панк-рока, т.е. для политизированных «нефоров», глянцевых журналистов, гуманитарных студентов и нацболов. Это люберецкий электро-клэш с припевами, вроде: «Анархия и хаос, пошёл в жопу Микки Маус!» или «Свободная касса! Ху..ая жизнь для рабочего класса!». Никто так точно, коротко и весело не объяснил, что в наше время значит «Быть корпоративной бл…ю!». Солистка «Барто» Маша выглядит как контуженная новым русским капитализмом кукла Мальвина – «окровавленные» бинты на руках и доллары, стриптизно торчащие из них. Настоящее левацкое кабаре.
Первым их мегахитом стало несбывшееся пока пророчество. Оно нравилось всем, кто приветствовал мировой кризис как выяснение и очищение. А недавно «Барто» записали новый скандальный клип на старую песню, за которую их уже пытались притянуть по статье 282, после того как они исполнили «Готов» на «химкинском» митинге.
Красные
«Аркадий Коц» – гораздо более эстетский, элитарный и высоколобый вариант «левой музыки» для тех, кому хватает эрудиции вспомнить, что до панка, и вообще до рока, были Вуди Гатри и Пит Сигер, от которых происходит, например, Боб Дилан.
Исторический Аркадий Коц - это тот человек, который сто лет назад перевел на русский песню «Интернационал» т.е. политическая принадлежность проекта заявлена в самом названии. Их «Ку-ку» и «Генерал Лудд» на стихи профессионального скандалиста Бренера звучат не только на левых митингах, но и в гуманитарных салонах, вроде ОГИ, а в последнее время визиткой группы становится «С кем ты заодно?», одна из лучших американских народно-протестных песен, сочиненная женой арестованного шахтерского активиста времен «великой депрессии» и талантливо переведенная известным поэтом и издателем Кириллом Медведевым. Кроме Кирилла в проекте участвует «художник-антифа» Коля Олейников.
Организаторы очень точно знают адрес своего послания. Это те, кто экономически находятся на нижней границе среднего класса, а интеллектуально – на верхней его границе, те, кто имеют объективную возможность смотреть на «классовый экватор» сразу с двух сторон. То есть те, кто читают много «не практичных» книг, но несколько раз в день чувствуют себя экономически вытесненными из мира потребления, изображенного в рекламе. Такая оптика и задает восприимчивость к неомарксистским идеям в их современной антиавторитарной версии. Крайне левые рекрутируются из самой молодой части этого слоя.
Звезды феминизма
Pussy Riot есть боевой уличный феминизм.
Бесстрашная московская художница-акционистка переименовалась в «Тюрю» и собрала подруг. Сквозь розовую или салатовую маску-балаклаву она узнавалась всеми и сразу, хотя на первых порах упрямо отрицала свою причастность к «восстанию котят». Воплощают «котята» излюбленный кошмар американских консерваторов и новое для России амплуа «воинственной лесбиянки из колледжа». И текст, и голос тут не главное. Их нужно смотреть, а не слушать.
Петь валькирии женского освобождения не то, чтобы не умеют, а просто не собираются. Их вполне устраивает традиция панковского выкрикивания своих лозунгов под электрогитару и смелый акционистский выбор мест для выступлений в духе знаменитого движения «Reclaim the Street». В качестве сцены они без спросу оккупируют высокие площадки на станциях метро или крыши троллейбусов с пассажирами. В декабре выступали напротив окон тюрьмы, где содержались активисты митинга против фальсификаций - Навальный, Яшин и муж «Тюри». А последней их концертной площадкой стало Лобное место на Красной площади. Социальный идеал «котят» – скандинавская модель, в которой они заняли бы место «автономов». А пока у нас не скандинавская модель и для «автономов» мало места, «феминистский хлыст полезен для России».
Теперь у каждого из нас должен быть свой певец протеста. Кого из них я не упомянул?