Разоблачительница американской городской жизни как жизни наступающих вслед за гибелью нового Рима "темных веков" раннего Средневековья (Dark Age Ahead), веков культурного беспамятства, повторяющих оболочку, а не сознательную речь цивилизации, – Джейн Джекобс нашла емкую формулу деградации. Формулу деградации государства, вовсе не обязательно называющегося США. Она пишет: "Что приговорило побежденных? Проигравшие сталкиваются с таким надломом, с таким сломом обстоятельств, что их институты не могут адаптироваться к нему адекватным образом, теряют связь с действительностью и распадаются".
Институты и ценности
Всякий честный исследователь отдельного случая обнаруживает в нем не частную, а некую общую правду. И меня не волнует Dark Age США – за исключением разве что того водоворота, в который за ними утянется всякий, кто рискнул с ними плавать в глобализацию дальше. Меня волнует институциональная немота нашего общества, чья реакция на мировой кризис оказалась в лучшем случае замедленно-консервативной, а в худшем – инфантильной. Общество инертно готовится войти в третью за последние двадцать лет полосу бедности. В этой новой своей относительной бедности оно готовится к самоспасению, издалека холодно наблюдая за антикризисными усилиями высшей власти и с презрением игнорирует вялую суету других экономических и политических институтов. Эти "другие" экономико-политические институты: парламенты, партии, какие-то профсоюзы, массовые коммуникации, прочие – не то чтобы парализованы. Они смешны. Как экскурсия школьников перед холстом "Иван Грозный убивает своего сына", они жуют докризисную жвачку, входя в сеть в чем-то вроде приглашения мыслить: "Недавно в Иванове прошел интереснейший форум "Экономика ценностей России". Там муниципалитеты представляли свои бренды. Не смотря на то (да, "несмотря" – раздельно. – М.К.)… и т.п.".
Но нынешний "Иван Грозный убивает своего сына" в заведомо ином формате. И надо совершенно утратить связь с действительностью, чтоб не увидеть над своими чистыми от правописания головами – художество кризиса, занявшее собой уже не галерейную стенку, а небосвод. Чтобы не меняться в тени таких полотен, надо действительно быть докризисно-жвачным институтом.
Институты без ценностей
Пятого ноября в своем первом послании Федеральному собранию президент Медведев говорил о ценностях и "обновлении властных институтов": "Пять миллионов наших граждан отдали голоса партиям, которые в Государственную думу не попали. Эти люди не получили представительства на федеральном уровне... Это несправедливо. И должно быть исправлено. При этом пока не считаю необходимым снижать барьер прохождения в Государственную думу… Мое первое предложение – дать гарантии представительства избирателям, проголосовавшим за так называемые малые партии. Считаю, что партии, получившие от 5 до 7 процентов голосов, могли бы гарантированно рассчитывать на 1–2 депутатских мандата", чтобы "представлять интересы достаточно значительного числа людей". Не секрет, что в числе миллионов, последние пятнадцать лет страдающих хронической непредставленностью, – именно тот "гегемон стабильности", но институциональный кастрат – средний класс, о защите интересов которого говорят идеологические вожди.
Что делают после такой прямо высказанной воли и логики "обновления институтов" законодатели субъектов Федерации, не подпадающие под президентское "пока не считаю необходимым снижать барьер прохождения в Государственную думу"? Задумываются о своем не ограниченном никаким требованием момента праве на расширение "представительства интересов", рефлексируют о ценностях и справедливости? Нет, делают они вот что: 14 ноября архангельское облсобрание депутатов ужесточает выборное законодательство и поднимает проходной партийный барьер с 5% до 7%. В сопутствующих комментариях законодатели говорят: послание президента о ценностях и институтах не является документом прямого действия. Демонстративный практический смысл решение приобретает еще и потому, что очередные выборы в это собрание пройдут в марте 2009 года.
Разглядывая практику "управляемой демократии", ее риторические критики и технократические апологеты, похоже, равно представляют себе – ко злу ли, ко благу ли – альтернативу в демократии "неуправляемой", то есть в демократии без институтов, прямой власти якобы самозаконной толпы. Стоит ли вспоминать, что эта охлократическая утопия варварской "военной демократии" не более чем один из частных случаев беспамятного Dark Age. На деле же банальной "управляемой демократии" банально сопутствует неуправляемая бюрократия: их равно реализуют и сдерживают живые политические институты. Если сдерживают. Если живые. Если питаются ценностями и интересами, а не самозаконным потреблением жвачки.
Ценности-институты
Мучительное соединение ценностей и институтов, сопровождаемое демонстративным презрением неуправляемой бюрократии, может выглядеть голым заклинанием. В самом деле: партийные институты в России исторически опоздали, исторические партии уже не нужны, их партийные программы не поле интеллектуальной борьбы. В их натужном социальном консерватизме, социальном либерализме и т.п. нет даже квалифицированной риторики, не говоря уже о кризисном переживании ценностей, ежедневно конфликтующих с миром.
В конце концов, именно "славянофильской" баланде "единения царя с народом", питающей вымышленный консерватизм, противопоставлено "обновление институтов". Но даже и в консервативном экстракте "единения царя с народом" нет места безыдейным "генно-модифицированным" институтам. Бюрократия привыкла прятать свою слепую неуправляемость в тень национальных лидеров, но с точки зрения истории идей она несовременна даже для ранней Византии, начавшей свое тысячелетнее сопротивление Dark Age. Свежеизданный толкователь "Институций" Юстиниана (середины 6-го века) говорит, что в них "власть принадлежит императору только потому, что народ перенес на него ту власть, которая ему самому принадлежала".
Соединение ценностей и институтов перестает быть заклинанием: стоя в тени лидеров, ты не можешь быть лишь институтом, даже мертвым. Обреченно стоя в тени лидеров, а не интересов, любой политический институт принужден строиться только ценностями, а не тщетными играми в идейно-кастрированные социальные сети, "лидеров мнений", гламурчиков и паркетных вождей. Без языка ценностей не имеют содержания институты, не работает культурная память, уступая варварской подделке под процедуры. Вне ценностей-институтов – какофонический хор: персонализованная клиентела, паразитизм на властных функциях, священные коровы, региональные и ведомственные кланы, трусость статусов. Теперь, внутри кризиса, этот хор либо уйдет, либо будет истреблен, как Византия.