От редакции. Президент Египта Хосни Мубарак 11 февраля подал в отставку, передав бразды правления страной Высшему совету вооруженных сил. Высший совет предостерегает граждан от организации беспорядков. Военная полиция, отвечающая за безопасность в Каире, потребовала от оставшихся на центральной площади Тахрир демонстрантов немедленно ее покинуть, пригрозив арестами. О месте военных в настоящем и будущем Египта размышляет Даниил Воронин.
* * *
Самуэля Хантингтона, известного философа и политолога, не зря называют консерватором. Он был одним из первых, кто сказал, что главное в стране - это не демократия или авторитаризм. Главное - чтобы работало государство, чтобы решения, принятые правительством исполнялись. Именно поэтому он рассматривал СССР и США как одинаково эффективные режимы. Они работали. Если посмотреть на сегодняшнюю ситуацию в Египте с точки зрения эффективности государственных институтов, а не мифического перехода к демократии, то ситуация складывается не настолько радужная, как это могут видеть теоретики и практики демократизации.
В воскресенье, 13 февраля, военные в Египте приостановили действие конституции и распустили парламент, передав функции управления в руки Военного совета, чьим фактическим главой стал министр обороны страны Хусейн Тантави. Также армия назначила выборы через шесть месяцев, поэтому в ближайшее время египетское государство будет полностью контролировать армия. Так завершилась революция против авторитарного режима Хосни Мубарака, правившего страной более 30 лет.
Роль армии в процессе демократизации трудно переоценить. Возьмем простой пример революции на Филиппинах 1986 года против диктатора Маркоса. Революция прошла успешно, потому что солдаты отказались стрелять в протестующих. Но уже через 3 года в Китае начались выступления на площади Тяньаньмэнь. Демонстранты были задавлены танками, и демократическая революция захлебнулась, не успев начаться.
В Египте армия также отказалась стрелять по протестующим и революция удалась. Теперь транзит к демократии проходит под контролем военных. Хотя здесь было бы вернее говорить не о транзите к демократии, а отходе от авторитаризма, так как пункт назначения, куда придет Египет в результате, вовсе не обязательно будет называться демократией. Многие государства, переходящие к демократии, пополняют ряды стран «серой зоны», где демократические институты вроде бы и присутствуют, но функционируют слабо, потому что под ними есть мощный пласт институтов неформальных и реально работающих. Фарид Закария назвал это нелиберальными демократиями, а политолог Томас Карозерс режимами бесплодного плюрализма.
Вспоминая Хантингтона, снова отмечу, что перспективы Египта вряд ли будут радужными, учитывая, что во главе перехода встали военные. А военные – крайне неэффективный собственник, тем более, когда в собственности оказывается целая страна. Развитие стран Латинской Америки, где армия традиционно пользуются высокой поддержкой и уважением, только подтверждает это. Армия разделяет идеи стабильности и защиты национальных интересов, когда же дело доходит до модернизации и развития, то тут генералы оказываются бессильными. Естественным будет возразить: а как же Чили? Придя к власти, генерал Аугусто Пиночет смог провести образцовую авторитарную модернизацию. Однако феномен Пиночета в том, что это модернизация по большей части строилась американскими экономистами и экспертами, которых правительство Пиночета щедро оплачивало. Мало кто рискнул последовать примеру Чили. А если принять во внимание сильную роль антиамериканских настроений в египетской политике, то возможность подобной авторитарной модернизации кажутся еще менее вероятными.
В Египте, как и в Латинской Америке, армия традиционно пользуется уважением и доверием, в отличие от полиции, которая считается излишне жестокой и коррумпированной. Одновременно армия в Египте, как и в Турции, является гарантом от исламизации, хотя в Египте эта роль конституционно и не закреплена, в отличие от Турции.
Египетская армия имеет тесные связи с США, ее солдаты проходят обучение в американской армии. Когда в Египте начались беспорядки, второй человек в египетской армии – генерал-лейтенант Сами Анан был с визитом в США. После начала демонстраций, Анан вернулся на родину и уже оттуда в телефонном разговоре с адмиралом Майклом Мюлленом снова заверил его в стремлении продолжать партнерские отношения с армией штатов. Высшее командование двух стран охватывают сети не только формализованных, но и неформальных контактов, которые в кризисные ситуации могут быть более полезны. Более того, из 2 миллиардов гуманитарной помощи, идущих ежегодно из США в Египет по Кэмп-дэвидским соглашениями, 1.3 миллиарда приходится на долю вооруженных сил.
Для США нынешний вариант развития событий выгоден, как, впрочем, выгоден был и Мубарак, бывший, как сказал бы Генри Киссинджер, «нашим сукиным сыном». А основная угроза для Америки исходит от Мусульманских братьев и у США уже были примеры внешнеполитических провалов в подобных ситуациях. В Иране в 1979 году администрация Джимми Картера поставила на режим шаха, и когда он проиграл, на «оси зла» появилась новая точка (хотя «ось зла» как метафора возникла позднее, при Рейгане).
Поэтому переход к новому режиму под эгидой армии с одной стороны будет иметь плохие последствия для общей эффективности государственной власти, но может иметь плюсы с политической точки зрения как средство предохранения от исламизации Египта, которая невыгодна никому, кроме самих фундаменталистов.
Однако нужно принимать во внимание, что революция в Египте проходит именно под социально-экономическими лозунгами, в которых демократия имеет вторичное значение как средство более эффективного перераспределения ресурсов, но не цель. Зачем Египту демократия, если половина страны живет на 1$ в день? С этих позиций роль армии может оказаться неоднозначной: сможет ли она справиться с запросом на развитие?
Тем более, что многие лидеры оппозиции, хотя и приветствуют такой поворот событий, но задают справедливый вопрос о месте армии, ведь она всегда играла важную роль в непубличной, подковерной политике, преследуя собственные бизнес-интересы. Есть ли гарантия, что за эти полгода армия не развернет СМИ в свою сторону и не создаст «гражданское» подразделение, в виде новой партии власти? Во многих странах, военные действовали именно так, создавая фиктивные партии, контролировавшиеся ими извне.
Египет оказался в политическом тупике. Армия сможет стать гарантом от исламизации и источником внешнеполитического спокойствия для других стран, но вряд ли сможет быть агентом демократизации и развития внутри страны. Одновременно, исламисты выступают под лозунгами социальной справедливости и широкого перераспределения в пользу бедных, что находит отклик у электората. Этот вариант неприемлем уже для международного сообщества (исключая страны вроде Ирана).
Каким путем пойдет Египет и существует ли оптимальный путь – это вопрос для специалистов по демократическим транзитам. У них давно уже не было интересных задач, подобных тем, что происходят сейчас в Северной Африке. С самого распада Союза.