Национальные пробники

В последние год-полтора российский культурный контекст заметно посуровел. Все чаще слышны не то жалобы, не то мазохистские констатации - "Совок" возвращается! Власть обличается в "нео-", а то и просто - "советизме"". В том же самом уличается "народ".

Что случилось? Мы действительно живем под заклятием незабвенного Виктора Степановича (он же - Алексис де Токвиль)? Хотим "как лучше", а получается - "как всегда"? И наша "августовская революция", похоронившая СССР, при всем ее радикализме закончилась всего лишь воспроизведением ancien regime?

А может, наше "вечное возвращение" - это лишь "навьи чары"? Та самая Марксова "объективная видимость" как идеология определенной социальной группы, которая сделала "ставку больше, чем жизнь". И, проиграв, все сегодняшнее воспринимает из своего собственного добровольного "нигде"?

Вот дилемма, исследовав которую, можно попытаться найти объяснение тому загадочному разладу между порядком "мира идей" и "мира вещей", который, согласно Спинозе, должен быть один и тот же. А если не объяснение, то хотя бы правдоподобное описание диковинного феномена "тормозящего мышления", сознательно предпочитающего рефлексировать о настоящем в модальности плюсквамперфект. Кто же сегодня в России носитель этой необычной (для русской грамматики) временной формы "предшествования в прошлом"? И почему именно она доминирует в публичном дискурсе современной России?

1. Революция интеллигенции: apres moi le deluge!

Не претендуя на феноменологию нашей антикоммунистической революции (занятие, еще ожидающее своего Гегеля), ограничусь посильной феноменографией. Посильной тем более, что это наше недавнее общесоветское прошлое еще совсем свежо. Хотя и начинает уже (как полагается всякому прошлому) покрываться патиной пока что "равночестных" интерпретаций. Когда-нибудь одна из них и станет собственно "историей". А до того неизбежного времени восстановим картину.

И тогда, в эпоху "ускорения, перестройки и гласности", и сегодня всем все предельно ясно. При всей по-ленински примитивной диалектике взаимоотношений не хотящих и не могущих "низов-верхов", единственным (и, как оказалось, достаточным) "революционным классом" в СССР была интеллигенция.

Собственно, в этом и состоит вся будущая феноменология нашей последней революции: "прослойка", строго по Марксу, превратилась в "класс" в тот момент, когда обрела общее самосознание, сплотившись против "номенклатуры" (если по Восленскому) или - "коммуняк" (если по-народному). Этим и объясняется парадокс антикоммунистической, то есть буржуазной, революции без буржуазии. В ней столкнулись не два идеально-типических Марксовых "класса", а два полюса одной и той же "прослойки": один - номенклатурно-"бюрократический", другой - номенклатурно-"творческий". При том, что оба состояли в одной и той же КПСС.

"Интеллигенция" в итоге совершенно случайно обыграла "номенклатуру", когда та не нашла ничего более умного, чем под предлогом "заболевшего Горбачева" придумать ГКЧП (ПУТЧ). Сверхдержава СССР совершенно по-розановски "слиняла в три дня". Ибо уже 22 августа 1991 года все в СССР догадались, что СССР больше нет. И эту "победу" (она же - "первородный грех") интеллигенция мужественно взяла на себя.

Так сложилось, что великий декаданс мирового коммунизма оказался величайшим ренессансом российской интеллигенции. Последняя декада ХХ века - годы ее невиданного триумфа. Хотя и в развале Российской империи - начиная с революции 1905 года и "думского путча" 27 февраля 1917 года - она поучаствовала основательно. Но в 1991 году ее роль была действительно исключительной, если не абсолютной. И она оставалась таковой фактически до осени 1999 года.

Да, конечно, были обиды и разочарования. Сам феномен "Яблока" как партии обиженной "советской интеллигенции" тому наглядное доказательство. Явлинский и "яблочники" как всякие нормальные интеллигенты жаждали "власти", но оказались в тени первого интеллигентского (что не исключает - интеллигентного) правительства России - так называемых младореформаторов. Обида зашла настолько далеко, что "Яблоко" даже стало играть в союз с еще недавними заклятыми врагами - "коммуняками". А на президентских выборах 1996 года Явлинский едва не сыграл роль российского Ральфа Нейдера, который в 2000 году отобрал ключевые голоса у Эла Гора. Когда б не покойный Лебедь...

Но в целом для российской интеллигенции это было не менее "замечательное десятилетие", нежели то, о котором с таким проникновением в дух и атмосферу николаевской эпохи написал Исайя Берлин. Тем более что завершилось оно еще одним, и теперь уже действительно последним, триумфом интеллигенции - феерической "победой" буквально в последнюю минуту сколоченного из разных "партий" и движений "под ключ" блока СПС на думских выборах в декабре 1999 года. Отныне и навсегда эти магические 8,52% - вожделеемая и недостижимая цифра для любой очередной "партии российской интеллигенции".

2. Андерграунд из "Термидора"

Однако новый век обозначил принципиально новый тренд. Строительство всерьез новой российской государственности и тотальная реконструкция страны востребовали не "революционеров духа", а менеджеров, предпринимателей и интеллектуалов. Обладателей прагматических умений и практически применимых экспертных знаний. В результате началась неизбежная маргинализация интеллигенции, поскольку en mass она предпочла не разменивать свой священный статус "революционного класса" на мелочовку профанных "деловых сословий".

Закономерно этот процесс вызвал формирование комплекса интеллигентской обиды на все и на всех: на страну, на народ, на власть. Тем более что в этой "новой власти" обнаружилось - о ужас, с самого верха! - наличие той самой "кровавой гэбни", которую "мы победили" в августе-91. Снятый, казалось бы, навсегда с постамента "железный Феликс" вдруг вновь оказался в кремлевских кабинетах!

Как итог уже в совершенно другой России возникла протестная неоинтеллигентская субкультура. Своего рода возвратный андерграунд. Из "самоотверженных" победителей "совка" начала - середины 90-х сформировалось сообщество "само-отверженных" лузеров. Самосознание этого "нового подполья" можно описать термином, придуманным еще в 1922 году Виктором Шкловским для российской досоветской интеллигенции: "пробники".

Не буду уточнять всех физиологических деталей этого образа из области коневодства (о Брюсове - либо ничего, либо хорошо) - любопытствующих отсылаю к "Сентиментальному путешествию". Но суть ясна: советская интеллигенция, распробовавшая власти во всяких видах, но так и не ставшая властью, огорчилась "до скончания дней". В смысле столь излюбленного Бердяевым (за отсутствием русского эквивалента) - ressentiment.

И вот этот самый рессентимент постоянно подпитывает "послепотопное" кредо волонтеров нашего неоандерграунда: пропади оно все пропадом, если без нас! Кто-то когда-то откровенно так написал: "Миру ли провалиться, или мне чаю не пить?"

3. "Совок" как воля и представление

А что, скажут, плохого в неоандерграунде? Люди свободно избирают ту социокультурную нишу, в которой им комфортно. Чего к ним приставать-то?

И правда - ничего плохо. Вопрос только в том, какие это люди и на что они претендуют. И вопрос этот не о "хорошем" и "плохом". Он, если угодно, "о рождении трагедии из духа музыки". Но не в ницшевско-блоковском смысле, а в смысле - "недолго музыка играла". И со всеми из этой "недолги" вытекающими культурообразующими последствиями.

"Само-отверженный" маргинализм уже неосоветской интеллигенции не тот феномен, которым можно пренебрегать, если мы задаемся вопросом о культурной репрезентации современной России. А в этом сегодня остается самая большая неясность: создав новую страну, новую государственность, строя "планов громадье", мы до сих пор не понимаем сами себя. А ведь в постпетровской России традиционно эту функцию выработки самопонимания (еще со времен чаадаевского первого "философического письма") брала на себя именно интеллигенция. И даже энергичное ленинское сравнение интеллигенции с "г....м" не отменяет того факта, что она все-таки была и все еще есть - "мозг нации".

Но в состоянии ли нынешняя интеллигенция с постпотопным менталитетом выполнять ключевую для всякого общества функцию? Сможем ли мы опознать сами себя в той репрезентации, которая неизбежно рождается в виде нескончаемых "Записок из (антисоветского) подполья"? И если нет, то нужно ли винить в этом самих "подпольщиков"?

Дело, конечно, не в чьей-либо вине. По известному афоризму, то, что происходит с культурной репрезентацией России, хуже, чем преступление. Это ошибка. Но ошибка неизбежная, "зашитая", так сказать, в самом коде постсоветской (доколе она именно "пост" и именно "советская") культуры. "Само-отверженные" маргиналы в строгом соответствии со своим классовым интересом вырабатывают свою идеологию (не в смысле "либеральную", например, а в Марксовом смысле - "немецкую"), которую и представляют в виде доминирующего публичного дискурса. Особенность создателей этой идеологии в том, что, подобно обитателям знаменитой платоновой "пещеры", они видят только "тени теней". Вторичные образы "совковых страшилок", всплывающих в их искаженном рессентиментом сознании.

Тип сознания, производящий такую идеологию, можно было бы назвать греческим термином "паранойя", если бы он не был дискредитирован психиатрами. Пребывание "возле смысла" создает мощную семантическую радиацию, рождающую как бы узнаваемых семиологических мутантов. Излюбленный советской интеллигенцией гойевский образ "спящего разума" сегодня идеально точно применим к ней самой. Навевающая сама себе и всем остальным "сон золотой", так и не состоявшаяся властью интеллигенция вновь осваивает по-советски привычную нишу контркультуры. И, глядя из этой ниши, совершенно естественно опознает окружающий мир как реплику квинтэссенции советизма - "брежневского застоя".

Ей мерещится "президентская администрация - ЦК КПСС", Сурков как Суслов в Кремле, "Единая Россия" как КПСС. Российский гимн оказывается неотличимым от советского. А выступление на съезде единороссов женщины, профессия которой - "ткачиха", не случайно вызвало в андерграунде такой восторженный ажиотаж. Субкультура ретроаналогий, при всей своей замкнутости и самодостаточности, периодически нуждается в подпитке извне - из реального мира. Ведь на самом деле без этого мира она - ничто. Отражение в кривом (без обид - какое есть!) зеркале неустранимой интенциональности.

Но что получается, когда "отражение" претендует на "подлинность"? Когда анахронистический антисоветский дискурс оно представляет как адекватный "реальности"? Ответ очевиден: так усилием андерграунда конструируется вымышленный мир якобы реинкарнированного "совка". И волевым же усилием проецируется в самосознание нации, едва-едва обретающей идентичность. Круг замыкается: победители "совка" снова нуждаются в нем же для самооправдания и социокультурной реабилитации. "Сказка", которую безуспешно рассказывает россиянам КПРФ, на наших глазах оборачивается интеллигентской "былью".

4. Комплекс как призвание - призвание как комплекс?

Тогда последний вопрос. А может, это все и замечательно? Ведь, реинкарнируя советизм в современной России, интеллигенция тем самым как бы сшивает воедино прежде разорванные в национальном самосознании исторические эпохи. Восстанавливает тот событийно-смысловой континуум, без которого невозможна вменяемая идентичность любого народа. То есть нечаянно делает то важнейшее дело, которое пока что безуспешно пытается делать "власть"?

В этом была бы величайшая и поучительнейшая "ирония истории" - когда бы это было действительно так. Но проблема в том, что, встраивая в самосознание формирующейся российской нации комплекс "вечно возвращающегося "совка", интеллигенция (опять-таки бессознательно) отсекает это самосознание от всей досоветской исторической традиции. И одновременно купирует развитие в будущее.

Негативная акцентуация на "советском" фактически "укорачивает" Россию до ста лет, создает из ее тысячелетней истории набор "матрешек" - архетипов русской монструозности, самовоспроизводящихся с регулярностью раз в столетие. И тогда "детством" нации оказывается эпоха Сталина - грозного "отца", формирующего интеллигентский "эдипов комплекс".

Таким образом, советский антисоветизм постсоветской интеллигенции превращает ее самое в национальный невроз - в группу - носителя комплекса национальной неполноценности. Но не в этом ли и состоит ее национальное призвание?

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67