Да это совсем не важно, может тут не выдержать раздраженный читатель, главное, что национальности есть, что они объединены прочными «скрепами»: длительным проживанием на одной территории, общим прошлым, языком, обычаями, кровнородственными связями и так далее. Действительно, если мы включим телевизор, то обязательно увидим американцев, арабов, грузин, иракцев, китайцев, литовцев, палестинцев, русских, украинцев, чеченцев, и в том, что они – реальность, нет никаких сомнений. Однако сомнения могут возникнуть, если мы попытаемся задуматься о самих «скрепах», т.е. о том, что именно и каким образом объединяет людей в этнические/национальные сообщества.
В науке сегодня выделяют три принципиально различных подхода к пониманию этнических общностей и характера объединяющих их «скреп». Первый, эссенциалистский (иначе – примордиалистский), кратко говоря, состоит в признании «этноса» природной данностью. Его появление обычно связывают с европейским колониализмом и выработкой наукой XIX в. теории рас. Следует добавить, что этот подход прост для понимания в силу своей «очевидности» и наиболее прочно укоренен в общественном сознании, особенно через понятие «биологического родства».
Второй подход, конструктивистский, являющийся в известном смысле противоположностью первому, сложился сравнительно недавно. Тем не менее, конструктивистская трактовка этничности довольно быстро приобрела авторитет в научном мире. Ученые проследили, как именно происходили процессы складывания разного рода «воображаемых сообществ», преимущественно на этапе образования национальных государств (XIX в.). Одним из самых удивительных их открытий стало множество доказательств того, что нередко народы были в прямом смысле «выдуманы» представителями интеллектуальной элиты. Эти представители получили в Чехии имя «будителей».
Схематично картина происхождения этих «воображаемых сообществ» может быть представлена следующим образом: сначала интеллектуалы создают и научно подкрепляют некий национальный миф; затем этот миф различными способами (преимущественно через исторические и литературные произведения) внедряется в сознание населения страны как представителей единого народа (или его части); наконец, происходит интериоризация мифа и самоидентификация каждого отдельного человека с единым «народом», «нацией», «национальностью», «этносом».
У нас конструктивистский подход активно пропагандируется директором Института этнологии РАН Валерием Тишковым при анализе феномена этничности в советском и постсоветском контексте. По его мнению, взгляд на этничность через конструктивистскую «исследовательскую призму» позволил «обнаружить яркую картину советской этнической инженерии». Один из выводов, к которым пришел этот ученый муж в результате проведенного анализа, для нашего случая особенно важен. «Хотя концепция этнонациональной общности представляет собою воображаемую конструкцию, – говорит В.А. Тишков. – Это не мешает ей становиться жесткой реальностью и основой для коллективного действия. Особенно в современной России, где люди через этничность обретают утраченные чувства личной и коллективной самоценности, а лидеры часто добиваются социального контроля и политической мобилизации через обращение к этническим чувствам и коалициям» [1].
Поскольку большинство людей продолжает разделять примордиалистское понимание этничности, ее конструктивистское истолкование оказывается малоэффективным для решения конкретных задач государственного управления, в особенности в условиях межэтнической напряженности, во время межэтнических конфликтов и так далее. По этой причине (т.е. вследствие необходимости практического подхода к общественным явлениям и процессам) в современной теории этноса разрабатывается и третий смешанный подход, называемый инструменталистским. Этничность рассматривается в нем как важная реальность современного общества, одна из «силовых линий», по которой происходит его стратификация. Вопрос заключается в том, как обществу управляться с этой важной реальностью, игнорирование или непонимание которой политиками (а нередко и циничное ее использование) имеет следствием многочисленные кровавые конфликты.
Таким образом получается, что, с одной стороны, большинство исследователей сегодня понимает этносы как воображаемые сообщества, существующие не в природе, а исключительно в человеческом сознании, с другой, очевидно, что эти сообщества вполне реальны и являются важным фактором современного общественного развития. То есть, даже если мы признаём этносы «воображаемыми сообществами» и будем считать другие точки зрения необоснованными и ненаучными, нам все равно приходится сталкиваться с этими сообществами как с реальными, а отнюдь не «воображаемыми» группами людей.
Очевидно, в целом ряде случаев необходимость различения людей по этническому/расовому признаку важна для государственных органов. И такое различение на официальном уровне сегодня практикуется, по-видимому, во всех странах. Следует однако подчеркнуть, что эти практики не имеют никакого научного обоснования. Они основаны исключительно на принятых в обществе представлениях (подтверждая тем самым конструктивистскую трактовку этноса), к тому же область их применения в ряде стран строго ограничена законодательно.
В США, например, выходцев из Латинской Америки (а вместе с ними испанцев и португальцев) обозначают как Hispanics («испаноязычные»), хотя, ясное дело, в действительности это далеко не всегда так, поскольку Hispanics могут вовсе и не знать испанского. Это обозначение обычно дается в соответствии с определенным фенотипом (в некоторых случаях синонимом выступает Latinos). Здесь существуют также группы населения, которые обозначаются как Asian Americans (выходцы из Азии, «азиаты»); Native Americans («коренные американцы», по-нашему «индейцы»); Black или African Americans («чернокожие» или «афроамериканцы») (предполагается, что их предки были выходцами из Африки); Middle Easterners («ближневосточные») (выходцы из Ирана, Саудовской Аравии, Египта и др.); наконец, White Americans («белые американцы») (выходцы из Европы, Северной Азии, России и др.). Понятие этничности, как видим, близко совпадает с биологическим понятием расы, хотя и далеко не всегда [2].
В Великобритании сегодня наиболее принятой является классификация этнического/расового состава населения, использовавшаяся в ходе переписи 2001 г. Ее вопросник включал следующие группы: белые (британцы, ирландцы, другие); смешанные (белые и черные карибцы, белые и черные африканцы, белые и азиаты, другие); азиаты или британцы азиатского происхождения (индусы, пакистанцы, бангладешцы, другие); чернокожие или чернокожие британцы (чернокожие карибцы, чернокожие африканцы, другие); китайцы или другие (китайцы, другие) [3].
Эта классификация с 2003 г. лежит в основе методики словесного самоописания задержанных британской полицией (т.н. самоопределяемая этничность – SDE). Одновременно в Великобритании от самих полицейских требуется определение этничности/расы задержанного с помощью иной классификации – т.н. кода идентичности (IC), включающего семь категорий: 1 – белые европейцы; 2 – темнокожие европейцы; 3 – афро-карибцы; 4 – азиаты (в британском понимании индусы или пакистанцы); выходцы с Востока – 5; арабы/североафриканцы – 6; неизвестная этничность – 0. К сказанному важно добавить, что сами определения этносов («ирландцы», «пакистанцы», «китайцы» и пр.) в публикуемых полицейских сводках, а также в радио и телевизионных репортажах не фигурируют. Сообщение о несчастном случае на дороге, например, может содержать такие сведения: «водитель – мужчина IC1, пассажир – женщина IC3». В общем, инструменталистский подход порожден практическими задачами жизни общества и в большинстве случаев основан на конструктивистской трактовке этноса. Он признает, что понятие «этнос» не универсально: в разных регионах, странах, территориях существуют разные представления об этничности и разные обозначения этносов, сложившиеся исторически.
* * *
Высказанные в этой статье соображения позволяют прийти, по меньшей мере, к двум общим заключениям относительно содержания понятия «национальность» в современном его употреблении в России. Первое – что это содержание в высшей степени неоднозначно и спектр значений «национальности» располагается между представлениями о кровном родстве, с одной стороны, и гражданстве, с другой. Второе – что это содержание исторически изменчиво, причем его изменения происходят буквально на наших глазах: от «кровного родства» оно упрямо дрейфует к «гражданству».
Исходя из этих заключений вполне можно предположить, что в не очень далеком будущем представители всех народов Российской Федерации на вопрос о своей национальности станут отвечать одинаково, как это делают граждане Франции, Германии, Великобритании, США и других западных стран, разительно отличающиеся друг от друга по своим фенотипическим, культурным, и другим признакам. Каким именно будет этот ответ угадать сложно. «Россиянин»/«россиянка», как этого уже все чаще происходит сегодня? Или все же «русский»/«русская»?
Примечания: