От редакции: Он сказал в своей благодарственной речи: Россия - не та страна, в которой соблюдаются законы и возможен диалог между гражданами и государственной властью. Он потребовал от Запада поддержки в деле построения в России подлинно демократического общества. Это были слова российского философа Михаила Рыклина на вручении премии Лейпцигской книжной ярмарки в 2007-м году за книгу "Свастика. Крест. Звезда. Произведение искусства в эпоху управляемой демократии". В немецком варианте - "По праву сильного" ("Mit dem Recht des Stаrkeren"). Эта книга, вышедшая и в России в 2006-м году является документальной "повестью" о событиях, развернувшихся вокруг скандальной выставки "Осторожно, религия!".
Владимир Можегов пишет о ее "сиквеле" - выставке "Запретное искусство". И одновременно - о сложном клубке взаимоотношений, сложившихся по поводу скандальных произведений современного российского искусства: отношений между Церковью, государством и обществом.
Выводы, к которым приходит автор предлагаемой статьи, не кажутся нам бесспорными, но как позиция, подкрепленная определенными аргументами, статья имеет право на обсуждение. И еще раз напоминаем: статьи из рубрики "Особое мнение" не обязательно должны соответствовать редакционной позиции по обсуждаемой теме.
Ну, во-первых, ничего неожиданного в том, что выставка "Запретное искусство" в Сахаровском центре получила продолжение в Следственном управлении Таганского района г. Москвы, нет. Суд - нормальная демократическая процедура. Слава Богу, Сахаровский центр не ровняют с землей бульдозерами, а художников с правозащитниками вместе не ссылают на Соловки, для нас уже это - немалое достижение демократии.
Во-вторых, выставка действительно была принципиально провокационна. Хотя те комплименты, что расточает ей "Постановление о привлечении Ю.В.Самодурова в качестве обвиняемого по делу о возбуждении религиозной ненависти и вражды", и кажутся чрезмерными. Едва ли все же посетители всерьез подверглись тому "сильнейшему психотравмирующему воздействию чрезмерной силы, несущему прямую угрозу целостности личности и разрушения сложившейся у них картины мира, что явилось психотравмирующим событием и сильнейшим стрессовым фактором для них, причинило им непереносимые нравственные страдания и стресс, а также чувства униженности их человеческого достоинства". Подобной - завидной для каждого художника - силы переживания могло бы вызвать чтение Псалмов Давида или, на худой конец, романов Достоевского, но не просмотр той откровенной и скучной халтуры, которая была собрана в центре Сахарова.
Тем не менее все эти Микки-Маусы в сценах Нагорной проповеди и Гефсиманского сада, рекламы "Макдональдса" с лицом Христа и надписью "Это - тело мое", черная икра в окладе иконы Богоматери и прочие графические композиции типа "Пошел ты...", несущие в себе (цитирую) "особо циничное и изощренное деструктивное воздействие на сознание и подсознание зрителей", увенчанные "изображением взрыва на фиолетовом фоне" и восклицательным знаком, завершающим слово, состоящее из четырех букв: "х", "у", "я", "к", - составили одну мощную и увесистую дулю, которую устроители откровенно сунули в лицо... ну, скажем так, - "нормам общественной морали". То есть устроители совершенно сознательно нарывались. И то, что получили в ответ, - в общем, закономерно.
Если говорить о самой природе конфликта, то борьба консервативного общества с его консервативными нормами и моралью и художественного авангарда с его преодолением всех и всяческих границ - тоже совершенно естественна и, я бы даже сказал, благословлена Творцом. И Иаков боролся с Богом. А Воскресение Христа осуществило столь радикальный взлом всех космических границ, что никаким консерваторам, как ни старались они приваливать камни ко Гробу, опечатывать его и устанавливать круглосуточную стражу, предотвратить его так и не удалось.
Но за прорывы надо платить. Художник должен сознавать, что за свое художество он будет неизбежно бит в морду, и неуклонно, выражаясь фигурально - прибит к кресту. Это входит в правила игры, в которую он играет. И глупо поднимать по этому поводу шум и "пикетировать Пилата".
Или спросим иначе: можно ли трактовать Воскресение Христа как оскорбление чувств верующих иудеев и пытаться разрешить этот конфликт в суде? Это как минимум глупо, поскольку Воскресение - для тех, кто его видел и верит, - говорит само за себя, оно - очевидно.
В нашем случае все очевидно далеко не так. И все, что мы видим на первый взгляд, - лишь нагромождение нелепиц. Нелеп - в целом - этот суд. Нелеп крик правозащитников. Более всего нелепа сама эта выставка, в отличие от абсолютно гениального Воскресения даже не талантливая, а, прямо скажем, - откровенно убогая. Все работы невыносимо тавтологичны. Это - безнадежная графомания, каракули двоечников, даже не очень старательно перерисовывающих давно известные иконы старых мастеров поп-арта. Что для Актуального искусства (где актуален все же прецедент) равносильно расписыванию в творческой несостоятельности.
Да и вообще, вся эта трамвайная перебранка убогих художников и полувменяемых фанатиков, драка контуженого с безногим (поводом для обвинения, напомню, послужила жалоба, поданная активистами православно-патриотического движения "Народный собор") напоминает сцену из "Андрея Рублева" Тарковского, где два еле держащихся на ногах мужика безрезультатно пытаются перешибить друг друга оглоблей. Примерно так, мне кажется, это все и видится из Америки-Европы? И все это поллюционное нижнее белье наши правозащитники поднимают теперь на копье и размахивают им как священным знаменем борьбы за свободу.
В общем, за державу обидно...
И ногою - топ...
Это было о форме, теперь - о содержании. То, что Юрий Самодуров - человек интеллигентный, талантливый, умный, которого заподозрить в отсутствии художественного вкуса невозможно, - кажется, очевидно. Ясно, что для него эта выставка была никакой не художественной акцией, а, скорее, актом отчаянья, акцией отчаянного сопротивления государственной и духовной цензуре, о чем он откровенно и говорит: "Церковь в настоящее время стремится к духовной и идеологической монополии в стране, а у государства нет иного союзника в этой сфере, кроме Церкви. Все остальные явления этой сферы - свобода, демократия, права человека - что называется, из другой оперы. Государство не может сосуществовать с этими явлениями. Таким образом, только Церковь является верным и надежным союзником государства. А государство сегодня ставит себя в отношении с обществом в позицию "ногой топ!", делая невозможными мнения, отличные от официального, в частности, по вопросам художественной культуры. И оно защищает Церковь, одновременно используя ее".
Ну да, а Церковь, в свою очередь, использует государство. И все это сказано, по-моему, совершенно справедливо. Обидно только, что то и как это сказано, сам художественный язык высказывания сводят всю эту очевидную правоту почти к нулю. Эх, как говорится, то же бы самое, да другими бы словами?
Но, видно, таково наше время. Сношающиеся среди медвежьих чучел студенты? Махровые фундаменталисты с иконами Грозного и именем "тайного христианина Сталина" вместо Иисусовой молитвы на устах... Племя веселых кастратов-художников... И хоть бы капля ума, смысла, таланта, божественного юмора во всем этом! Но, как говорится, - других писателей у меня для вас нет...
И получается: Юрий Самодуров неадекватен сам себе как интеллигент, художники неадекватны себе - как художники, правозащитники - как правозащитники, и, кажется, одно только государство ведет себя до конца адекватно. Юмор - это все же по части художников, государство по природе своей шуток не понимает, оно блюдет устои. Точно так, как поступают и десятки других государств по всему миру. Похожие, совсем недавние истории вспоминаются - навскидку - в Израиле и Польше...
Интеллигентный человек (как человек интеллигентный) должен же понимать, что, делая характерный (и совершенно по-своему законный), но в высшей степени нецензурный жест в сторону государства и его "полиции нравов", он одновременно задевает и множество ни в чем не повинных людей. Он должен учитывать специфику страны, в которой живет, соотносить себя со своей страной и людьми, в ней живущими, быть милосерднее, что ли...
Наконец, его святая борьба должна быть, как всякое настоящее дело, жертвенна. То есть он должен быть готов к жертве ради идеалов, которые защищает. (В данном случае, мне кажется, остается только с достоинством молчать и попросить не кричать слишком громко своих друзей.) Все, что происходит, в общем и целом - в пределах нормы, и судебное разбирательство входит в художественную ткань выставки "Запретное искусство" как перформанс, естественно и закономерно продолжающий ее инсталляцию.
Спровоцированное насилие
Взглянем, однако, на проблему шире. Или, вернее, взглянем в самую ее суть. Проблема по имени "свобода художника" вскрывает смысл конфликта, напряжение которого - в двух совершенно несводимых друг к другу матрицах сознания, двух взглядах на мир, свободу и человека...
Мы признали, что выставка была художественно ничтожна и - хотели или нет того устроители - оскорбительна. Что судебный иск, с точки зрения государства, - мотивирован. Признаем же, что и выпад Юрия Самодурова был направлен отнюдь не против православных или, скажем, Христа, а против высшей церковной номенклатуры, той конкретной бюрократической структуры, которая с помощью определенных рычагов влияния стремится застолбить за собой максимальное пространство свободы мысли и совести человека...
Обвинения "Постановления", утверждающие, что " фонд экспонатов для формирования выставки изначально подбирался не по критериям их художественной ценности, а исключительно по критерию возможности их использования для более сильного выражения отрицательных эмоциональных оценок, нетерпимости и экстремистских идей в отношении Русской Православной Церкви как религиозной организации", - в общем, справедливы. Только та "религиозная организация", о которой идет речь, является, по сути, лишь очень малочисленной (пара сотен, если не пара десятков человек) группой чиновников, крайне притом непопулярной в народе (в том числе и церковном) и имеющей к этой самой "Русской Православной Церкви" довольно-таки косвенное отношение. Двадцать человек - это еще не Церковь, это - начальство.
Но здесь и происходит ключевая подмена,
трудно распознаваемая в силу того, что сама риторика и действия "организации" склонны к постоянным девиациям и пропитаны двусмысленностью.
Да, католики ведут сотни подобных дел "о защите чести и достоинства", и никакого скандала это не вызывает. Но католики ведут свои дела честно, выступают с открытым забралом, а не прячутся за спину государства, пытаясь расправиться с врагами чужими руками. Ничего не попишешь, здесь имеют место разные традиции - наш цезарепапизм, воспитывающий малодушие, изворотливость, угодливость и двуличие, и их папоцезаризм, питающий главным образом гордость.
Но все в нашей сегодняшней истории встало бы на свои места, если бы иск Ю.Самодурову подала от своего имени Русская Православная Церковь. Тогда крик правозащитников стал бы бессмысленным, церковная верхушка выступила бы защитником Церкви (то есть тем, чем она и должна являться по сути), и от всей нынешней двусмысленности не осталось бы следа. Но двуличность и малодушие - в византийской крови, и кровь эта слишком жидка. А желания, "жадною толпой стоящие у трона", слишком прозрачны. Потому и получается то, что получается.
Но если прочитать эту историю так, как мы теперь ее прочитали, то коннотации скандальной выставки окажутся совсем иными. Скажем, "основное содержание и цель экспоната "Без названия", представляющего собой распятие с изображением ордена Ленина вместо головы Христа, окажутся не в том, чтобы "утверждать, что равным образом тоталитарны и деспотичны православное христианство и большевистский режим" (кстати, почему до сих пор не возмутились коммунисты? Я бы на их месте обиделся и на художников, и на чиновников, и на РПЦ), а в том, что "равным образом тоталитарны и деспотичны" большевистский режим и режим высшей клерикальной номенклатуры, в народе метко прозванной "митрополитбюро".
И здесь уже начинает являть себя несомненная художественная правда. Ведь художник, каким бы неудачником он ни был, лишь прилежно воспроизводит действительность, которую видит. И икона с черной икрой, в конце концов, - не больший поп-арт, чем торгующий вином и сигаретами митрополит. И торгующий на шикарной православной ярмарке схимонах - не менее дик, чем Микки-Маус в образе Христа. А логотип "Макдональдс"... Но об этом позже.
Итак, здесь снова можно сказать: нарвались. Бесцеремонность, с которой церковная бюрократия врывается на чужую и чуждую ей территорию, ее полное неумение себя вести, откровенная жажда власти и утробная ненависть ко всему ей непонятному, прежде всего к свободе и человеку, - все это не может не порождать ответного чувства (увы, человеческого, слишком человеческого). Я не силен в юриспруденции, но это называется, кажется, спровоцированным насилием.
Ведь не пользуйся высшая церковная номенклатура бюрократическими механизмами для давления на свободу слова, не было бы и этой выставки. Был бы у церковников в душе Христос, а не "священное золото Византии", не было бы нужды и в бюрократических рычагах. Были бы они способны чудотворить, не потребовалось бы ни справок о бывшем тысячелетнем чудотворстве, ни необходимости защищать свои святыни посредством полицейских дубинок. Вынужденная же действовать подобным образом, священная бюрократия демонстрирует лишь собственную духовную несостоятельность, свою собственную духовную импотенцию...
Среди ее святынь (храмов, священной утвари, предметов культа - всей этой священной материи) не оказалось, увы, места для человека и его души. Сей "священный материализм" и порождает протест всякой души, верящей в нечто большее, чем "византийское злато". И взаимная острая нелюбовь церковников к правозащитникам и правозащитников к церковникам (что первично?) - передовая этого неизбывного конфликта. И что важнее: дух или материя, человек или символическая святыня? - главный (религиозный по сути) вопрос бесконечной русской революции, бессмысленной и беспощадной.
А то, что при этом накрывается медным тазом все, что ненароком оказалось в зоне очередного взрыва, - ну что ж, так получилось, ничего личного, не сочтите...
И все же если нашей церковной бюрократии, как она сама простодушно признается, жизнь всего человечества представляется менее ценной, чем "вера" и "святыня" (а в данном случае задета именно она), то правозащитникам такое наплевательство на людей все же не к лицу. И грустно, что этот опыт свободы так неудачен. Здесь, может быть, хватило бы одной, но гениальной работы...
Вот Микки-Маус, распятый на кресте из воздушных шариков, - не помню уж чей, но совершенно гениальный (тоталитарный) символ нашей постмодерной эпохи. Символ, прежде всего, бесконечно талантливый. А что у нас? Самодовольство да пошлость, без тени творческой мысли, одинаково отвратительные и в художнике, и в чиновнике, и в бюрократе-священнике. Потому Матрицы и несводимы. Потому и выходит безобразная трамвайная склока, а не манифестация воскресшей души...
Гениев не видать, потому и конфликт неисчерпаем. Кругом царит одна монументальная пошлость, отлитая в грандиозных чудищах Церетели. А Воскресения не выходит. Потому что любое Воскресение - это всегда преодоление границ, выход за рамки. Но и озлобленные ныне правозащитники, и художники-импотенты, и огосударствленные церковники остаются в своих одинаково убогих, бездарных и единственно знакомых им форматах, в смертном теле, каждый - в своем...
Минимум и максимум
Для Господа Бога всякий человек дороже целого мира. Для Всеволода Чаплина даже жизнь всего человечества не значит ничего. Для правозащитника важен всякий конкретный человек, которого он неизбежно сводит к одномерной плоскости.
Да, выходит довольно плоский человек, человек без третьего измерения. Но в нашем жестком, законническом, неспособном на настоящую радость и вдохновение мире - это зачастую та единственная плоскость, в которой еще можно отстоять его свободу от притязаний жадных властолюбцев. Правозащита - это служение, и служение в высшем смысле религиозное, защита необходимого минимума человека.
Церковь призвана защищать человека высшего, максимум человека, ведя его к встрече с Богом, дарующим бессмертие. Но на деле (и в этом-то все и дело!) она ведет его к себе самой, и служит сама себе, и становится иконой для себя самой. И превращает людей, идущих к ней, не в свободных детей Бога, а в своих рабов.
Если бы только Всеволод Чаплин отрекался от низшего человека ради человека высшего! Но, увы, он отрекается от "человека в принципе" ради "в принципе святыни". Он защищает свою "святыню" от человека вообще, а сама "святыня" эта оказывается в итоге лишь собственной его священной плотью. Он защищает тот самый предельный эгоизм религии, который Александр Шмеман называл "средоточием демонизма" и который и находит свое полное выражение в совершенной ненависти к человеку и его свободе.
Лично мне в служении жертвующих собой ради минимума человека правозащитниках христианства и святости видится гораздо больше, чем в любой священной касте, пытающейся узурпировать свое "право на Бога". "Порча наилучшего дает наихудшее" - это знали еще древние римляне. "Максимализм теории приводит к минимализму нравственности" - это заметил Александр Шмеман, обратившись к Византии.
Андрей Сахаров доказал свою веру всей своей жизнью - жизнью как жертвой (причем жертвой своей, а не чужими жизнями, как призывает сегодня Всеволод Чаплин). Сахаров и Христос поняли бы друг друга без слов. Им достаточно было бы просто взглянуть друг другу в глаза. Потому что оба они - личности, оба видят Другого, оба знают, что есть вера, любовь и жертва.
Но нынешние церковники, нынешние художники и правозащитники не понимают и никогда не поймут друг друга, потому что они, увы, не личности, им неведомо вдохновение настоящей радости и свободы и они тянут и тянут свои "скучные песни земли". И только догмы, правила и законы у каждого свои, и написаны они на разных языках.
Подтверждением чего и служит вся эта история.
И так это и будет продолжаться до тех пор, пока все окончательно не развалится или пока не явятся в каждом из этих лагерей по-настоящему талантливые, вдохновенные люди, способные жертвовать и спасать, а не только отстаивать эгоизм (личный или корпоративный) и натягивать собственное "видение мира" на весь этот (сколько хватит утробы) несчастный мир...
Примирить Церковь, культуру и правозащитников можно (все эти матрицы давно уже примирены во Христе). Беда в том, что все они - и церковники, и художники, и правозащитники - слишком далеки от Христа, и если где и способны сойтись, то только в суде; если что и может подвигнуть их к этой встрече - то только глумление...
Снова - под конвоем...
"Печально я гляжу на наше поколенье", как говорил поэт, и печальные последствия предвижу.
Прошлая выставка "Осторожно, религия" стоила Юрию Самодурову штрафа. Нынешняя грозит, по-видимому, очень большим штрафом, как бы вторым предупреждением - второй желтой карточкой.
Но не о том тревога.
Всеволод Чаплин как-то обронил уже мысль о необходимости защитить дорогие (дороже самого дорогого) ему "символы" и "святыни" законным порядком. То есть так же примерно, как защищены законным порядком логотипы "Мерседес-бенц" и (вот оно, добрались наконец) корпорации "Макдональдс".
Помню, как-то, несколько лет назад, мне попалось в руки Евангелие (из тех, что раздают на улицах протестанты), на последней странице которого я с изумлением прочел что-то вроде: Все права соблюдены. Копирование и использование любой части книги преследуется по закону. Не знаю, что имели в виду издатели, но от грандиозности замысла у меня тогда захватило дух. Нечто подобное зреет, мне кажется, и в удивительной голове Всеволода Чаплина. И боюсь, как бы после всей этой истории окончательно не вызрело.
Представьте себе что-то в этом роде: логотип (торговая марка) РАСПЯТИЕ - собственность РПЦ(мп) Копирование и использование любой части этого логотипа преследуется по закону.
Распятый Христос под конвоем черных полковников - каков сюжет? Собственно, обо всем этом уже гениально сказал когда-то Пушкин в стихотворении, в котором что ни слово - то в самую точку наших сегодняшних рассуждений.
Мирская власть
Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и пресвятая дева,
Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честного,
Как будто у крыльца правителя градского,
Мы зрим - поставлено на место жен святых
В ружье и кивере два грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?