Социологические опросы в России проводятся в наши дни множеством различных организаций и общественных движений. Однако год от года интерес к данным этих опросов неуклонно снижается. Сейчас уже трудно поверить, что двадцать лет назад социология, наряду с экономикой, была едва ли не самой популярной в стране наукой: тогда ее, по выражению одного из экспертов, рассматривали как «оружие, которое можно направить против власти». Этому немало способствовала личная позиция Михаила Горбачева, использовавшего данные независимых соцопросов для борьбы с противниками своего курса в высших эшелонах КПСС. То был золотой век отечественной социологии – к сожалению, очень короткий.
Большая Тройка
Именно к этому «золотому веку» относится возникновение ВЦИОМ – Всесоюзного (с 1992 – Всероссийского) Центра изучения общественного мнения. Карт-бланш на его создание Горбачев дал знаменитому академику Татьяне Заславской, работавшей в Новосибирском Академгородке. Заславская, автор опубликованного на Западе и запрещенного в СССР «Новосибирского манифеста», организовала новый центр по образцу западногерманского Института демоскопии в Алленсбахе. Коллектив ВЦИОМ был создан в значительной мере за счёт слияния нескольких научных коллективов, как московских, так и новосибирских. Некоторые из этих коллективов, такие, как кружок Юрия Левады, при советской власти существовали на полулегальном положении.
В течение следующих нескольких лет из «материнской» структуры ВЦИОМ выделился целый ряд социологических служб и агентств. Две такие «дочерние» службы сегодня вместе с ВЦИОМ составляют так называемую «Большую Тройку» российской социологии.
В начале 90-х годов по инициативе заместителя директора ВЦИОМ Александра Ослона была при Центре была создана независимая общественная организация Фонд «Общественное мнение» (ФОМ). Изначально главной задачей ФОМа был фандрайзинг – привлечение средств фондов, международных общественных организаций и частных лиц. Однако в 1992 году ФОМ вышел из состава ВЦИОМа и стал независимой коммерческой организацией, выполняющей как заказные, так и собственные исследования. Возглавил ее – и возглавляет до сих пор – все тот же Александр Ослон. Интересно, что в отличие от руководителей других крупных социологических служб Ослон – не гуманитарий, а кибернетик.
В том же 1992 ВЦИОМ возглавил философ Юрий Левада. Он руководил Центром до лета 2003 года. В январе 2003 ВЦИОМ опубликовал данные о резком - с 27% до 14% - падении рейтинга «Единой России». Обнародование этих данных вызвало настоящий политический скандал. По данным ФОМ, полученным в тот же период, рейтинг «Единой России» превосходил все прочие партии страны, приближаясь к 30%. Ряд экспертов, в том числе руководитель ФЭП Глеб Павловский, предположили, что низкие результаты, опубликованные ВЦИОМ, были «заказаны» конкурентами «Единой России». Сами социологи Центра объясняли столь стремительный скачок переходом на новую систему подсчета, на которую ВЦИОМ перешел как раз в начале 2003 года – респондентам предъявляли более полный и точный список вероятных партий-участниц, а также задавали специальный вопрос для определения числа намеренных участвовать в выборах. Так или иначе, опубликованные данные серьезно поколебали миф о политическом лидерстве «Единой России». Особенно болезненно это воспринималось партией власти в год парламентских выборов. По словам Юрия Левады, в это время ВЦИОМ впервые ощутил на себе некоторые признаки «давления извне».
В августе 2003 года Министерство имущественных отношений приняло решение о преобразовании ВЦИОМ из государственного унитарного предприятия в акционерное общество. При АО создавался совета директоров из представителей различных федеральных ведомств и администрации президента, который в свою очередь имел право назначать управляющего директора.
В связи с этим Юрий Левада заявил, что «независимости социологов, по всей видимости, пришел конец», и назвал происходящее «юридически безупречным переворотом». Сам Юрий Левада и ряд ведущих сотрудников ВЦИОМа (в частности, Лев Гудков, Борис Дубин, Людмила Хахулина, Алексей Левинсон, Марина Красильникова и т.д.) покинули организацию, создав некоммерческую «Аналитическую службу ВЦИОМ» (ВЦИОМ-А)». Однако по решению суда название было изменено; так возникла третья крупнейшая социологическая служба страны, известная ныне под названием «Аналитический Центр Юрия Левады» (Левада-Центр).
Из «шинели» ВЦИОМа вышли также некоторые крупные компании, специализирующиеся на маркетинговых исследованиях (например, КОМКОН). Однако в области политической социологии лидерство Большой Тройки практически не подвергается сомнению. Различия между методикой исследований, вероятно, существуют, но даже профессионалы затрудняются их определить. По мнению специалиста в области медиа-маркетинга Василия Гатова, «по качеству выборок и по релевантности, мне кажется, первые – ФОМ, Левада и ВЦИОМ. Я не могу отследить, есть ли методологическая разница существенная». С этой точкой зрения согласен и социолог Михаил Тульский: «В последние годы я не замечаю серьезных расхождений между ними (Большой Тройкой — К.Б.). Безусловно, самой точной социологической организацией является ФОМ, но и вокруг него бывали скандальчики».
Одна из причин, по которой эксперты отдают лидерство в Тройке ФОМу, – разработанная в этой организации технология «Георейтинг», применяющаяся в больших соцопросах для получения репрезентативной выборки по регионам – в каждом регионе опрашивается по 500 человек.
Статистические погрешности
Скандалов, подобных тому, что привел к уходу из ВЦИОМа команды Юрия Левады, в социологии не происходит уже давно. Рейтинги партии власти, президента и премьера, а также доверия к правительству, остаются стабильно высокими. В эпоху сырьевого и кредитного благоденствия это было понятно и объяснимо. В период кризиса подобный социальный оптимизм заставляет усомниться в объективности и независимости проводимых исследований.
В конце 2007 года журнал The New Times опубликовал серию статей Натальи Морарь, посвященных деятельности ВЦИОМ. В статьях, в частности, утверждалось, что ВЦИОМ получает непосредственные заказы от администрации президента РФ, а вопросы для еженедельных всероссийских экспресс-опросов общественного мнения согласуются директором центра Валерием Федоровым лично с тогдашним заместителем начальника управления внутренней политики АП Алексеем Чеснаковым. Кроме того, Наталья Морарь писала о практике «формирующих вопросов», используемых ВЦИОМ – такие вопросы заранее предполагают некий «правильный» ответ. Однако основной акцент был сделан на многочисленных серых и черных схемах, позволявших, якобы, руководству ВЦИОМ уклоняться от налогов и переводящих социологические исследования из сферы прикладной науки в сферу довольно прибыльного бизнеса.
Руководство ВЦИОМ подало на журнал в суд. The New Times проиграл процесс, и был вынужден опубликовать опровержение в части, касающейся «специальных коммерческих отношений» социологов с Кремлем. Однако, что касается обвинений в том, что "при проведении опросов социологи по заданию различных партий используют так называемые формирующие вопросы, то есть вопросы, которые наводят на строго определенные ответы, суд отказался удовлетворить претензии ВЦИОМа. По определению суда, «довод заявителя, что проведенные ВЦИОМ опросы не имели формирующего характера, неоснователен».
Таким образом, был создан юридический прецедент, на который до сих пор ссылаются сторонники теории «заказной социологии». Однако вряд ли этот прецедент объясняет загадку стабильно высоких рейтингов. Ведь они фиксируются не только ВЦИОМом, но и другими участниками Большой Тройки. И если ФОМ, будучи негосударственной организацией, имеет традиционно хорошие отношения с администрацией президента (еще в 1996 ФОМ был базовой социологической организацией предвыборного штаба Бориса Ельцина, а в 1999-2000 и в 2004 г. играл ту же роль в штабе Владимира Путина), еще может быть заподозрен в игре в пользу Кремля, то Левада-центр обоснованно имеет репутацию оппозиционного[1]. Однако социологические опросы всех трех центров дают достаточно близкие результаты. Расхождения между ними, разумеется, есть, но не такие большие, чтобы можно было говорить о «заговоре прокремлевских социологов». Заведующий отделом ФОМ Григорий Кертман признает, что использование формирующих вопросов является повсеместно распространенной практикой. «Ситуация, когда вопрос оказывается тенденциозен, встречается достаточно часто. Даже у заслуживающих уважения фирм. Мы всячески стараемся этого избегать, но я не могу дать голову на отсечение, что никогда не бывает подобного у нас». Впрочем, по мнению Кертмана, даже использование «грязных технологий» не может привести к качественному искажению результатов опросов. «Рейтинги и показатели, конечно, различаются в зависимости от того, как формулируются вопросы, в какой последовательности задаются, это тоже в какой-то степени влияет на показатели. Но это всё самые общие тренды, понимаете, 70-процентный рейтинг доверия в 30-процентный не превратится оттого, что что-то изменится в формулировке. Все равно есть пределы отклонений».
Другое дело, что различия могут определяться пресловутыми «статистическими погрешностями» - в среднем, 2,6% на референтную группу из 1500 человек, а могут зависеть и от других факторов. К этим «другим» относится, например, «житейская погрешность», которая, по словам директора ФОМа Александра Ослона, имеет гораздо большее значение, чем погрешность статистическая. «Основная помеха точности социологического измерения - это то, насколько искренне человек готов отвечать в условиях той общественно-политической ситуации в стране, которая имеет место», - считает Михаил Тульский..
В условиях, когда социологические опросы различных служб показывают близкие результаты, статистические и житейские погрешности начинают играть совершенно особую роль. Здесь в процесс включаются интерпретаторы (Василий Гатов называет их «публикаторами») – те, кто обращается к социологическим данным с целью дальше воспользоваться ими как аргументами в тех или иных спорах. Причем, по словам Гатова, «как ни странно, здесь далеко не только журналисты. И политики обращаются к этим данным как публикаторы, потому что, обратившись к данным социологического исследования, политик, использовавший это в речи, создал новостной повод, совершенно очевидно, или сам факт интерпретации им социологических данных есть новостной повод».
Сама по себе интерпретация данных соцопросов может стать довольно эффективным оружием в информационной войне. Так, публикации февральских опросов ВЦИОМ и Левада-центра, посвященных рейтингам ведущих политиков России, получили широкий резонанс не в силу каких-то сенсационных изменений индикаторов общественного мнения, а благодаря умелой расстановке акцентов, сделанной в ряде СМИ. Например, статья в «Ведомостях», красноречиво озаглавленная «Народ считает Путина главнее», подводит читателя к мысли, что «Медведев оказался менее влиятельным, чем ожидали граждане». Это доказывается с помощью данных, полученных Левада-центром – год назад 23% опрошенных ожидали, что после ухода Путина центр власти останется в Кремле, а 20% предполагали, что власть останется в руках премьера. Ныне это соотношение составляет 12% против 34%. При этом в статье ничего не сказано о еще одном варианте, содержавшемся в анкете Левада-центра: «власть останется в равной степени в руках обоих». Между тем, количество сторонников этой версии выросло за год с 41% до 50%. Однако, поскольку в задачи журналистов «Ведомостей» вряд ли входила апология тандемократии, эти данные просто остались за рамками статьи.
Кому можно верить?
Несмотря на то, что доверие населения к правительству и первым лицам государства пока сохраняется на достаточно высоком уровне, рейтинги все же снижаются, хотя и довольно медленно. Леонтий Бызов (ВЦИОМ) считает, что полученные социологами данные свидетельствуют «скорее в пользу того, что политическая система оказалась очень прочной, прочнее, чем думали многие политологи». На самом деле это принципиальный вопрос: либо политическая система действительно обладает неожиданным запасом прочности, либо социологические исследования не дают объективной картины происходящего. Излишне подчеркивать, что цена вопроса очень велика.
Эксперт Центра Карнеги Николай Петров в интервью сайту «Свободная пресса» придерживается менее оптимистичной точки зрения: «Думаю, когда нет свободной прессы и бурной политической жизни, Кремль делает ставку на социологические опросы. И пытается отслеживать ситуацию уже не по стране в целом, а по конкретным регионам. Думаю, мартовские выборы – пожалуй, последние, когда система сейчас построенная будет еще работать».
Главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов полагает, что эта ставка не сыграет. «Сейчас страна, даже с помощью этой убогой нашей социологии – абсолютно непонятна. У нас, как известно, 500 пиплметров меряют рейтинги, и на основе рейтингов выдвигается телевизионная политика. У социологов референтная группа – 1000 – 1100, ну, на самый крайний случай, 1500 человек.[2] Причем, только одна социологическая служба делает это методом прямого интервьюирования. Все остальное – по телефону и с заполнением анкеты. Я, честно сказать, этому не верю».
«Одна социологическая служба», о которой говорит Муратов – это Левада-центр. Но директор Левада-центра Лев Гудков и сам не слишком высокого мнения о современной российской социологии: «для нашей страны как раз социология только-только начинает работать. Потому что у нас такой «неклассический» вариант модернизации, незавершенный, — да не просто незавершенный, а периодически у нас происходит такой «аборт» модернизации. И связано это прежде всего с плохо изученным и человеком, и обстоятельствами функционирования самого общества. Наша социология принципиально отличается от западной. Потому что она возникла как чисто государственническая, и финансируется по большей части из кармана государства. И цели, и задачи исследования, и подход, — они все ограничены рамками заказов бюрократии. Никакой самостоятельности здесь ни в мышлении, ни в подходах, ни в выборе темы для исследователя нет»[3].
Часть экспертов уверена, что расхождения между результатами опросов различных социологических служб объясняются как раз несовершенством методики, а вовсе не «заказом сверху». По мнению Михаила Тульского, у ФОМ «самые точные результаты опросов из всех российских социологических организаций. Почему самые точные? Потому что ФОМ очень жестко проверяет свои региональные представительства и даже каждого интервьюера в отдельности: проверяют, задавались ли в реальности респонденту все вопросы анкеты и так далее. У ВЦИОМ и Левада-центра такого рода проверки если и бывают, то носят формальный и несерьезный характер. В результате часть интервьюеров опрашивает половину респондентов, а вторую половину – дорисовывает по мотивам первой. Причем у ВЦИОМ, естественно, такие нерадивые интервьюеры дорисовывают в сторону власти, а у Левада-центра – в нейтральную сторону. Думаю такая версия возникновения расхождений самая реальная».
Наконец, различные интерпретации трендов общественного сознания, построенные на основании данных разных социологических служб, напрямую зависят оттого, что ФОМ, Левада-центр, ВЦИОМ и другие, более мелкие агентства, задают респондентам не одинаковые вопросы. На это указывает, в частности, Григорий Кертман (ФОМ). По его мнению, ничего плохого в такой практике нет. «Наоборот, картина возникает более полноценная. И если между рейтингом даже доверия, который публикует ФОМ, ВЦИОМе и «Левада» есть различия и можно посмотреть на разницу формулировок, то вдумчивому наблюдателю полагается понять, что все они дополняют друг друга».
Однако очевидно, что если в анкете ВЦИОМ задается вопрос «доверяете ли вы политику N», в анкете ФОМ – «собираетесь ли вы голосовать за политика N на выборах», а в анкете Левада-центра – «какие чувства вызывает у вас политик N: восхищение или неприятие», то речь идет о трех различных трендах. Между тем в интерпретации «публикаторов» результаты этих опросов могут презентоваться как некий общий «рейтинг политика N». Вероятно, объективность таких выводов вне зависимости от совершенства социологических методик и широты репрезентативных групп, довольно мала.
Таким образом, социологи и сами признают, что используемые ими методики далеки от совершенства. Что еще более важно, картина, которую можно нарисовать на основании данных соцопросов, в значительной степени зависит от политических или экономических интересов ее интерпретаторов. Поэтому, если принять распространенную метафору, согласно которой социологические службы – это зеркало общества, то сегодняшняя Россия опасно близка к тому, чтобы превратиться в королевство кривых зеркал.
[1] По мнению президента ФЭП Глеба Павловского, социологические службы в России в принципе занимаются тем, чем должна заниматься оппозиция – а именно, отражают интересы общества.
[2] В настоящий момент референтная группа ФОМ – 2000 человек
[3] В болоте российского социума // интервью Росбалту ( http://www.rosbalt.ru/print/541735.html)