Когда речь Леонида Парфенова на вручение первой телевизионной премии имени Владислава Листьева появилась в текстовом варианте в блогах, её хотелось прочесть, но не хотелось перепостить. Да, речь грустная, да, она актуальна, но чего-то не хватало. Ночью на YouTube появилось видео выступления, которое не решился дать в эфир ни один из телеканалов. Но зато перепостило подавляющее большинство российских политизированных блогеров. В российском интернете пока еще царит свобода слова, даже если там иногда и банит абьюз-тим.
Самое интересное в этом выступлении даже не то, что всегда прекрасно и непринужденно говорящий Леонид волновался и читал по бумажке, как школьник из Череповца, перед взрослыми и серьезными дядями в дорогих галстуках. Гораздо интересней реакция сидящих в зале Эрнста, Добродеева, Демидова и компании.
Они были похожи на мрачных каменных истуканов, не ожидали от Леонида Геннадьевича нарушения корпоративных стандартов. Все они в начале 90-х стояли у истоков нового российского телевидения, но время и компромиссы, не с властью, а с самим собой, сделали своё дело, превратив революционеров в телебоссов и цензоров. За что боролись… Как сказал сам Парфенов: «Я здесь вижу множество людей, которые из молодежной редакции, из которой, в общем, мы вышли все». И только старый мудрый Познер грустно улыбался со сцены, он видел и не такое.
Когда тебе вручают приз "за яркое воплощение на экране творческих принципов" и признают тебя первым среди равных, ты обязан поблагодарить родителей-жену-коллег, пофотографироваться в обнимку с премией, сказать торжественный тост на банкете и совсем не обязательно толкать речь а-ля Шон Пенн на церемонии «Оскара». Москва не Лос-Анджелес, на российском телевидении нет места оппозиционерам и левакам.
Казалось бы, у Парфенова есть все: книги, проекты на телевидении, любящая жена, тоже ставшая ТВ-знаменитостью. Зачем ему, пережившему развал НТВ, уход из Newsweek, эти баррикады? Неужели действительно накопилось? Неужели нападение на Олега Кашина стало последней каплей...
После выступления Леонида, Владимир Познер на правах ведущего церемонии, пообщался с Парфеновым прямо на сцене, и предложил залу задать вопросы Леониду. Зал ответил гробовой тишиной. Теленачальники растерялись, не зная, как оценить выступление. Как выстраданный шаг или как возможность для личного пиара героя вечера?
Самое главное в речи то, что Парфенов по сути не сказал ничего нового. Леонид Геннадьевич, как Капитан Очевидность, лишь констатировал общеизвестные факты. Всем все прекрасно известно, и про экстремизм, и про цензуру, и про телезаказы на мочилово, и про накрученные рейтинги, и про отсутствие политического телевидения в принципе. Известно всем и про то, что на современном российском телевидении дело Брежнева живет и побеждает.
Кто из нас не знает про то, что «после подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне – произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова - и, конечно, самопиар власти».
И то, как отреагировали телеканалы на его речь (лишь НТВ вскользь упомянуло, что речь была нестандартной для подобных мероприятий), подтверждает тот факт, что телебоссы не готовы к свободным дискуссиям на телевидении. Сериалы - пожалуйста, бесконечные дискотеки 80-х – да сколько угодно, передачи про самолечение керосином, танцы на коньках и без коньков - в прайм-тайм. Лишь бы народ не задумался, а что там дальше, за пределами экрана. 2012 выборный год совсем скоро. В Багдаде все спокойно и незачем знать, что там, за красивым фасадом. Буратино однажды неосторожно ткнул любопытным носом в котелок и пробил холст, за которым была дверь в приключение. А приключения нынешнему телевидению ни к чему.
У классика советской поэзии Евгения Евтушенко было стихотворение «Три минуты правды» про кубинского школьника Хосе Антонио Эчеварилья, прорвавшегося в радиэфир, чтобы рассказать стране о том, что скрывала цензура в докастровские времена. Школьнику договорить не дали, расстреляв прямо в студии. Хорошо, что мы живем не на Кубе и у нас пока раздают премии и не выключают микрофоны во время произнесения торжественной речи, констатирующей смерть российского телевидения. Даже если эту речь потом можно найти только на YouTube и в блогосфере.