Институт бесконтрольности

Двадцать лет назад в России появился институт президентства. И был избран ее первый президент. И много лет о его избрании говорилось как о «первом всенародной избрании»…

Как раз таковым оно не было. Ельцин победил тогда более чем уверенно: с 58 % голосов, поданных за него избирателями. Основной оппонент – Николай Рыжков – получил в три с половиной раза меньше – 17 %. Ошибки и глупости, которые натворила тогда Компартия, пытавшаяся остановить Ельцина – вопрос отдельный: от выдвижения против него трех кандидатов от разных крыльев КПСС, Рыжкова от КП РСФСР, Бакатина от Горбачева, Макашова от левого крыла компартии (и еще формально независимого Амана Тулеева), до крайне бездарной кампании Рыжкова, основным девизом которой было «Мы популизмом не занимаемся». Его штаб и он сам тогда упрямо отказывались от любых активных форм работы, занимаясь в основном агитацией собственных сторонников, собираемых в подконтрольных еще компартии залах.

Их упрямая борьба за собственное поражение достигла цели, хотя уже было ясно – популярность Ельцина и Демроссии падает. Россия начинала от них уставать – в не меньшей степени, чем от утомляюще серого поведения официальных структур КПСС. Это подтвердило третье место, занятое (с 8 %) еще за месяц до голосования никому не известным Владимиром Жириновским.

Официальные 58 %, проголосовавшие за Ельцина, на деле означали поддержку лишь 42 % всех избирателей, что с одной стороны было снижением его личного реального рейтинга, с другой – означало, что ни о какой «всенародной поддержке» речи уже идти не может. Никакого «всенародного избрания» не было и, процедурно победив, он вовсе не получил тогда мандат на те радикальные трансформации и ту антикоммунистчиескую и антисоциалистическую политику, которую потом проводил на деле. Собственно, общая позиция, которую он тогда обозначал, выглядела как «Блок беспартийных и коммунистов» – благодаря тому, что в качестве кандидата в вице-президенты месте с ним на выборы шел лидер правого крыла компартии – «Демократической партии коммунистов России» (в составе КПСС) Александр Руцкой.

Сегодня о своем голосовании тогда за Ельцина говорит 21 % граждан, вдвое меньше, чем тогда проголосовало. Остальные – в конечном счете, заплатили жизнью за свой тогдашний рискованный выбор.

Из тех, кто проголосовал за него лишь 38 % говорит, что даже знай они, к чему приведет его политика – все равно оказали бы ему поддержку.

И лишь 22 % из них же полагает, что не победи тогда на выборах Ельцин - страна сейчас жила бы хуже. Среди всех граждан так думает уже лишь 15 %.

Однако, кроме реального политического и экономического – есть и сугубо институциональный результат. В России, вслед за СССР в целом, возникло президентство как таковое. И никто всерьез пока не оспаривает сам этот институт. Последний до сих пор рассматривается как некое следование апробированным политико-институциональным нормам остального мира, особенно той его части, которую пропагандистски принято относить к «цивилизованным и демократическим странам».

При этом не обращается внимание на достаточно очевидное: при всей своей распространенности, президентская форма правления характерна как правило именно для «не вполне демократических странах» «третьего мира». Из всех стран «западной демократии» президентское правление существует лишь в США и Франции.

При этом Франция, при всем реальной значении президентского поста, подчас относится к президенстко-парламентским правлениям, а в США институт президента имеет вообще несколько иное значение, чем в России: президент является лишь главой исполнительной власти, то есть скорее всенародно избираемым премьер-министром, а не инстанцией, нависающей над остальными институтами. При этом он процедурно относительно просто может быть смещен и в отличие от российского аналога не имеет права распускать Конгресс, которому по Конституции принадлежит основания власть в стране.

Все остальные страны этой группы: Великобритания и Германия, Италия и Испания, Япония и Канада, Нидерланды и Бельгия, Швеция и Норвегия и прочие – остановились на парламентском правлении. То есть, для развитых демократических стран президентская форма – скорее некая экзотика, исключение.

Преимущество парламентского правления оказывается в том, что президентский институт там является не столько участником политической игры (и борьбы) сколько постом рефери, арбитра, вмешивающегося в политику лишь в кризисных ситуациях и следящим за соблюдением правил, некой страховочной инстанцией. Правительство же формируется на основании парламентского большинства – то есть в любом случае по идее является отражением воли большинства граждан и политических сил: и при многопартийной системе вынуждает ведущие политические силы к некому согласию и компромиссу, смягчая крайности отдельных партийных позиций.

В России же вопрос компромисса, как вопрос учета волеизъявления граждан оказывается поставлен в зависимость от доброй воли президента.

При этом президент сам может и не отражать ни воли и настроений общества, ни общественных ожиданий. А факт его избрания может быть производным не от его собственной поддержки или поддержки его программы, а от случайного консенсуса тех, кого не устраивает иной кандидат. Избрав президента в России, народ вверяет на годы свою судьбу в руки некем не контролируемой и абсолютно своевольной инстанции.

Одновременно судьба президентства в России сложилась так, что его конструкторы главной свое задачей видели не создание инстанции, подконтрольной обществу и его представителям – а высвобождение ее от любого контроля гражданского общества.

Собственно идея президентства еще в СССР виделась его сторонникам как освобождение Горбачева от контроля как Политбюро, так и большинства Съезда и Верховного Совета.

Пост Президента России под Ельцина создавался опять таки как для вывода его из под влияния партийных структур КПСС, так и в противовес союзному президентству.

Но в тот момент этот пост еще не был постом всесильного властителя. Первоначально президент РСФСР вообще не был высшей властной инстанцией страны: он был лишь высшим должностным лицом, подконтрольным парламенту. Верховный Совет имел полномочия на отмену его Указов, а Съезд Народных Депутатов мог простым голосованием отрешить его о должности. Президент отчасти был близок по статусу Президенту США с той разницей, что не был главой исполнительной власти. То есть – был своего рода высшим порученцем, управляющим при Верховном Совете и Съезде. Но как Мажордомы во Франции Каролингов или Сёгуны при императорах Японии – он достаточно быстро стал претендовать на всю полноту власти.

Переворот 1993 года стал результатом все более расходившейся политики президента с большинство парламента: и он уже и полностью был освобожден от любой подконтрольности.

То есть двадцатилетняя история президентства в России – это не история становления демократического института, это история вывода власти из под контроля любых как государственных, так и общественных инстанций.

Пост президента в России создавался как возможность противостояния КПСС – то есть некой политической партии. Но создание форпоста противостояния некой конкретной неугодной партии – логично стало инстанцией, освобожденной от возможного контроля любых партий.

А поскольку партия по определению и есть институт гражданского общества, предназначенный для контроля последним за государством – пост президента и стал в России постом независимости от любых институций гражданского общества как такового.

Система Советов юридически была системой доминирования представительных органов снизу доверху. Но создаваемый в противовес ей президентский пост становился форпостом бюрократической независимости от народного представительства как такового.

В конечном счете, пост президента в России сформировался так, что оказался носителем и общих недостатков этой модели, и конкретно российских, привнесенных историей и условиями его образования:

- он ориентирован не на поиск того или иного компромисса и интеграцию интересов и ожиданий различных сил и групп общества, а на доминирование части из них;

- он оказался выведен из под зависимости и контроля любых иных государственных, в том числе – представительных и судебных структур, он разрушает возможности необходимой для полноценного управления системы сдержек и противовесов;

- он заведомо не допускает осуществления своего контроля институтами гражданского общества;

- он оказывается исключительно персонифицированным постом – огражденный от воздействия и контроля иных институтов он зависит лишь от личных качеств его обладателя. Если народу повезло – он получает более или менее сносного правителя. Если нет – он должен мучиться до окончания президентского срока.

Судьба страны и благосостояние народа оказываются заложником игры более или менее благоприятного случая, приводящего на этот пост человека с тем или иным набором качеств. А президентский статус освобождает его носителя как от любой ответственности за свои действия – так и от обязанности исполнять любые предвыборные обещания.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67