Вот уже больше двух недель Россия живет при «действующем Президенте». Что изменилось с тех пор? Вроде бы, мало что, если брать в расчет возвращение на сирый Олимп ВВП. Многое, если принимать во внимание имидж первого лица страны. Медведев в корне иначе позиционирует себя.
Судя по интервью Д. А. Медведева руководителям центральных телеканалов (30 сентября 2011г.), он занят созданием «внепланового» имиджа власти, в будущем видоизменяющего курс, авторство которого – уже не за ним. За его действиями вполне может стоять грядущая работа Путина на наиболее выгодный имидж, но являющаяся некоторой обязательной реакцией на опережение свитой короля, окружением и соратниками - президента.
Медведев, инстинктивно или совершенно сознательно (вовсе не ясно!), идет на политическое опережение. Более того, технологизирует его. Технологизация политического опережения – не вполне то, что всем известные политтехнологии. В его случае это усиление эмоциональной составляющей языка, затеянное еще на съезде, названном и им, и Путиным дословной цитатой из 1934-го: «съезд победителей».
Съездовская речь 24-го сентября, интервью 30-го сентября – это некая публичная исповедь в эмансипации чувств.
«Разругались»/«я, конечно, никого не обманывал»/ «это наш выстраданный курс»/ «не отдадим страну тем, кто обманывает людей, раздавая пустые и невыполнимые лозунги»/ «мы всегда говорили только правду»/ «главная амбиция для меня всё-таки заключается в том, чтобы приносить пользу своей стране и своему народу»/ Россия должна принадлежать «порядочным людям» - все это нарочито эмоциональные оценки. Но это сигналы, маячки… Чего именно?
Проигравший тем азартней играет на своем положении, создает из поражения не только модель самооправдания, но и политической атаки. Так предъявляемые эмоции – это язык чувств, но чувств бухаринских – неотделимых от сталинского замысла «перековки» социалистической Родины. В них арестант Сталина сливается с тем, чего хочет хозяин Кремля, но по-свойски, на ухо подсказывает ему ранее не мыслимые изгибы политического «величия».
Сродни этому и политическое опережение Д. А. Медведева.
Такого размаха эмоции – полное растворение в стихии ЕР, в «плане Путина», во всем том, что он бунтующей скороговоркой называет ныне «политическая сила». Это язык эмоций, окутывающих «политическую силу», сливающихся с ней, подталкивающих ее к действию, якобы пассивно отражая каждое ее мановение.
Теперь сам Медведев якобы неотделим от всего, свидетельствующего о «политической силе». Он – неразменная часть системы, он – Zeitgeist путинского срока. Подобные эмоции не психологичны, а технологичны, поскольку точно связаны с целеполаганием. Они – эквивалент некоторой языковой атаки. Непритязательного с виду новояза, описывающего власть таким образом, что она уже не в состоянии отречься от публично провозглашенного ее природным свойством.
Занимательно, за счет чего это достигается. Здесь и неуязвимая риторика «служения народу», и ссылки на путинский «авторитет», утверждаемый никак не выборами, а кардиограммой эмоций – рейтингами. Здесь и аффектированное восхваление власти как самой «правдивой» и, значит, ответственной силы.
Здесь, что на порядок важнее, и провозглашение «великодушия» партии власти - кто еще решился на это в нашей Системе? Но это и есть одна из первых ласточек политического опережения Медведева. Наконец, еще одно.
Усугубление ориентации на «личность» в политике. Медведевский Путин – это, прежде всего, личность, неполноценная без него. «Друг», «партнер», член «дружеского товарищества» и только затем политик. Хотя бы поэтому это уже политически монополизированный, «свой» Путин. Везде у Медведева – «мы». «Мы» тактически, «мы» стратегически, «мы» в прошлом, «мы» в будущем – вечное «мы». И это тоже некоторая часть технологизации политического опережения у Дмитрия Медведева.
Тот же стахановский метод установления неразличимости у Президента и с ЕР, и с ОНФ. Теперь вдруг задним числом оказалось, что это он – Дмитрий Анатольевич в той же мере, как Владимир Владимирович, инициировал праймериз, в той же мере, как Путин, дал добро ОНФ. И вообще все эти годы развивался и рос вместе с ведущей партией. Тут, конечно, натяжка, но сама эта натяжка политически обязательна для Путина, как бы он от нее не отнекивался впредь. И это тоже – ступень к политическому опережению.
С напускной небрежностью Президент делает вид, что дуумвират сохраняется во что бы то ни стало именно потому, что был монолитен всегда. Но тут же, из этого комикса вечной близости он дает изменившейся власти новые имена. А что, разве власть – не «политическая сила»? «А кто же еще?» - толкует он нам. Но дело в том, что назвать действительную силу силой – одно, а рискнуть объявить себя силой на вырост – другое. Эта «сила» не то чтобы не знает конкурентов и поражений, а просто-таки изначально едина со всем, что в этой стране ни является силой, будет силой, станет усилием. При этом Медведев каждый раз – внутри нее, в ней и с нею. В конечном счете, хочется спросить, существенно ли для него, что она такое? Он – в ее неделимом целом, человек не без политических инициатив и замыслов. Но если бы только это. Номинируя ее «изнутри», он упоенно лишает ее права сказать: «то, что он заявляет – не я»…
Технологизацией политического опережения я называю подстраивание политической субъектности под власть, заставляющее ту реагировать единственно возможным способом: то ли подтверждением, то ли поиском чего-то не слишком отличного от того, до чего дозрел и на чем броско, публично настаивает ближний круг.
Медведев создает, по Стернсам, новую «эмоционологию». Отнюдь не случайно, из глубины бесподобного само-расщепления он напористо заговорил о капитальной модернизации ЕР.
В целом полумедведевская-полупутинская власть тщится найти свои границы в политизации эмоций, свидетельствующей о новых типах внутренних взаимодействий. Их основа – не столько порицание возможности волюнтаризма двух лидеров, но отчаяннейший до натурализма риск, маскирующийся «правдивостью» эмоций и дел. Риск опережения власти - властью: креатива власти никому не подследственной, риск создания власти, никем не предугаданной, риск эмоций «по делу», и схватки, в которой якобы не важно, кто кого. Что же тогда действительно важно?
Не выдать различий, слиться – вот скромный принцип, отбрасывающий нас аж в 1970-е. Критиковать власть? Изнутри нее. Захватывать власть? В паре с нею. Проводить собственные инициативы? Приписывая их другому.
В Россию возвращается призрак силы, которой якобы некому противостоять, поскольку она уже власть, всегда власть. У него лицо Дмитрия Медведева.