2010 год ознаменовался небывалыми по размаху массовыми демонстрациями, нередко сопряженными с актами насилия, как в странах Евросоюза, так и в России. Этот феномен наблюдатели связывают с мировым финансово-экономическим кризисом, который все никак не хочет уходить ни из Европы, ни из Северной Америки. Но если в США мы в уходящем году не видели сколько-нибудь массовых демонстраций, тем более, сопровождавшихся актами насилия, то в Старом Свете ситуация иная. Волна демонстраций просто захлестывает Европу.
В США то же самое происходило в прошлом году. Однако тогда демонстрации были вызваны не столько экономическим кризисом самим по себе, сколько принятием непопулярной реформы системы государственного медицинского страхования. И обошлось без насилия, хотя на улицы выходили десятки тысяч людей, что для Америки само по себе было достаточно необычным событием. Тут, вероятно, сказывается различие политической культуры старого и нового света. В Америке демонстрации по разным поводам – явление повседневное, давно уже встроенное в рамки закона. Десятки или сотни активистов экологических, антиглобалистских и пацифистских движений где-нибудь демонстрируют каждый день. Для американцев выйти на демонстрацию – это означает, прежде всего, заявить о своей позиции, а не добиться от власти немедленных изменений в политике. Защиту своих прав они возлагают, прежде всего, на развитую судебную систему, а также на выборы законодательной и исполнительной власти, происходящие достаточно часто (состав нижней палаты Конгресса полностью обновляется, например, каждые два года).
Иные политические традиции и философия в Европе. Там еще со времен Великой Французской революции популярны «прямые действия», то есть попытки воздействовать на власть путем митингов и демонстраций, добиваясь таким образом отмены непопулярных решений. При этом демонстрации легко перерастают в восстания на баррикадах. И именно так, как мы знаем, чаще всего начинались европейские революции, в том числе и революции в России. В Америке традиции совсем иные. Там и восстание колоний против британской короны, названное потом Американской революцией, было вызвано нарушением юридических прав и колонистов и по своей природе было отнюдь не стихийным явлением, в отличие от любой настоящей революции.
На этот раз в Европе к масштабным демонстрациям протеста привел не собственно экономический, а скорее финансовый кризис. Внезапно вскрывшиеся дефициты платежных балансов и бюджетов ряда стран зоны евро, а также намерение правительства консерваторов и либералов сократить дефицит бюджета Великобритании до приемлемого уровня привели к необходимости предпринимать непопулярные меры по сокращению правительственных расходов. А это значит – урезание зарплат и пенсий госслужащих, сокращение программ социального страхования, уменьшение возможностей бесплатного получения высшего образования и рост безработицы. И тут полыхнуло от берегов Эллады до туманного Альбиона. На улицы вышли пенсионеры, госслужащие, безработные, студенты. И начали громить банки, магазины, полицейские участки, университеты, офисы правящих партий. В одних странах больше, в других меньше.
А 29 сентября мощные демонстрации против сокращения государственных расходов впервые в истории скоординировано прошли во всех странах Евросоюза под руководством профсоюзов. При этом в эпицентре оказалась прежде спокойная и относительно благополучная в экономическом отношении, хотя и раздираемая острым межнациональным кризисом Бельгия, когда на улицы Брюсселя вышли 50 тыс. демонстрантов. Это вынудило власти закрыть административные здания Евросоюза, а также банки и магазины. По всей же Европе в демонстрациях участвовали сотни тысяч людей. Символично, что в Мадриде была организованная гигантская процессия похорон отжившей финансовой системы. Демонстранты призывали отвергнуть волчью мораль современной экономики и начать по-настоящему считаться с интересами людей.
Тем не менее, даже столь бурные выражения протеста не угрожают существующим политическим системам европейских государств, хотя они и провоцируются осознанием того, что надо кардинально менять существующую финансовую систему. В этом вопросе мнение демонстрантов в основном сходится с мнением большинства европейских правительств. Однако как именно ее надо реформировать, не имеют ясного представления ни правительства, ни оппозиционные партии, ни ведущие финансисты. И столь же очевидно, что в обозримом будущем кардинальных изменений в мировой финансовой системе не произойдет. Следовательно, лозунги, требующие ее коренных преобразований, выводящие на улицы сотни тысяч людей, будут оставаться актуальными по меньшей мере до конца нынешнего кризиса.
Причин того, почему бурные экономические протесты не угрожают политической стабильности в Европе и не требуют смены политической системы, в отличие от финансовой, несколько. Прежде всего, в демонстрациях до определенного момента всегда участвует пусть и наиболее активное, но меньшинство населения, даже если недовольство какими-то действиями правительства становится всеобщим. Молчаливое большинство терпеливо ждет, что либо принимаемые правительством меры все-таки дадут какой-то положительный эффект в долгосрочной перспективе, либо придет время очередных выборов, и правительство можно будет сменить вполне законным путем. В тех же Греции, Испании, Португалии и Ирландии все еще сильна надежда на помощь более сильных партнеров по зоне евро, прежде всего Германии и Франции. И пока она не иссякнет, правительства могут спать спокойно. Даже досрочные парламентские выборы им всерьез не угрожают.
Представляется характерным также то, что в Европе экономические протесты не сопровождаются сколько-нибудь масштабными межэтническими столкновениями и значительно превосходят последние по своему размаху. Например, во Франции антицыганские выступления никак нельзя было сравнить по числу участников с забастовками и демонстрациями протеста по случаю пенсионной реформы, предусматривающей повышение пенсионного возраста.
Это не означает, конечно, что в Европе нет острых межэтнических конфликтов. В той же Бельгии, например, острое противостояние фламандцев и валлонов уже всерьез угрожает распадом федеративного государства. Да и отношение значительной части европейской общественности к мусульманам и другим выходцев из неевропейских стран, которых в стареющей Европе становится все больше, отнюдь не назовешь толерантным. Но здесь все-таки финансово-экономические противоречия между значительной частью населения и правительством оказываются явно преобладающими над межэтническими противоречиями. И тогда, когда в Европе появляется мощный повод для экономических протестов в виде проводимых правительствами непопулярных экономических реформ, межэтнические противоречия отходят на второй план.
Иная ситуация складывалась в этом году в России. Здесь тоже не наблюдается еще серьезных признаков окончания экономического кризиса, и уровень жизни населения продолжает снижаться, а цены растут, хотя от таких непопулярных мер, как, в частности, повышение пенсионного возраста, правительство пока воздерживается, запуская, впрочем, пробные шары на сей счет. Однако серьезных массовых протестов на экономической почве в 2010 году в нашей стране не наблюдалось, хотя большинство людей, повторяем, лучше жить не стали.
Думаю, что причины здесь кроются отнюдь не только в отсутствии демократии и действительно свободных выборов. Скорее здесь причина в том, что для большинства дикий разрыв между богатыми и бедными стал уже чем-то повседневным. Нельзя сказать, что народ с этим смирился, но само по себе сохранение условий полунищенского существования не становится поводом для выступлений протеста, хотя бы потому, что отсутствуют механизмы давления на власть с помощью забастовок и демонстраций против экономических и социальных мер правительства.
Зато ненависть к приезжим из других стран и нерусских регионов России, отбирающих рабочие места у наиболее бедных слоев коренного населения, давно уже стала той силой, которая способна двинуть в драку. Поэтому массовые антииммигрантские демонстрации далеко перекрыли по своим масштабам чисто политические акции непарламентской оппозиции. При этом такие демонстрации, как показали наиболее крупные из них на Манежной площади в Москве, проходят под откровенно ксенофобскими лозунгами и редко кончаются мирно. Тут и отсутствие политической культуры у населения, тут и осознание того, что у авторитарной и коррумпированной власти каких-либо значимых уступок можно добиться только тогда, когда эта власть почувствует угрозу как своей физической безопасности, так и угрозу существующей политической системе. Страдают же, прежде всего, невинные представители из числа лиц «неславянской национальности».
Вот из таких-то выступлений как раз и рождаются революции. Боюсь, что Россия накануне Нового года оказалась если не в революционной, то в предреволюционной ситуации. Помочь здесь может только экстренная демократизация, приведение нашей политической системы к европейским стандартам политической конкуренции. Но есть большие сомнения, что существующая власть пойдет на это.