Гладкие поверхности, или Памяти 90-х

Только не просите меня доказать. Все равно не буду. Причин - две. Первая - это невозможно, поскольку голова - предмет темный, изъяснить ее нельзя. Как она там думает? Чем? Бог весть... Вторая - и не нужно ничего доказывать. Достаточно телевизор включить. В окно посмотреть. Почитать ЖЖ. С приятелем перекинуться парой фраз. Все. Но я, собственно, не об этом...Я - о гладких поверхностях. Гладкие поверхности атакуют, как клоны в известном фильме, начинают и повсеместно выигрывают.

90-е были временем изнанок и складок. Сначала норовили "разоблачить", потом - "сокрушить", а под конец - "вскрыть". Внешняя сторона вещей бралась под сомнение. Мещанский "здравый смысл" уступил место снобистской недоверчивости (и казалось, что навсегда). Со снобизмом, правда, все сложнее. О, снобизм 90-х годов, дитя постмодернизма и эпохи первоначального накопления! В конце 80-х казалось, что гуманитарий - важная птица, вроде Колумба. Открывает Америку прошлого, стирает белые пятна! И все ринулись! И бросились читать, переводить лихорадочно! Догонять нахлынувший Запад! Ну тогда и подогналось все, одно к одному...

И то, что сначала смутно ощущалось в этических категориях типа "историческая несправедливость" или, там, "идеологическая ложь", оказалось сначала "мифом", а потом и вовсе "симулякром", "дискурсом". Как и вообще все, по размышленьи зрелом, за сим последовавшем. И постсоветский интеллигент (а также его непосредственный учащийся потомок), еще в 80-е пытающийся избыть свою неприкаянность непонятным словом "ментальность", к 90-м "прикаялся" - в постмодернизм. Смотрел Гринуэя, штудировал Дерриду, ничему не верил на слух и на глаз и был охренительно свободен. Осваивал богемный образ жизни, выкладывая на столик только что открывшегося частного кафе вновь изданного на серой бумаге какого-нибудь Кьеркегора. Одевался в черные водолазки обоего пола. Ходил в "Киноцентр" на Баррикадной. И, пестуя свой романтический снобизм, автоматически раскладывал любой текст на цитаты, вскрывая его симулятивную природу. И все-то, включая сам снобизм с присущей ему "культурной усталостью", было ново, остраняюще-весело.

А как иначе, если прямо на глазах авантюрно складывается какая-то другая, не похожая на прежнюю жизнь, в которой все-то значимо, все-то глубинно, ощутимо и шероховато. И ты - не интеллигент, а интеллектуал, профи, с деконструкцией наперевес - ее, этой жизни, устроитель. Поскольку она есть новая культурная парадигма. И мы, постмодернисты, - творцы ее! Только вот была одна маленькая загвоздка. Хотели-то как лучше, а уж что вышло, то вышло. Потому что на самом деле (появилось такое словечко в конце блаженной эпохи) мы строили что-то не то. В мире пиаров, дизайнов, имиджей, прикидов, гламуров и духлессов (а что, елы-палы, можно еще выстроить при помощи деконструкции?) романтическим постмодернистам 90-х места не нашлось... Гладкие поверхности, пустые формы без содержания оставили они (мы?) в наследство 2000-м. И как бы не было 90-х. Вместо них - дыра, в которую хлынуло прошлое, все это хозяйство заполнив. В новые мехи вливается старое вино.

Из этого как-то незаметно сложился новый "большой стиль", основную идею которого можно было бы сформулировать так: "настоящее - это будущее, прикидывающееся прошлым". Как в каждом кадре, каждом жесте персонажа собственно большого стиля сквозила идея светлого завтра, лежащего перед героем светлого пути, так и новый большой стиль просвечивает неясной надеждой: жесты нового пафоса позволяют понять, что судьба героя связана с Судьбой России (при этом сама "Судьба" не формулируется, а дается суггестивно-обобщенно, как пустой риторический топос). Герой же молод, но уже - богат, уже - средний класс. То есть - ключевая фигура капиталистических строек. Он - способный, он полон идей, но вместе с тем - и типичен, занимает в социуме вполне определенное место.

Скажем, в финале фильма "Дикари", где каждый герой показан в типичной для него жизненной ситуации. Его предельная узнаваемость сконструирована по рекламной модели. Катарсис на этом и строится - узнать себя в обладателе рекламируемого продукта. В новом большом стиле таким продуктом, собственно, и является идеологический мессидж: жизнь хороша, светла, потому что гарантирована и надежна. Как было надежно все в советском прошлом, на которое она похожа. Логикой рекламного ролика подсказан и запредельный, присущий стилю гедонизм: жизнь - здесь и сейчас, не нужно никакого будущего, чтобы быть счастливым. Герои встретятся, даже если мобильник упал в Неву, и никогда не умрут, а ты, зритель, осчастливлен уже тем, что получаешь кайф от светлого проявления чувств на экране. Гладкие, гладкие вещи, с иголочки, только что из магазина, гладкие лица. Никакой метафизики... Один сплошной импульс. Живи настоящим!

В мире вечного настоящего нет места ни подлинной культурной памяти, ни рефлексии. Знать и понимать можно ровно столько, сколько положено. Не более чем отмеряно общественным ритуалом. Поскольку вечное настоящее (praesens) для своего обнаружения и нормального функционирования (т.е. симуляции жизнедеятельности - смены и движения) нуждается в бесконечных презентациях, подтверждающих - да, есть. Ими-то и заполнено культурное пространство. Что делать в этой ситуации тем, кто...? Да по-разному. Можно уехать в деревню, отключить радио и телевизор и разводить капусту.

Можно заняться разысканиями в области нижневерхнелевого тарабарского языка (хотя им это на руку, поскольку уже было). Можно, наоборот, включиться: помогать новому среднему классу покупать достойный культурно-виртуальный товар посредством глянца или пиарствовать во славу и во имя для. Одного вот только нельзя - быть. Нет, в смысле - можно, но до определенного предела. В рамках заданной гладкой поверхности.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67