Это очень тяжелая утрата. Ушел человек-пионер, первый человек, который по-настоящему занимался эмпирической социологией. Всем известно, что он философ, всем известно, что он публицист. И об этом наверняка будут много говорить. Для меня же это человек, который занимался эмпирической социологией, и прежде всего опросами. Он занимался этим с конца 50-х годов. Сумел организовать в тех условиях первый институт изучения общественного мнения при "Комсомольской правде" и знаменитейший проект по изучению общественного мнения и социальной структуре города Таганрог.
Он был неоспоримый авторитет в этой сфере, большой энтузиаст и признанный лидер. Даже когда не было возможности заниматься социологическими опросами, он прославился своими публикациями и исследованиями. А когда таковая возможность появилась, во второй половине 80-х годов, первое, что он сделал, - это создал службу ВЦИОМ. Он был главным мотором этого центра, хотя руководителем его была Татьяна Заславская, поскольку требовался статусный человек, а решение принимал Горбачев, да и институт был беспрецедентным, небывалым в СССР. Но главным его мотором был Борис Андреевич.
Это тяжкая утрата для тех, кто работает в этой области. И урок настоящей приверженности своему делу, своим идеям. Даже когда он уже болел, в последние годы, когда не занимался исследованиями, он совершил подвиг, выпустив первые три тома своего многотомника, где он собрал опросы и исследования, которые он проводил все годы. К сожалению, работа осталась незавершенной. Все архивы у него хранились и ждали своего часа. А он успел выпустить только три тома.
Для меня это мастер, а я - его ученик.
Борис Грушин был одним из самых известных российских социологов. Он принадлежал к социологам так называемой первой волны. Как известно, попытки создать российскую социологию предпринимались еще до революции, но в советский период, в 20-е годы, эта работа была прервана. Второе рождение российская социология переживала в 60-е годы, точнее, ближе к концу 60-х. Вначале в рамках Института философии, потом был создан Институт конкретных социологических исследований.
В этот период в российскую социологию пришло очень много ярких людей. Я бы их назвал "первым поколением российских социологов". Все они хорошо знали друг друга, не важно, дружили они при этом или нет, но тем не менее все они наперечет. К ним относятся Татьяна Ивановна Заславская, Владимир Александрович Ядов, ныне покойные Юрий Александрович Левада и Леонид Абрамович Гордон. К этой плеяде, безусловно, относился и Борис Андреевич Грушин.
Когда эта команда людей, которая возрождала российскую социологию, создавалась, понятно, что люди сами выбирали себе направление деятельности. И Грушин выбрал для себя такое направление, как изучение средств массовой информации. Он создал сектор или даже лабораторию в институте, который тогда, в конце 60-х годов, назывался Институт конкретных социологических исследований. В рамках этой лаборатории впервые в стране была адаптирована американская методика контент-анализа.
Группа Грушина проводила очень серьезные и очень обширные по тем временам исследования средств массовой информации. В качестве площадки для проведения исследований был выбран город Таганрог. Самое удивительное, что, насколько я помню, в конце 1970-х или начале 1980-х годов результаты этой работы были изданы в книжке "Массовая информация в советском промышленном городе". Труд по тем временам был действительно серьезным, фундаментальным. Его внимательно читали, как известно, в ЦК КПСС. Кто-то даже сказал, что эта книга должна быть настольной в нашей работе.
Среди прочего Грушиным был выявлен такой
интересный факт, что город Таганрог потреблял на душу населения газет больше, чем мировые столицы Нью-Йорк, Вашингтон, Париж. Это выглядело зарисовкой советской эпохи.
Кроме того, было выявлено, что многие люди, образующие основную аудиторию этих газет, плохо понимают газетный лексикон. Особенно связанный с внешней политикой: все эти "империализм", "экспансия", "бундесвер"... Значения этих слов не знало более половины опрошенных, кажется, около 80%. Это был один из поразительных результатов исследования Грушина.
Далее. В 1972 году в социологии произошло печально знаменитое событие, известное под названием "разгром социологии". Сменилось руководство в Институте конкретных социологических исследований. Были уволены, то есть фактически разогнаны, при помощи партсобраний все ведущие специалисты, целый ряд ярких исследователей, которые были душой социологии и центром притяжения социологов, работавших в других институтах.
В том числе был уволен и Борис Грушин. На его место был назначен Коробейников, человек совсем не того масштаба, конъюнктурный, пользовавшийся очень дурной репутацией. Я не в курсе, куда именно перешел Грушин, без работы он не остался, конечно. Работа в Таганроге была продолжена, она продолжалась и в 80-е годы.
Потом началась перестройка. К сожалению, с этого момента Борис Грушин выпал из поля моего зрения. Он в это время создал первую в России независимую службу изучения общественного мнения "Vox Populi". В начале 1990-х годов довольно часто по телевизору показывали результаты опросов, которые проводила эта служба. Потом и она исчезла с экрана.
Объяснять, кто такой один из основателей ВЦИОМа и создатель "Vox Populi", не нужно. Если вдруг кто не понимает: это все равно что один из руководителей "Манхэттенского проекта".
Грушин стоял у истоков российской социологии. Он ее создавал - такую, какая у нас теперь есть. Даже если не любить "грушинскую" версию, - а на это у многих есть резоны, - следует для начала признать сам этот факт. Я его признаю. И хочу сказать несколько слов о том видении мира и России, которое представлял Грушин. Без фонтана крокодиловых слез на тему "умер последний честный социолог, умерла наука, умерло все", но с должным признанием того, что признавать следует.
Когда мы говорим о крупном социологе, мы не можем игнорировать его политические и идеологические воззрения, которые первичны по отношению к "исследовательским процедурам", "замерам и оценкам". Кем был Грушин? Как и большинство людей его времени и его круга - западником, хотя и относительно мягким. Он не испытывал ненависти и омерзения по отношению к России и к русскому народу (как его друг Мамардашвили, да и большинство его друзей и коллег), но и не считал историческое бытие "этой страны" чем-то нормальным. Одной из излюбленных его формул применительно к русской истории была - "историческое невезение". Другая - "больное общество". Грушин считал, что живет внутри больного - причем многими разными болезнями сразу - социального тела, каковое следует изучать с точки зрения "нелечащего врача", "объективного диагноста". И хотя лечить россиян ВЦИОМу приходилось, особенно в 90-е, но Грушину это не нравилось - он мягко, но недвусмысленно утверждал, что социология не должна становиться еще одним инструментов банального пиара. Репутация "беспристрастного исследователя" была для него чрезвычайно значима. Его скорый уход из только что созданного ВЦИОМа был связан, возможно, и с этим тоже.
Но объективность диагноста детерминирована его представлениями о здоровье - а тут-то и начинаются проблемы, в том числе и методологические. Грушин их осознавал, но не мог и не хотел выйти за рамки тех представлений о социальной норме и патологии, которые сформировались у него в молодости. То есть в ненормальном и патологическом, по его же собственным представлениям, обществе, причем в самой выродившейся его части. Поэтому его книги и статьи напичканы штампами по поводу "нашей вековой несвободы" и прочей бытовой декюстиновщиной. И тем не менее для человека, родившегося и сформировавшегося в подобной обстановке, он прошел поразительную идейную эволюцию. Под конец он вплотную подошел в своих взглядах к той границе, за которой уже начинается отрицание западнической русофобии, до сих пор являющейся условием sine qua non для россиянского интеллектуалитета. Например, он открыто говорил о том, что главным врагом российского общества является даже не преступная власть и не криминалитет, а россиянские СМИ, разрушающие русские ценности и вместо этого подсовывающие нечто чудовищное. А во время известной истории с НТВ не поддержал истерикующих либералов, а назвал их "последними совками", вернув им то оскорбление, которым они швырялись в народ... Тут упоминалось о честности - да, он был честным человеком и не боялся других честных людей, а мнением прочих не особо дорожил. Тут его представления о норме были адекватны. Из-за чего он, кстати сказать, не смог удержаться в Президентском совете времен Бориса Николаевича. По его словам, ему не хотелось быть "членом ученого совета при Чингисхане". Это стоит иных рулад по поводу кровавого режима.
Что касается других заслуг - упомяну то, о чем могут забыть другие. Грушин много сделал для ликвидации социологической безграмотности. В эпоху разгула рейтингов он не уставал объяснять, что все эти цифры ничего не значат без соответствующей довольно сложной интерпретации. Человек, ставящий плюсик в анкете напротив какого-то ответа на вопрос, совершенно не обязательно будет поддерживать соответствующую точку зрения на деле. Декларируемые ценности могут очень сильно расходиться с реальным поведением, и это нормально. Если задавать человеку вопрос, над которым он никогда не думал, его ответ ничего не стоит. Если какой-то вопрос не задан, это не значит, что его нет... Весь этот социологический букварь он проговаривал четко и ясно - в то время как его коллеги драли горло, набивая цену своим оценкам и прогнозам. Меж тем здоровые нормы отношения социологии и общества, в том числе и потребителей социологического знания (а это именно что двусторонние отношения, и другими они быть не могут) предполагают, что стороны понимают друг друга и не ждут ни чудес, ни подвохов.
Напоследок. Когда Грушина спрашивали, сколько еще будет продолжаться гнусный "переходный период" в России, он отвечал в стиле протопопа Аввакума - "до самыя смерти". Он прогнозировал, что мучиться нам придется очень и очень долго... Но сам работал против этого прогноза - и ему стоит быть благодарным хотя бы за это.
Быть социологом в обществе, которое мало что хочет о себе знать, - задача, в сущности, почти невыполнимая. Грушин хотел узнать об этом не желающем познать себя обществе как можно больше. Решимость, которая его воодушевляла, вполне гармонировала с верой в то, что тайна этого не ведающего себя общества заключена во взглядах и представлениях людей, выступающих его членами.
Внимание и безотчетное доверие к стихии общественного мнения оказалось наделено статусом особого симптома: самосознание общества распознается по его зачаточным формам, которые почитаются как раритеты. Еще точнее - как свидетельства, улики.
Тщательная сортировка подобных улик превращается в методологический жест, одним махом очерчивающий все пространство эмпирической социологии. Служебная роль мнений в формировании самосознания с лихвой компенсируется их статусом фиксируемых фактов, завораживающих исследователя своим пресловутым "упрямством".
В 1960 году Грушин создал первый Институт общественного мнения. Значение этой органиации даже не в том, что были организованы первые опросы и исследования, а в том, что к самому общественному мнению стали относиться как к институту. Поэтому вклад Грушина в социологию не столько теоретический, сколько политический: он не просто снабдил социологию специфическим предметом (именно тогда социологическая наука оказалась надолго отождествлена со всевозможными анкетами), но превратил мнение в фактор общественого развития. Проблема только в том, что институализация общественного мнения камня на камне не оставила от того общества, по поводу которого эти мнения высказывались.
Констатация в 1983 году неизвестной природы построенного общества очень скоро повлекла за собой его самороспуск. Однако случилось это много позже: не в романтические 60-е, а в катастрофические 90-е. Подобно многим другим шестидесятникам, Грушин воспринял катастрофу как процесс целительного очищения. И, подобно многим другим шестидесятникам, он обманулся в отношении самого главного: частное мнение не является ни элементом общественного самосознания, ни тем более его наивысшим воплощением. Зато оно стало идеальным объектом и питательной средой манипуляций, осуществляемых со стороны систем принуждения нового типа, известных под именем медийной, коммуникационной власти.
Осознание ее механизмов требует иной социологии, чрезвычайно далекой от морально-политических заветов местного шестидесятничества. Возможно для этого даже вновь придется прекратить интерпретировать общественное мнение как институт. Во всяком случае, заново поставить вопрос о его принципах и основаниях...
Грушин - это зеркало российской политической науки. По сути, он основатель советской социологии. Еще в 60-е, если мне не изменяет память, он создавал первый в СССР Центр социологии, потом он же основал ВЦИОМ. Один из основателей Московского методологического кружка на философском факультете в начале 1950-х. Это было еще то время: Зиновьев, Мамардашвили, Щедровицкий... Грушин был лучшим продуктом советской системы гуманитарного знания, хоть и побочный. Советская система работала, как взбесившийся пресс по производству оливкового масла: пропускала через себя практически все население, самый елей она выдавливала и оставляла на самоусмотрение, не абсорбировала. А в ход шла бесформенная, выжатая пресная масса - но отдельные драгоценные капли, подобно вышеперечисленным титанам, всплывали - и до их пор они гордость российской цивилизации. Сейчас уже другая система. Но результат - не факт, что лучше.
Все базовые идеи современной науки заложены в начале Нового времени - в 17-м-18-м веках. Тогда ученый- естествоиспытатель, как правило, не только работал бесплатно, но еще и сам платил. Во всяком случае, никакой системы зависимости жалования от индекса цитирования - грантов, количества публикаций - не было. Результат - вся современная наука - карлики, стоящие на плечах этих гигантов. Мы до сих пор развиваем идеи об устройстве мира, заложенные ими. То же и в гуманитаристике. То же с людьми типа Грушина. То, что они делали, они делали вне существующей системы поощрений. Наоборот, за это им еще и доставалось по голове. Но результат - титанический. В современной РФ установилась система, принятая во всем мире, - когда наука и культура "востребованы рынком". И получается рыночная торговка. Мышление на рыночном уровне - в 20-м веке. Это были ругательные слова... Короче: таких, как Грушин, больше не будет.