"Детский случай" - вдогонку

От редакции. На сороковины Всеволода Некрасова мы публикуем его текст-пояснение к сборнику «Детский случай». Предыстория такова: издатели торопились в прошлом году и сразу после выхода сборника просили автора дать интервью."Я писал о двойной бухгалтерии...". Он остался недоволен спешкой и позднее после выступления в клубе «Русского института» в ноябре 2008 записал подробно свои соображения, которые мы предлагаем читателю. Почти через три недели после смерти В.Н.Некрасова пришло известие, что книга «Детский случай» получила премию «Московский счет», попав в число лучших изданий года. Премия вручена издательству «Три квадрата» на книжном фестивале в июне 2009.

* * *

После читки.

1. Детский ли случай ли.

2. Но главное? на главное внимание и не обратили. На цифру (–50) (А так (в скобках и с минусом) когда-то нас в 5-м классе средней школы учили обозначать отрицательные значения чисел – еще на уроках арифметике, готовя к алгебре в 6-м. А для меня эти 50 лет величина, безусловно, отрицательней некуда. Это время, за которое мои стихи не пускали и не пускают к читателю. Именно так. Всякие раз-+деления на массовое искусство и элитарное – банальнейшее блатное безобразие, если разделяем мы. Разделяет кто-то. Некто. А если все-таки разделяется, то только само. И не сразу.

1. Думаю, что все-таки детский. В те времена, с конца 50-х, чтоб минимально официализироваться – уйти из-под «закона» о тунеядстве, достаточно было выпустить одну-две детские книжки в издательстве «Детгиз» или «Детский мир», чуть погодя переназванных «Детская Литература» и «Малыш». На такую книжку (с картинками, художественным оформлением стихов – обычно меньше текста даже лучше: больше места художнику – хватило бы стихов 15, а то и 10-12. В «Мылыше» вообще хватить могло 8 – сколько «кадров» у картонной «ширмы», «раскладушки»… Тогда как раз успешно дебютировали в «Малыше» Холин и особенно Сапгир. Не скажу уж очень успешно для своей поэзии, но именно для дебюта. А я считался как бы их младший коллега, с тем и появился в «Малыше». Что из этого вышло – об этом в «Пакете». Вкратце – мало хорошего для обеих сторон. Меня старались научить квалифицированно халтурить, учению я поддавался плохо (и не из гордости, а со страху: боялся разучиться и тому, что умел. Примеров кругом хватало). А когда таки поддался, вышло и совсем как-то не так. Неудачно. Халтурить я научился все-таки плохо. Не то чтоб уж хуже всех, но… Даже и педагоги-редакторы, кажется, догадались… И плюнули-таки на мое научение-воспитание. Увы, с опозданием.

Во всяком случае, в «Детском случае», считаю, материала на тех книжек 5 - 7, может, и больше. Стихов от 30 до 50 надежно детских тут наберется. Такой разброс данных – от неуверенности; и вот в ней, этой неуверенности, своей и не только своей, могу сказать, я уверен. И хотел бы на ней даже настаивать. Я совсем не убежден, что фундаментальное достижение советской литературы – непременное разделение литературы на детскую и не детскую – существует как-то на самом деле и реально работает. При том, что К.И.Чуковский – выдающаяся фигура прежде всего именно как детский поэт, каких прежде не было, и тот же его «Крокодил» – безусловно событие в русской поэзии, даже в стихе, явно показывающее возможность этой новой детской поэзии быть на уровне поэзии взрослой… «Для детей, как для взрослых, только еще лучше» как напишет тот же К.И.Чуковский чуть позже в своих заповедях.… И с полным авторским правом…

«Кондовую, избяную, толстозадую…» – строчка явно предельная для вовсю разгулявшегося русского стиха 1910-х годов, на грани отказа от стиха, а «Крокодил Крокодил Крокодилович» – уже и запредельная, за гранью; однако, отказа, как видим, не происходит: явный стих, да еще какой складный. задорный, но уже какой-то другой. Естественно…

Не знаю, насколько поддается сейчас установлению точная взаимоочередность написания «Крокодила» и «12», да и вряд ли в ней, в конце концов, дело, но первая поэма читается как веселая пародия на вторую с воскрешением всех катек:

Утроба крокодила

Ему не повредила

Похоже чем-то на знаменитую пару «Людмила» и «Светлана» как раз за век перед тем… И ведь именно характерная авангардность подвешенных строк вроде: «Упокой, Господи, душу рабы твоея. Скучно», «И взмахнул своей саблей игрушечной» вкупе со всей стиховой привольностью перекличку поэм и выявляют так ярко.

«Не без претензии на новый литературоведческий термин я предложил бы назвать такую строку приговской строкой» /курсив мой. В.Н./.» (А.А.Зорин. «Глядя из зала», сборник «Понедельник»)…

Не без претензии – золотые слова, а вот «Глядя из зала» – это зря. Из какого там зала – из самых недр закулисья… А откуда же еще можно было, столь изящно-научно-непринужденно блеснув таким невежеством в русском стихе, да тут же прыгнуть- прИгнуть зА море, чтоб уже впрямую и впаривать это свое тусовочное невежество великобританской аудитории… Неся в юные крепкие британские головы свет науки о приговской строке хоть у тех же Блока, Чуковского, да и Пушкина:

Громада двинулась,

И рассекая волны

Плывет…

Куда ж нам плыть?..

И действительно ведь, уже вроде как и некуда. В РГГУ разве что.

Но это всё, так или иначе, в больших-больших скобках. Я же здесь о том, что при всем масштабе К.И.Чуковского, который, возможно, еще больше, чем кажется, и даже при всех очевидных, действительно неоспоримых достижениях советской детской литературы – особенно той, что успела прорасти в довоенный период – «Заповеди» Чуковского – все-таки явный экскурс не туда. Понятна тяга практика стиха, автора-триумфатора (и начинающего, кстати, поэта, так сказать, любителя), кому удалось в этом месте дотянуться до Блока, если не сказать Блока оспорить, тяга как-то растолковать, утвердить свой успех. Но едва ли простительно в итоге все же столь умному и знающему писателю подыграть так советской литературно-бюрократической системе. А очертания ее уже просматривались куда как явственно. Да не очень-то они и скрывались с самого начала. Одно дело – угорелый футуризм. При всех, опять же, его успехах... Чуковский – всё-таки другое...

Регламентация же – конечно, и есть самое то, что надо системе. В отличие от системы литература, поэзия живет интуицией и здравым разумением. Есть ясные крайние случаи. Чижик-пыжик – детские стихи, «Демон» – не детские. Понятно. Но и тут крайне жаль было бы оставить читателя (слушателя) в детстве, при начале опыта без «На воздушном океане», без начальных строф; тогда это будет уже несколько не тот читатель. Не того уровня...

Наша книга детская,

Детская-советская…

Как пела бодро «Пионерская зорька» чуть не каждое утро... Тупые рифмы – самые крепкие. Эту-то вот склепку кувалдой детского с советским и оказались в итоге призваны обеспечить бедные «Заповеди», при своем начале, уж небось, ни сном, ни духом… Помогая неукоснительно отсекать якобы не детское от нашего детского, как несоветское от советского... Как на границе на замке... Может, и не вдруг, не сразу, но при нас слова детская специфика стали уже волшебными, неодолимым заклятием. Надежно отделявшим стихи от публикации, признания, настоящего поэта (писателя) от тунеядца… В руках доверенных лиц, хранителей и употребителей этих слов, в основном хранительниц, советских-детских редакторш, неустанно корчивших из себя людей и читателей. Читательниц…

Особенно памятна парочка таких, кому я попался в главном издательстве «Детская литература» – партийная одна, главная, и другая, подсобная тогда, православная. Само собой, лет 20 я пребывал в нажитом твердом убеждении, что хуже партийной принадлежности в литературе ничего не бывает. И ошибся. Но по порядку (хотя и вкратце – подробнее в «Пакете»). Отвергнув, понятно, с порога, мои стихи, парочка решила попробовать меня на практическом редактировании – внештатником. Что ж, я рад: к тому времени (года с 61) покрутился я по литобъединениям и нажил вкус к добросовестному разбору чужих стихов: стараясь ловить удачное: стихи, строки (До тотального релятивизма, когда никто не смей знать хорошо/плохо – а то смеяться будут – до приготы, смертей искусства, автора итп дорастет обезьянник еще лет через 20-30… После же 53 года жизнь была попроще: всё время ожидалась поэзия, поэты; не прозевать только. Чем вообще-то ведь и должен быть занят нормальный, штатный редактор. Не замороченный планом и идеологией). И самотек, самочинно присылаемые-оставляемые в редакции рукописи, то, что как бы заведомо считалось рутиной и чуть ли не божьим наказанием, вдруг, оказалось, нести может немало живых удач. Особенно при минимуме формального подхода. Если нужны все-таки не рубрики, жанры, темы, Задачи итп, а сами тексты, стихи.

Но легко сказать «Нормальный штатный редактор»… В совлитсистеме такой редактор, конечно, был ненормальным явлением, таких, собственно, практически давно искоренили. И пришлось за редакторское дело браться редактору внештатному, ненормальному, простому автору по первой профессии. Такой был меньше повязан в системе – дали составить, так дали – и действительно дал возможность, дело пошло настолько бодро, что пришла мысль – из отмеченного, отобранного мной в «самотеке» составить отдельный сборник.

Так или иначе, набор, система «заповедей», требований, которым должны якобы отвечать стихи для детей, раньше-позже где-то войдет в конфликт с основной, главнейшей заповедью того же Чуковского, запрещающей всякие скидки, уступки качества: для детей, как для взрослых, только еще лучше… Чтоб ясней уразуметь это, достаточно поставить мысленный эксперимент: попробовать так же, симметрично предложить какие-то такие же заповеди для обычной, взрослой поэзии и вообще литературы…

Для взрослых, как и для детей, и чтоб не хуже…

С одной стороны, можно сказать, что как раз такие попытки мы и наблюдаем, начиная по крайней мере с Аристотеля, с другой стороны, можно ли сказать, что наблюдаем мы так же и рост успешности именно самих таких попыток? Беря конкретно – в чисто практическом плане? Где такой устав, такие инструкции? Их нет, и слава Богу… А ведь детские «Заповеди», в общем, в таком именно качестве и предлагались…

Очевидно, в свое время это было более чем оправдано – декадентские издержки «Серебряного века», похоже, сказались в тогдашней детской литературе особенно тяжко. И важней всего была попытка хоть как-то вправить, что называется, эпохе мозги.

Однако. С полвека спустя, один Чуковский заместитель, успевший Чуковского застать, прочел часть стихов, собранных в этой книжке, и став перед автором в позу, продекламировал следующее: – Я против экспериментов над детьми.

Так. А я значит – за эксперименты. Как доктор Менгеле… Речь, кстати, шла о стихах еще ранних, которым меньше всего шло бы слово эксперимент. Хоть искусству оно и вообще не годится. Либо искусство есть – тогда оно, извините, результат. Либо искусства нет, и тогда такие слова не помогают. Хорошо еще, сказано было с глазу на глаз. Но уж небось и повторено в других обстоятельствах. Заместитель был видная фигура теневой номенклатуры и в обстоятельствах так, сяк крутился всё время…

Очевидно, если мы всерьез против снижения качества литературной продукции для детей, придется нам заняться как следует и качеством теоретического обеспечения производственного процесса… Ему бы тоже неплохо быть как для взрослых, только еще лучше

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67