Черное на серебряных струнах

Так много написано разве что об Элвисе Пресли. Тот – певец и киноактер. Этот – актер, исполняющий песни собственного сочинения… «Собственное сочинение» – кто в наше время может доказать, что оно «собственное»? Оба ушли из жизни в 42 года, породив массу легенд. Оба к моменту смерти были всем известны у себя в стране, но лишь единицам за ее пределами. Оба успели поднадоесть уставшему от самого себя поколению первых поклонников. Обоих смерть увековечила не в меньшей степени, чем то, что сделано ими при жизни. Обаяние обоих не поддается измерению. Для кого-то они – идеальный образец для подражания, для других – дурной и отпугивающий пример саморазрушения. То и другое – правда.

Однако занимают нас упущенные, мало выявленные оттенки в творчестве одного из этих гигантов, того, который нам ближе и географически, и культурно. Старая добрая «метафизика» – доказание недоказуемых вещей. Таких, например, как скрытое родство с безумно далекими явлениями заокеанской субкультуры. Ведь таким голосом до него по-русски не пел никто. Как Литтл Ричард в американском рок-н-ролле, Высоцкий легализовал хрип и вопль у себя на Родине. Несколько неслучайных случайностей. Несколько пятен на солнце, подтверждающих подлинность светила.

Лично меня впервые сбила с толку премьера рубрики «Они поют под струнный звон» по радио «Свобода». Был приблизительно 1972 год, и я пытался обнаружить в радиоэфире любимые группы. Другой возможности слушать западные новинки я был лишен. Ведущие – диктор Галина Зотова и какой-то джентльмен сообщили, что отныне будут в конце часа баловать слушателей песнями под гитару «без ведома и разрешения авторов». Начали с Высоцкого. Премьера была омрачена свирепым глушением. Я оценил гитару, ритм и необычный тембр голоса, но из слов сумел разобрать и запомнить только два: «Снимите шляпу!» и еще раз «Снимите шляпу». Утром, по дороге в школу, я сумел себя убедить, что знаю сюжет песни полностью, и даже проверил силу своего воображения на однокласснике:

«Вчера Высоцкий пел, как чувак приходит в Мавзолей, а охранник ему: Гражданин! Снимите шляпу!»

Одноклассник напрягся. Посещение Мавзолея было мечтой каждого ребенка… но я рано начал взрослеть и сомневаться. Что-то непонятное причудилось мне в этом двойном окрике: «Снимите шляпу! Снимите шляпу!» К вечеру туман частично рассеялся, и стало ясно, что непостижимым образом эта песня напоминает мне любимые, гипнотические повторы в монотонных композициях Криденс, Лед Зеппелин и Дорс. Но – советский гражданин Высоцкий, сквозь заводской скрежет глушилок под одну гитару (!) – звучал еще диковенней и неуместней. Чуть поздней – открыв для себя первобытную музыку чернокожих исполнителей, я с восторгом убедился, что это «наш» Джон Ли Хукер, Хаулин Вулф или… все они сразу. Тексты с намеками и без – не имели значения. «Снимите шляпу!» звучало как «Wang-Dang Doodle».

* * *

К нашему счастью, находились свободные от предрассудков владельцы магнитофонов, не выкидывавшие при перезаписи «неформатные» произведения Высоцкого, в которых отсутствовал текст (хотя лента стоила не дешево и местом на ней дорожили).

Эти записи представляют собой непрерывный «скэт», выкрикиваемый с маниакальной быстротой шамана. Проще всего усмотреть в них пародию на кривляния стиляг, дурашливое глумление даровитого денди над бездарными модниками. Однако более въедливый слушатель уловит в этих импровизациях опасное сходство с наиболее смелыми опытами западных современников Высоцкого. Выстраиваются поразительные, но неминуемые параллели: тут и Captain Beefheart с «пропитым» голосом оборотня-алкаша, и вовсе первобытный колдун Exuma, рожденный на острове Кошачьем (Багамы) в начале 1940-х. Две импровизации Высоцкого без слов – это осязаемый хаос, откуда усилием поэтической воли формируются четкие фигуры и положения его песен.

Exuma, Captain Beefheart – эти имена с каждым годом говорят потребителю все меньше. Голоса отверженных артистов застывают и парят безымянными обломками в ледяном безмолвии космоса. Но скрытый от невооруженного глаза бесшумный ход потускневших небесных тел влияет на судьбу и настроение сильнее, чем фальшивые и ослепительные «звезды».

Попытки довести материал Высоцкого до «попсового» совершенства дают, как правило, клинический результат. Бледные демоны блюза не любят «грамотных аранжировок» и продуманных соло. Рядовой адепт «Зеленого Змия» гораздо выше и тоньше оценивал формулы своего сумеречного бытия, в равной степени противопоказанные (и отвратительные) и профанам, и эстетам, как неадаптированная гаитянская кухня.

Если бы с этим человеком работали другие музыканты! Если бы его «сырые» версии доводили до ума иным путем! Тогда бы у Тома Уэйтса был серьезный соперник задолго до коммерциализации «декаданса».

Когда появились пластинки с оркестром Гараняна, народ пытался танцевать под «Утреннюю гимнастику» (без куплета, где рифмуется «Йоффе» и «кофе») – на короткое время она сделалась чем-то вроде танца «pogo» советских панков среднего возраста, не сознающих своей «панкоты». Никто не обратил внимания на шахтерский блюз «Черное золото». Производственная тема отпугивала. А между тем в основе этой вещи – классический рифф «Green Onions» Booker T. & MG’S. Побольше бы таких заимствований! И поменьше депрессивных фрейлехсов.

* * *

Какой роскошный концептуальный альбом вышел бы из цикла песен к «Бегству мистера Мак-Кинли»! В этом цикле с помощью интонаций и слов Высоцкий открывает свою Америку, кошмарную и неповторимую.

Мрачные, завораживающие именно своей неубедительностью (автор на ходу выдумывает одни и удаляет другие подробности, дистанцируясь от порождений собственной фантазии) песни для кинофильма «Бегство мистера Мак-Кинли» вызывают особенное ощущение тревоги и дискомфорта. Откуда возникает этот диссонанс? Мы помимо воли чувствуем, что нам рассказывают вовсе не о том, что видно из набора слов. Сходным воздействием обладают лучшие песни того периода. Например, «Strawberry Fields Forever»…

Есть главный ход, но только вот

Упрашивать – я лучше сдохну.

Вхожу я через черный ход,

А выходить стараюсь в окна.

Это же поэтическая речь блюзмена! «Backdoor Man» таганского Моррисона. Сам тяжеловесный, скорбный, ступенчатый ритм идеально совпадает с «мефистофельским» вальсом Лед Зеппелин «Dazed & Confused». Однако адресован он поколению советских граждан, которые умрут, так и не узнав, кто такой Мадди Уотерс.

* * *

Изучал ли сам Высоцкий кого-то из названных выше исполнителей целенаправленно? Не думаю. При столь интенсивном творчестве достаточно самого себя. Хотя, в одном документальном фильме, где показана его квартира, и мелькнул на полке под проигрывателем диск Гордона Лайтфута (замечательный бард из Канады) – вероятно, подарок иностранцев.

Визионер, философ, народный поэт – титулы, вызывающие в наше время в лучшем случае зевоту. Лучшим памятником многим из тех, у кого они уже есть, было бы исчезновение с лица земли самой системы памятников, фейерверков, парадов, «манежей и арен, где миллион меняют по рублю».

Люди с необычным голосом редко отказываются от вредных привычек. Ужас недопонимания (страх быть неверно понятым современниками) толкает их к пропасти… Боязнь оказаться забытым при жизни. Но и посмертная слава, когда жизнь и смерть изучены до мельчайших частиц, фактически распылены, как дезодорант в накуренном помещении, не выглядит привлекательней. Сколько гаитянских зомби и упырей водится в его текстах, сколько бесов является к персонажам песен, написанных якобы для потехи богемных друзей… Их там не меньше, чем фронтовиков, спортсменов, студентов и моряков. «Трое везли хоронить одного» – наяву таких похорон не бывает. Разве что в гангстерских драмах Жан-Пьера Мельвиля, у которого много общего с Говорухиным. Так не хоронят – так выкапывают зомби.

* * *

В ресторане «Березки» закончилось второе отделение, когда ко мне подошел аскетичного вида, похожий на прибалта, блондин в черном костюме. Я сразу понял, в чем дело. Он должен был изъять у меня японский приемник, который мне всучили три разгильдяя, обворовав чью-то хату в Николаеве. Все трое были из очень хороших семей, и я не ожидал от них такой подлости. Но слухи об аресте уже гуляли по городу…

Мы спокойно вышли из ресторана. Был тихий июльский вечер. Оперуполномоченный произвел изъятие вполне деликатно. Он даже предложил отвезти меня обратно в ресторан – на работу. В кабине «газика» было темно, он стал вертеть ручку настройки, и попал на финал песни, сами понимаете, чьей. После чего голос с акцентом (это был «Голос Америки») сообщил: «…скончался в Москве от сердечного приступа».

Никто из нас – водитель, опер и я, не проронил ни слова. Лично меня удерживал не шок – «умер сегодня во сне от сердечного…во сне…в Москве» – а цитаты из его последнего фильма, которыми так злоупотребляли граждане всех мастей. Почему-то они тормозили горечь этого внезапного известия.

Посовещавшись с коллегами, мы решили, чтобы не сеять паники, и не подводить людей, рекомендовавших нас на подмену (они были в отпуске), сыграть официально дозволенные «Корабли». Оказалось, что никто не помнит текст полностью. Но мы быстро его восстановили. Бурной реакции не последовало – никто не вскочил, не призвал почтить память и т. д. До конца отделения оставалось сорок минут. Люди подходили и заказывали, каждый свое – кто Антонова, кто запрещенный Чингиз Хан, а в голове, словно туман по ступеням, сползали скорбные слова:

«Не вгоняю я в гроб никого…»

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67