Нефтегазовый кризис между Россией и Белоруссией прошел еще одну контрольную точку. Вскоре после подписания документа об урегулировании отношений в сфере транзита нефти президент России 15 января выступил с долгожданным разъяснением. В отличие от своего белорусского коллеги, довольно интенсивно комментировавшего события по мере их развития, Владимир Путин предпочел расставить точки над "i" в одном коротком заявлении, которое он сделал на заседании кабинета министров. Путин отметил, в частности, что в 2007 году запланированная поддержка белорусской экономики составит 5,8 млрд долларов, или 41% всего бюджета республики, составляющего 14 млрд. Путин объяснил, что эта поддержка предоставляется минскому руководству не за красивые глазки, а является платой " за спокойный, мягкий союзнический способ перехода к рыночным отношениям" и " поддержкой братского белорусского народа".
Стоит особо отметить чрезвычайно мягкую, дипломатичную форму замечаний Путина, который не позволил превратить энергетический спор в перебранку на высшем уровне. Реплику российского президента, безусловно, можно считать ответом белорусскому агитпропу, обвинившему российского президента в том, что тот в погоне за прибылями энергетических компаний пожертвовал отношениями с братской славянской страной. Однако вопреки распространенному мнению за нефтегазовым спором между Российской Федерацией и Республикой Беларусь стоит нечто большее, чем потакание Кремля энергетическим монополистам. Как было признано ранее на высшем уровне (об этом заявлял сам Александр Лукашенко), истинной причиной кризиса являются продолжающиеся разногласия по поводу строительства союзного государства.
Изначально Путин предложил Белоруссии войти в состав России в качестве субъекта РФ. Из этого предложения следовало полное растворение Белорусской Республики в России. В свою очередь Минск предлагал объединение на основе равных прав двух субъектов союза - России и Белоруссии. Из последних заявлений Лукашенко следует, однако, новое важное добавление: Белоруссия в таком объединении должна полностью сохранить суверенитет. Фактически это добавление означает существенный пересмотр его собственных прежних позиций. Заявления, наподобие того, что " государственная независимость за газ не продается", слишком уж напоминали демагогические заявления годовой давности украинской националистки Тимошенко и, вероятно, серьезно повредили имиджу Лукашенко внутри России как главного, если не единственного радетеля славянского единства. Знаменательно, что, когда истинные намерения Лукашенко вскрылись, они оказались противоположными тому мнению о них, которое было ранее закреплено в общественном сознании.
Между тем даже прежняя белорусская позиция о формировании союзного государства из двух равных субъектов была отвергнута в свое время Москвой по вполне очевидным причинам. Это означало бы формирование "матрешечного государства", возврат в урезанный Советский Союз с провозглашаемой пресловутой "свободой выхода из состава". Таким образом, дальнейшее движение по этому пути означало бы возрождение той самой близорукой "ленинской национальной политики", с последствиями которой так и не справился СССР и наследие которой до сих пор никак не удается преодолеть России. Таким образом, необходимость пересмотра первоначального проекта создания союзного государства России и Белоруссии была признана обеими сторонами.
Татарский вариант?
Сегодняшние позиции сторон, очевидно, представляют собой не ультимативные требования, а лишь стартовые позиции для достижения компромисса в будущем, и обе стороны понимают, что сближение может быть достигнуто только путем взаимных уступок. Так, предлагаемое Россией дробление Белоруссии при ее вхождении в состав РФ вряд ли возможно, поскольку неприемлемо не только для белорусских элит, но и для широких слоев населения республики, справедливо опасающихся, что, потеряв общее управление, белорусское общество будет поражено российскими социальными язвами. Ведь в течение "смуты 90-х" именно независимая белорусская власть была тем экраном, который защищал население от произвола олигархов, коррупционной судебной системы и незаконных мигрантов. Не секрет, что это сделало Белорусское государство во многих смыслах более успешным социальным проектом, чем Российская Федерация.
Куда заведет такой торг и вспыхивающий время от времени силовой "рестлинг" между двумя русскими столицами, Москвой и Минском, пока не ясно. Одной из возможных точек соприкосновения позиций могло бы стать вхождение Белоруссии в Российскую Федерацию на правах единого субъекта с расширенными полномочиями, наподобие Татарстана или Чечни. Такой формат объединения сохранил бы в значительной мере состав белорусских элит, заодно и решил бы проблему применения политической энергии самого Лукашенко: он бы превратился в мощного регионального российского политика с большим влиянием на Москву, наподобие Шаймиева.
Для Лукашенко и связанных с ним элит это означало бы гарантированное сохранение их статуса внутри Белоруссии, то есть стабильность, которая неизбежно будет утрачена, если Минск потеряет российский экономический и военно-политический зонтик. В принципе перед Минском стоит только одна альтернатива объединению с Москвой: потеря суверенитета в пользу евро-атлантических структур без шансов в обозримом будущем стать их членом, имеющим хотя бы символический голос. Белорусская экономика будет полностью подчинена западному капиталу, молодое население пополнит ряды западноевропейских гастарбайтеров и проституток, а крупные города этой исконно русской земли станут площадкой расселения выходцев из бывших европейских колоний. В ходе такой трансформации белорусское общество наверняка окажется расколотым на "западных" и "восточных" по образу и подобию Украины и с неопределенными перспективами сохранения территориальной целостности страны в будущем.
В то же время те капиталы, преференции и гарантии, которые были даны Кремлем белорусской элите в качестве политического и экономического кредита под проект объединения, в случае разрушения этого проекта рано или поздно будут востребованы. Таким образом, перед Лукашенко стоит неприятная дилемма: начать возвращать полученные кредиты либо пойти по пути объединения, и тогда кредиты будут списаны.
В аналитической печати бродит еще один вариант его возможного поведения: предав бывшего союзника, повернуться лицом к Западу. Последнее, отнюдь не невозможное, предположение означало бы для Лукашенко "потерю лица" в России, да и в самой Белоруссии. Очевидно, что столь "одиозная" для Запада фигура, да еще и с ореолом перебежчика, никогда не была бы там допущена в круг "ответственных политиков". Она воспринималась бы как сугубо транзитная, поддерживаемая тактически и обязанная как можно скорее уступить место более тесно повязанным с Западом идейным атлантистам, таким как лидер белорусских диссидентов Милинкевич. Кроме того, готовность ЕС и США субсидировать белорусскую экономику вызывает большие сомнения.
Получается, что Лукашенко некуда деваться. Памятуя о судьбе Шеварднадзе, скинутого с трона при активном участии в перевороте западных "друзей", ему придется улаживать отношения с Москвой. При этом поведение Лукашенко можно сравнить с поведением германского канцлера Бисмарка, который с целью побудить Россию заключить с ним союзническое соглашение в 1887 году бросился мелко вредить Санкт-Петербургу, где только возможно. Так Германия старалась обратить на себя внимание России и убедить русского царя в своей незаменимости. Идя на обострение отношений с Россией, Лукашенко не столько предает своего старого союзника, сколько пытается продемонстрировать Кремлю, что его рано сбрасывать со счетов. Это скорее напоминает торговые споры ЕС и США, чем войну между Севером и Югом США.
Батька и его "джоб"
Тем не менее переход Лукашенко на сторону атлантистов полностью не исключен, однако очевидно, что только очень серьезные гарантии и посулы непосредственно из Вашингтона могут подвинуть белорусского Батьку пойти по такому пути. Здесь можно вспомнить "лидера ливийской Джамахирии" Муаммара Каддафи, который буквально за месяц превратился из "изгоя" и "террориста" в "респектабельного" в глазах Запада политика, после того как согласился отказаться от ядерной программы и координировать свою внешнюю и энергетическую политику с американцами.
Угрозы, раздающиеся с Запада в отношении режима Лукашенко, который там не признают законным, весьма напоминают угрозы по отношению к Каддафи и очевидно имеют аналогичную цель: подвинуть Минск к переходу под западный политический контроль. Кроме того, у Лукашенко имеется весьма интересный для американцев ресурс. Это транспортный коридор, который может рассматриваться за океаном в качестве еще одного российского "окна в Европу", которое стоило бы взять под американскую опеку. Однако, в отличие от Каддафи, у Лукашенко есть реальная альтернатива капитуляции . Для получения гарантий стабильности Лукашенко не обязательно обращаться к американцам. В отличие от арабов, у русских имеется государство, способное гарантировать гражданам Белоруссии безопасность, а белорусским политическим элитам стабильность при любом мыслимом развитии. При этом их статусное положение в объединенной России обещает быть выше, чем эвентуальный статус "бедных родственников" в объединенной Европе.
Поскольку в данном случае речь фактически идет о процессе объединения двух русских национальных государств, о важном шаге на пути к восстановлению русского национального единства, этот вопрос также носит принципиальный аспект. Любая уважающая себя нация стремится к максимальному объединению и преодолению раздробленности с целью консолидации сил, повышению своей мощи и мирового статуса. Поскольку сам процесс образования наций подстегивается необходимостью консолидировать человеческий ресурс с целью более успешной глобальной конкуренции, такое стремление вполне закономерно. Только желание политиков сохранить свой "джоб" мешает этому: как и в случае слияния фирм, слияние государств не может вызывать восторг у части руководителей, поскольку означает, прежде всего, сокращение числа "начальников". В вопросе объединения России и Беларуси политическое искусство состоит в том, чтобы найти "начальникам" достойное место в новой "фирме".
Дух Бисмарка
Из-за недостатка информации и специфики дипломатической риторики интенции Москвы в этом деле для многих неочевидны, однако, памятуя об архетипической для Москвы роли "собирательницы Земли русской", обострение нефтегазовых споров с Минском следует рассматривать не как симптом раскола, а скорее наоборот - как предвестник ускорения процесса интеграции двух государств. Если только Москва не наделает каких-нибудь глупостей или Вашингтон не сумеет убедить Путина отказаться от идеи присоединения Белоруссии. Последнее выглядит маловероятным в свете общего ухудшения климата отношений с Америкой и еще больше - в свете неблагоприятного прогноза их развития в обозримом будущем. Что еще важнее, в самом Кремле наблюдается рост реставрационных настроений, выходящий за рамки классического консерватизма "раннепутинского" периода. Стало возможным говорить о "духе Бисмарка", витающем над Кремлем.
Бисмарк, как известно, начал свою карьеру в большой политике с того, что сумел убедить короля Вильгельма Первого остаться у власти. Король, консерватор до мозга костей, вступая на престол, присягнул конституции и считал себя не вправе ее нарушать ни на йоту. Когда возник непримиримый конфликт между правительством и парламентом относительно использования средств на вооруженные силы (ускоренное военное строительство было необходимо как гарантия национального объединения), король растерялся и решил отречься от престола. Однако железный канцлер сумел найти необходимые формулировки и выстроить убедительную систему аргументации, так что король вынужден был с ним согласиться. Бисмарк говорил о том, что дело объединения живой нации важнее формального содержания юридических документов и что после того, как страна вновь будет едина, формальные трудности, возникшие с текстом конституции, будут быстро и заслуженно забыты не только парламентом, но и всем обществом.
Сходство России с Пруссией времен объединения Германии неполно, но, как видим, в том, что касается отношений с Белоруссией, наблюдается достаточно признаков того, что в экстренном порядке запущен тяжелый торг об условиях объединения. Если это так, то более понятной становится готовность Москвы терпеть огромные имиджевые потери на Западе, которые могут вылиться в ближайшем будущем в потери для нефтегазового сектора России, если Европа реализует свои угрозы по диверсификации энергопотребления.
Похоже, однако, что на этот раз угрозы Кремль не испугали. Возможно, еще и потому, что там решили уходить от ресурсозависимой экономики в любом случае, и паника европейцев только на руку этим планам: если за рубежом газа и нефти покупают меньше, тем лучше, больше останется для россиян! Меньший спрос на российские энергоресурсы в Европе сдерживал бы рост цен на топливо в самой России, а значит - способствовал бы росту обрабатывающего сектора и транспорта. Да и капиталы, накопленные нефтянкой, в случае спада экспорта энергоносителей начали бы наконец перетекать в обрабатывающую промышленность. Если бы к этой структурной выгоде для российской промышленности можно было добавить давно лелеемое большинством россиян "славянское объединение", для всех стало бы бесспорным, что путинское президентство удалось. А значит, игра стоит свеч...