Альтернатива площади Тяньаньмэнь

Если бы в Китае победила демократия

События на площади Тяньаньмэнь, стоившие жизни по меньшей мере двумстам пекинским юношам и девушкам, сегодня изучены историками и политологам вдоль и поперек. Не исследованным, кажется, остается только один вопрос – какова была бы геополитическая ситуация в мире сегодня, если бы двадцать лет назад в Китае победила демократия?

Между прочим, ничего невероятного в победе пекинских студентов, вышедших на демонстрацию в день первых свободных выборов в Польше, не было. Их вдохновлял пример Восточной Европы и Советского Союза, горбачевская перестройка. И в руководстве Китая немало первых лиц сочувствовали лозунгам студентов и готовы были вслед за экономическими рыночными реформами начать реформы политические. Однако патриарх китайских реформ Дэн Сяопин решил, что требования студентов слишком радикальны и грозят дестабилизировать общество. Он бросил против демонстрантов армию. Итог известен. С тех пор экономические реформы продолжались, а китайская экономика вплоть до нынешнего кризиса росла высокими темпами и становилась все более рыночной.

А вот на политические реформы и даже на разговоры о них было наложено строжайшее табу. Однопартийная политическая система осталась в неприкосновенности, равно как и тотальный контроль государства над средствами массовой информации, включая Интернет. Китай демонстрирует всему миру витрину своего экономического процветания – мегаполисы восточного и южного побережья, не акцентируя внимания на положении в депрессивных северных и центральных районах страны, где, кстати сказать, до сих пор проживает большинство населения. И уж совсем закрытыми остаются Тибет и Синьцзян-Уйгурский автономный район, где до сих пор сильны сепаратистские тенденции.

Но давайте представим себе на мгновение, что тогда, в 1989 году, китайское руководство рискнуло бы вслед за рыночной экономикой по советскому примеру ввести, если не полноценную свободу слова, то хотя бы гласность, затем – частично свободные выборы... Скорее всего, в этом случае развитие событий в Китае пошло бы примерно по тому же сценарию, что и в Советском Союзе в 1989 – 1991 годах, но с некоторым опозданием по времени. При этом кое в чем перемены могли бы происходить не так, как в СССР, а ближе к тому сценарию, который реализовался в странах Восточной Европы.

Если Советский Союз распался в конце 1991, то в Китае первых свободных выборов можно было бы ожидать где-то в середине 1990-х. К власти вероятнее всего пришла бы партия, близкая к нынешнему Гоминьдану, учитывая, что рыночная экономика привела к гигантскому социальному расслоению, когда большинство народа стало жить беднее, чем прежде, и на действительно свободных выборах компартия не имела бы шансов на победу.

Наверное, партией-победительницей и стал бы Гоминьдан, активно поддержанный с Тайваня, где эта партия десятилетиями являлась правящей. Затем в самое ближайшее время произошло бы мирное воссоединение Китая и Тайваня, причем не по той схеме, по которой воссоединился Сянган (Гонконг): одно государство, две политические и экономические системы. Нет, произошла бы полная интеграция двух Китаев, со слиянием новой материковой элиты и старой тайваньской. Реализовался бы сценарий, похожий на тот, который был осуществлен при воссоединении ГДР и ФРГ (точнее, при присоединении Восточной Германии к Западной).

Не будем забывать, что в мире по-прежнему существуют два Китая, пусть и не сопоставимые по территории и населению, зато сопоставимые по военной мощи. В случае германского объединения в роли гиганта выступал гораздо более развитый экономически и политически капиталистический Запад, с в два с половиной раза большей территорией и с вчетверо большим населением. В случае же с Китаем и Тайванем подавляющее превосходство в населении и территории первого до некоторой степени уравновешивалось бы военной, финансовой и экономической мощью второго.

И не последнюю роль сыграло бы наличие у Тайбэя передовых военных и промышленных технологий. Разумеется, о присоединении к Тайваню материкового Китая не могло бы быть и речи, но и механическое поглощение Китаем Тайваня в этом случае было бы исключено. При реализации демократической альтернативы тайваньская элита имела все шансы занять если не главенствующее, то весомое положение в составе новой китайской элиты.

Что же касается экономического развития Китая в этом случае, то оно, надо полагать, принципиально отличалось бы от пути экономического развития России после развала СССР. Тут имели бы значение, в частности, предшествующие экономические реформы, благодаря которым Китай в 1989 году продвинулся на пути к рынку гораздо дальше, чем Советский Союз к августу 1991-го. Примем во внимание также широко известное трудолюбие китайского народа, а также отсутствие в Китае значительных запасов нефти и газа, что исключало приток в страну шальных нефтедолларов. В этих условиях новое китайское руководство должно было бы в первую очередь наиболее эффективно использовать гигантские трудовые ресурсы, а «тайваньская прививка» могла бы обеспечить «второе китайское экономическое чудо. Развитие китайской экономики могло бы резко ускориться и по своей структуре приблизиться к экономике США, Японии и ведущих государств Евросоюза. Уровень же социального расслоения, напротив, мог бы понизиться, за счет уменьшения разрыва в экономическом развитии между различными регионами Китая.

Конечно, в случае смены коммунистической однопартийности на демократию в Китае, как и в СССР и других бывших социалистических странах, наверняка активизировались бы национальные движения. И нельзя исключить, что в результате от Китая могли бы отпасть некоторые национальные окраины, в первую очередь Тибет и Синьцзян-Уйгурский автономный район. Однако даже столь драматические события не могли бы существенно поколебать геополитические позиции Китая. Особенно это касается возможной утраты Тибета.

И в политическом, да и в экономическом смысле Тибет – это скорее обуза для Китая, чем действительно ценная территория, за удержание которой стоит бороться. Избавившись от Тибета, Китай убрал бы один из важнейших раздражителей в своих взаимоотношениях с Западом. Впрочем, демократические власти Китая вполне могли бы найти какой-то консенсус с далай-ламой и сохранить Тибет в составе Китая. Не исключено, что была бы провозглашена и независимость СУАР, но такой сценарий был бы менее вероятен, чем в случае с Тибетом. Синьцзян, где имеются большие запасы урана, вольфрама, сурьмы, олова, никеля, тантала и других ценных полезных ископаемых, как в силу этого обстоятельства, так и вследствие своего географического положения в самом сердце Центральной Азии, на пересечении древних торговых путей, имеет значительно большее геополитическое значение, чем высокогорный Тибет. Любое китайское правительство, независимо от своей политической ориентации, вряд ли откажется от контроля над этим регионом. Да и доля китайцев и политически близких им народов в населении СУАР существенно выше, чем в Тибете.

Но в любом случае, даже если бы от демократического Китая отпали и Тибет, и Синьцзян (что далеко не очевидно), его геополитическая роль после воссоединения с Тайванем существенно бы возросла. Демократический Китай наверняка не просто имел бы дружеские отношения с США, Евросоюзом и другими странами Запада, но и в ряде случаев мог бы политически выступать с ними единым фронтом в ряде вопросов, например, в деле оказания давления на Россию и другие постсоветские государства.

В то же время, военная мощь Китая, благодаря добавлению потенциала Тайваня, резко бы возросла, и китайские вооруженные силы по качеству своего вооружения и боевой техники вышли бы на европейский уровень. И очень скоро Пекин мог бы реально угрожать Дели, а потом – и Москве. А заодно и попытаться создать военно-политический блок сначала из государств Юго-Восточной Азии, а со временем – и из стран Центральной Азии, уже непосредственно у российских границ. Можно допустить, что подобные геополитические амбиции Китая в случае реализации указанного сценария проявились бы уже году в 2009-2010-м. И они лишь с большим опозданием были бы замечены западными партнерами Пекина, успокоенными демократическим характером китайского политического режима. Так что не слишком экстравагантным представляется вывод о том, что жестокое подавление китайскими властями студенческих выступлений на площади Тяньаньмэнь в значительной мере замедлило геополитическое возвышение Китая, превращение его в самостоятельного игрока мировой политики. И это обстоятельство дает России дополнительное время для того, чтобы выработать такую политику по отношении к Пекину, которая позволила бы защитить российские национальные интересы в тот момент, когда в Китае попытаются привести свои геополитические амбиции в соответствии с растущим экономическим весом страны.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67