Иркутск — инопланетный город, не земной и уж точно не русский. Большая грязная деревня, в которой кое-где еще чувствуется 19-й век с извозчиками и генерал-губернатором, страдающим от скуки в этой глуши («Как они здесь живут?») — это время застряло в старых покосившихся деревянных домах с изумительной красоты резными наличниками, а рядом блестят уродливые офисные башни в стиле «Москва-сити». Старая деревянная застройка — вообще больная тема для Иркутска; стоит этакая халупа в самом центре, где земля стоит космических денег, и застройщики этих самых офисных башен хотят освободить место, переселив живущую там бабушку на окраину, в панельную двушку в Новоленино, а бабушка, фронтовичка и коммунистка, ни в какую. «Равноценная замена!» — а кто же ей равноценную замену в центре предоставит? И после месяцев уговоров и посулов больших денег бабушке, дом ночью просто горит. А власти, цинично ссылаясь на свежий пример «пожароопасности» старого жилья, принимаются сносить всю старину подряд.
А не русский Иркутск потому, что он уже давно и прочно китайский. Китайцев уже, кажется, больше, чем русских, китайская мафия победила и вытеснила когда-то сильную в городе мафию кавказскую, а про торговлю и говорить нечего. До недавнего времени в самом центре города торчала, как гнойник, легендарная «шанхайка» — огромный рынок дешевых китайских вещей. Бизнесмен Павел Чекотов сделал невозможное: выселил всех оттуда, построил большие крытые приличного вида торговые павильоны, и всех вселил назад, разумеется, не бесплатно. Казалось бы, хорошее дело, цивилизационный, облагораживающий проект! — но Павла Чекотова застрелили.
Китайское в городе все. Китайские магазины, китайские рестораны, китайская починка вещей — даже надписи на автобусах уже продублированы китайским. Китаец починит вам обувь, накормит лапшой, продаст спортивный костюм, слюняво рассмеется пьяным смехом в трамвае. Когда власти оправдывают гигантские деньги, вбухиваемые в Кавказ, тем, что, якобы, отвалившаяся Чечня запустит процесс федеративного распада, я смеюсь; вот где распад так распад — все деньги, все силы нужно срочно перенаправить в Сибирь, чтобы спасти хотя бы ее — потому что Дальний Восток уже безнадежно утрачен Россией, и скоро китайские власти начнут выселять нас за Урал, и никто ничего не сможет сделать, потому что даже возможная война будет быстро и легко проиграна. Да что Иркутск: в Бохане, моей родной деревне в ста километрах от города, уже есть китайская пилорама, долгое время бездействовавшая, а потом запущенная пришельцами с востока. Так как леса в Иркутской области все еще много, несмотря на фантастическое, вот уже второе десятилетие продолжающееся его разворовывание, пилорама работает весьма активно; но даже не это удивительно, а то, что пилорама стоит ровно напротив межрайонной прокуратуры. Через дорогу. Жарким июльским днем прокурорские работники выходят на крыльцо своего учреждения курить. Проезжая мимо, из окна машины успеваешь охватить взглядом и запомнить всю эту сочную, яркую картинку: тяжелые сосновые двери прокуратуры в полдень становятся совершенно янтарными от толстого слоя олифы, и синяя-синяя форма сотрудников на фоне этих дверей кажется скроенной из холодных свежих пластов морской воды.
Прокуратура любит проверять. Директор центра занятости должен обеспечить летним заработком детей из малообеспеченных и неблагополучных семей. Дети хотят иметь свою копеечку; по закону они могут рассчитывать на половину минимального месячного размера оплаты труда, что составляет 4 с мелочью тысячи рублей. Выбрав самых малообеспеченных, директор центра занятости идет к частным предпринимателям, владельцам магазинов и кафе — это единственные места, куда можно устроить детей на лето. Предприниматели рады бы взять подростков на работу, но боятся прокуратуры, которая немедленно приедет проверять условия детского труда. Кто в здравом уме захочет, чтобы к нему приезжала прокуратура?..
Ровно напротив прокуратуры, через дорогу — китайская пилорама. О том, что большая часть леса на ней ворованная, знают все, и лучше всех это знают синие мундиры, которые могут наблюдать процесс прямо из своих окон. Милые биороботы товарищи Цы Синь и Лю Хао ассимилируются: в редкие минуты отдыха от адской работы на жаре они приходят в магазин за водкой. Уступают место возле прилавка, если кто-то зашел в магазин после них, всем своим существом кланяются и извиняются, поймав чей-то взгляд. Изъясняются они неизвестно как, но продавщица их понимает. Видимо, ассимиляция идет обоюдная. Китайцы пилят наш лес, но они такие же заложники своей ситуации, как и мы — своей. Единственный способ борьбы с воровством — войти с бензопилой в эти янтарные нежные двери напротив. А китайцы сами по себе, в отрыве от производства, приятные тихие люди, и еще у них на пилораме стоят длинные-предлинные вольеры с собаками. Кушать-то что-то надо.
Но хватит про Китай, в Иркутске есть много другого интересного. Например, гопота. Я учился в лицее в предместье Рабочем, запущенной грязной деревне, рассаднике наркотиков и прочего криминала. А лицей этот считается (считался, пока директор Шашмурин не ушел) одним из самых лучших во всей России, и тихие очкарики-вундеркинды вынуждены были каждый день ходить мимо худых, по-обезьяньи сложенных личностей в спортивных костюмах и с темными от героина подглазьями. Они отнимали деньги, мобильные телефоны (да-да, то самое: «Слыышь! Дай позвонить! А если найду?») и даже пытались брать с нас дань, предлагая «крышу». От крыши спасла только другая крыша, случайное родство с какой-то милицией. В 11-м классе у меня даже появились приятели среди гопоты: некто Шапочка, мелкий урод, настоящий бесенок, стрелял у меня сигареты и провожал до трамвайной остановки, расспрашивая, как мы живем в лицее (я жил в общежитии при лицее). Шапочка, Шапочка, где ты сейчас? Не сторчался ли ты, не напоролся ли на нож, не сел ли по хулиганке?..
А так спальные районы Иркутска вроде Новоленино абсолютно ничем не отличаются от любых других спальных районов любого другого города России. Разве что погрязнее и посерее, иркутяне вообще не очень чистоплотны. Иркутские девушки говорят тем особым провинциальным, очень быстрым, чуть истеричным веселым говорком, который считается там особым шиком и проходит как дополнительный сексуальный признак. Несмотря на ближнее бурятское соседство, все в основном голубоглазые, бледные морозной сибирской бледностью блондинки, оставляющие ощущение свежести и прохлады. Четко выражен криминальный, ссыльный субстрат, но угловатость и приплюснутость женщин даже не уродует. Привыкаешь.
В то же время еще не выветрилась этакая дворянская декабристская утонченность. Лиц будто из 19 века особенно много в Олонках, селе в 70 км от Иркутска, где сосланный Раевский, жестоко страдая от отсутствия шампанского и чистого ухоженного женского тела, выстроил школу для противных, сопливых моих предков. Там сейчас музей.
Так что если вам хочется старины, экзотики и китайскости в одном неброском флаконе, то смело поезжайте в Иркутск. Только будьте готовы к тому, что из аэропорта, который находится в черте города, вы выйдете в какие-то непонятные кусты, в самом центре города на трамвайной остановке старая сумасшедшая бомжиха начнет демонстрировать вам свои половые органы, а китаец будет деловито есть из кулька жареных тараканов.
Фото - Илья Варламов
Распечатать